Мне давно хотелось убить - Анна Данилова

А после этого я назвал имя человека, который занимается у нас, в С., наркотиками… Некий Ханов. Мне просто показалось, что Вася – наркоман. Поверьте мне, никаких видимых признаков наркомании на его лице я не обнаружил, разве что невыразимая тоска во взгляде… Больше того, я сказал это ПРОСТО ТАК, как бы прощупывая его на этот счет. И как раз после этого я попросил у него кофе…

– И что же? – спросил Кречетов, не веря своим ушам. – Кофе пролился, и их собачка лизнула его?

– Нет, просто я сделал вид, что сильно нервничаю, и стал крошить в этот кофе пирожки… Признаюсь, мне не понравился внешний вид этих пирожков, вам это может показаться странным, но я не доверяю людям искусства, если речь идет о еде… Люди они творческие, могут положить в тесто наряду со своими фантазиями бог знает что… А желудок у меня один… Я не имею в виду яд, просто предпочитаю есть из рук, что называется, НОРМАЛЬНЫХ женщин…

– Ну, – перебил его нетерпеливый Кречетов, – покрошил ты ее пирожки в кофе, а дальше-то что?

– А ничего… Мы с Юлей уехали. Но представь сам, если в доме есть собака, да еще такая огромная, разве ты не скормил бы ей подмоченные в кофе пирожки? Не пропадать же добру! Я был просто уверен, что Лиза ничего не знает о том, что Василий решил меня отравить, а может, заодно и Юлю… И она, ничего не подозревая, дала эти пирожки своему Мише…

– А Василий что же, не предупредил ее?

– Здесь может быть два варианта: либо он НЕ УСПЕЛ ее предупредить и она отдала эту гадость собаке прямо в комнате спустя, быть может, пару минут после нашего ухода, либо он решил пожертвовать жизнью бедной собачки, чтобы только не открываться ей и не признаваться в том, что в кофе был подсыпан яд… Возможно, что это был сильный наркотик…

– Вы, друзья мои, можете рассказывать мне любые сказки, – вздохнул Кречетов, поднимаясь из-за стола, – но Лиза здесь ни при чем…

– Откуда такая уверенность? – спросил Шубин.

– Да потому, что ей, в отличие от ее любовничка, ЕСТЬ ЧТО ТЕРЯТЬ и она никогда не станет покрывав кого-либо, рискуя потерять свой дом и тот образ жизни, который она сама для себя придумала… Она эгоистка при всей ее, скажем, сумасшедшей любви к этому художнику.

Согласен, относительно Василия я могу ошибаться, но Лиза – женщина здравомыслящая. И если она узнает, что это по его вине погибла собака, она ему этого не простит, вы уж мне поверьте…

В это время кто-то постучал в дверь.

– Это ко мне, – сказал Кречетов и сам направился к двери. Открыл ее, постоял какое-то время молча и вернулся, пожимая плечами. – Не понял… Ведь стучался же кто-то, вы слышали?

– Слышали, – ответил Ерохин. – А что, никого нет?

– Странно, – Шубин решил сам выйти на крыльцо, за ним пошли и Ерохин с Кречетовым.

Из-за валившего с неба снега, покрывшего уже все видимое пространство двора и соседских крыш, трудно было разглядеть человека, стоявшего на дорожке, ведущей к калитке.

– Эй, кто там?! – в сильном волнении крикнул Ерохин, бросаясь с крыльца навстречу незнакомцу.

Однако, приблизившись к нему, он понял, что никакой это не человек, это лишь висящая на ветке яблони куртка. Он сорвал ее и вернулся к стоящим на крыльце Кречетовус Шубиным.

Шубин молча принял куртку из рук Виктора и прижал ее к груди. Слезы душили его.

Он вернулся в дом и сидел на табурете, молча раскачиваясь из стороны в сторону, не в силах сказать и слова.

– Это ЕЕ куртка, – тихо произнес Ерохин, обращаясь к Кречетову.

– Да уж… – Юрий Александрович подошел к Шубину и положил ему руку на плечо. – Рано убиваться…

Дай-ка взгляну…

Он почти силой вырвал из крепких рук Шубина куртку, отряхнул ее от снега и, сунув руку в карман, достал оттуда записку – большой лист белой бумаги, на котором обычной шариковой ручкой было написано крупными печатными буквами: «Уезжай».

На воротнике и мехе капюшона куртки виднелись следы крови. Сама же куртка была вымазана глиной или песком, порвана в нескольких местах, как если бы ее тащили вместе с телом по каменному полу или царапающей ледяной поверхности земли.

Чайкин по-холостяцки ужинал в своей каморке в морге.

Он не мог возвратиться домой после того, что с ним произошло. А вот ЧТО именно с ним произошло, он и сам не мог понять. То, что Надя испугалась тогда на кладбище, это понятно. Не каждой женщине будут приятны такие специфические фантазии. Но когда-нибудь она все равно узнает от него, чем были вызваны эти фантазии.

Вот только когда представится этот случай, когда они останутся наедине и Леша сможет поговорить с ней начистоту? И неужели так трудно было догадаться, что его кажущиеся извращенческими спектакли с гробами и покойницким гримом – всего лишь плата за спектакли другого рода, устраиваемые ею в агентстве? Какой нормальный мужчина согласится исполнять роль ДРУГОГО мужчины, да еще такого, каким является для Нади Крымов? Бабник! Скотина! Он измучил и Щукину, и Земцову, околдовал их, поработил…

Он не хотел говорить о Крымове с Надей, знал, что она будет все отрицать, заявит, что никогда не представляла на месте мужа Крымова, что во всем виновато болезненное воображение Чайкина. И в этом тоже, как это ни странно, виноват… Крымов! Кто еще начитался литературы про некрофилов? Ведь в представлении нормальных людей кто такие некрофилы? Уж, во всяком случае, Надя-то знала, что это больные люди, которым нравится вступать в сексуальный контакт с покойниками. Но Крымов «раскрыл» ей глаза и на другