Крамер против Крамера - Эвери Корман

— Я не питаю никаких иллюзий, что мой ребёнок будет всю жизнь испытывать ко мне благодарность. Я всего лишь хочу быть рядом с ним, как всё это время, потому что я люблю его.

До начала перекрёстного допроса был объявлен перерыв, судья удалился в свой кабинет, и Тед Крамер покинул свидетельское место, попав в объятия своего адвоката и друзей.

В ходе перекрёстного допроса адвокат Джоанны стал обстреливать его вопросами о тех днях, ночах и часах, которые Тед проводил не рядом с Билли. Уточняя, как часто Тед нанимал к нему вечернюю сиделку, оставляя ребёнка спать под присмотром чужой женщины, адвокат стремился подвергнуть сомнению и моральные качества Теда, и чувства, которые он испытывал к ребёнку.

— Я не думаю, я вы должны с этим согласиться, что когда ребёнок спит, а вы дома, что он требует к себе особого внимания?

— Но и в это время ты выполняешь свои обязанности, ты настороже.

— Разве что только у вас нет женщины в постели.

— Возражаю!

— Возражение принято.

— Мистер Крамер, случалось ли, что у вас в постели оказывалась женщина в то время, как в другой комнате спал ребёнок?

— Случалось.

— Я тоже так думаю.

Тед подумал, что это просто грубая инсинуация, лишь смутно походящая на правду, но его адвокат тоже достаточно бесцеремонно обращался с Джоанной, да и кроме того, как Шонесси говорил, это была грязная игра. Грессен прошёлся по послужному списку Теда, обращая внимания на даты и места работы. Тед наконец понял, что они наняли частного детектива, чтобы собрать информацию о нём, которая сейчас пущена в ход против него.

— Сколько месяцев провели вы в таком положении, мистер Крамер? Сколько работ поменяли вы за последние два года? — Что, по мнению Теда, было достижением, когда ему удалось найти работу, адвокат стремился превратить в его недостаток, первым делом подчёркивая, что Тед оказался без работы.

— Теперь я работаю в «Макколлс». И убеждён, что дела у них пойдут хорошо.

— Сколько времени вы у них числитесь?

— Два месяца.

— Однако, вы ветеран!

— Возражаю, ваша честь!

— Я только представил вашему вниманию список работ этого человека, ваша честь. Он утверждает, что может взять на себя роль отца, когда на самом деле не в состоянии обеспечить себя работой. Если свидетель хочет подвергнуть сомнению эти данные…

— Точны ли они, мистер Крамер?

— Да. Но это ещё не всё…

— У меня нет больше вопросов.

В ходе повторного опроса свидетеля Шонесси постарался восстановить позицию своего клиента: разве потеря работы не является всеобщим бичом, разве он не повысил свой профессиональный статус за эти годы, разве для взрослого человека личная жизнь, в ходе которой порой приходится прибегать к помощи сиделки, не является обычным делом и разве он не отправится домой сегодня вечером после слушания и не будет заниматься малышом, как делал всё это время после того, как его с ребёнком бросила жена?

Адвокат истицы использовал возможность для ещё одного последнего обращения к ответчику.

— Мистер Крамер, в самом ли деле ваш ребёнок едва не потерял глаз, когда был на вашем попечении?

На какое-то мгновение Тед просто не понял вопроса. Они подняли историю с тем несчастным случаем!

— Я говорю, мистер Крамер, правда ли, что ребёнок поранил себя» когда был с вами и у него навсегда остался шрам?

На свидетельском месте Тед Крамер ощутил физическую слабость» ему стало плохо. Он посмотрел на Джоанну. Она держала подбородок на ладонях, закрыв руками глаза.

— Возражаю» ваша честь. Советник задал вопрос, который не имеет значения для настоящего слушания.

— В то время когда ребёнок находился на попечении ответчика, он сильно порезал себе лицо, на котором теперь остался шрам.

— Редакция вашего вопроса позволяет предположить» что речь идёт о преступном небрежении» советник?

— Да, ваша честь.

— Понимаю. Ну что ж, вам виднее. Есть ли у вас какие-то свидетельства, подтверждающие, что мы в самом деле столкнулись с преступной небрежностью?

— Нет, ваша честь, но тем не менее…

— В таком случае будем считать это несчастным случаем, советник, пока вы не докажете обратного.

— Собирается ли ответчик отрицать, что ранение ребёнка имело место?

— Я предпочёл бы прекратить эту линию допроса, советник.

— В таком случае я завершаю свои вопросы.

Тед сошёл со свидетельского места, по-прежнему не чувствуя под собой ног. Он медленно подошёл к Джоанне и остановился перед ней:

— Это предельно низко, Джоанна. Так низко…

— Прости, — сказала она. — Я только мельком упомянула об этом. Я представить себе не могла, что эта истории будет пущена а ход.

— Вот как?

— Верь мне, Тед. Я никогда бы на обратила её против тебя. Никогда.

Но она уже не могла управлять ходом событий. У обеих сторон были свои адвокаты, которые выбирали свою тактику, и она, вместе с адвокатами, существовала отдельно от них. И теперь обе стороны причинили боль друг другу и испытывали боль.

Слушание дела об опеке над ребёнком завершилось заключительными выступлениями адвокатов, которые постарались выпукло преподнести ключевые моменты, говорящие в пользу их клиентов. Ни ответчик, ни истица больше не проронили ни слова а этом зале; они не обращались ни к судье, ни друг к другу. Адвокат истицы говорил о материнстве, «этой уникальной животворящей силе, — сказал он, — сравниться с которой на земле ничего не может». Как часть своих доказательств он привёл утверждение, что «неестественно отделять такого юного ребёнка от его матери, как неестественно продолжать ребёнку пребывать с отцом, когда не подлежит сомнению, что мать может великолепно его воспитывать, она может и готова дать ему всю любовь и заботу, на которую только способна мать». Адвокат же ответчика говорил о силе отцовских чувств. «Отцовская любовь могущественнейшая эмоция, — сказал он. — Она не уступит по своей глубине материнской любви, как мы убедились из показаний в этом зале». Особое внимание он уделил чувству отцовства, свойственного именно Теду Крамеру. «Было бы жестоко и несправедливо решить дело не в его пользу, — сказал он в завершение своего выступления. — Ребёнок должен остаться в тёплом уютном доме рядом с любящим отцом, человеком, чьё право на воспитание ребёнка доказано всей его жизнью».

И наконец всё завершилось. Теперь судье осталось вынести решение. Он ещё раз проанализирует все показания, руководствуясь лишь законом и фактами, и примет решение. Такое слушание обычно не имеет своим финалом драматические минуты зачитывания приговора. Люди с нахмуренными бровями не дожидаются в зале вынесения решения, когда им приходится в отчаянии вцепляться в край стола, как это обычно показывают в судебных кинодрамах. Решение будет вынесено не в зале суда. Оно, как обычно, будет опубликовано в судебном бюллетене, который будет доставлен адвокатам, а те уже по телефону свяжутся со своими клиентами. Сообщение о том, кому из родителей будет передан ребёнок, будет выдержано в сухом и бесстрастном стиле. Но оно будет обязательно для исполнения.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Он не позволял себе отходить от телефона больше чем на пятнадцать минут. Среди тех, кто, выражая беспокойство, звонил ему, была его мать, которая связывалась с ним из Флориды едва ли не каждый день.

— Всё ничего не известно?

— Я дам тебе знать, мама.

— Да, дай мне знать.

— Мама, не надо такого напряжения. Может быть, ты позвонишь ей?

— Ей? Ей я звонить не собираюсь. Я звоню тебе.

Он постоянно вспоминал весь ход слушания, задним числом оценивая стратегию своего адвоката и критикуя свои ответы, когда стоял на свидетельском месте, но в конце концов пришёл к выводу, что слушание завершилось для него благоприятно.

Всё время, последовавшее за завершением дела, он вёл себя так, как и описывал в суде, что было для него нормальным времяпровождением. Дни он проводил на работе, а вечера — дома со своим сыном. Но часы текли медленнее, чем когда-либо, медленнее, чем когда он был без работы, даже медленнее, чем те первые три недели в Форте Дикс, когда, ожидая направления в часть, он маялся в приёмном центре, официально считаясь призванным в армию, но на самом деле болтаясь между небом и землей. Сегодня ему было проще, но и гораздо труднее — он отсчитывал часы и дни ожидания; ему не оставалось ничего другого, как ждать решения судьи.

Три дня уик-энда пришлись на празднование для рождения Вашингтона, и Ларри с Эллен предложили открыть их домик на Файр-Айленде. Поскольку там не было ни воды, ни тепла, предполагалось, что они просто разобьют в доме походный лагерь и будут проводить ночи в спальных мешках. Билли назвал это предложение «большим приключением», а Теду представилась возможность как— то перемаяться долгие воскресные дни до начала работы» когда он снова начнёт ждать звонка адвоката.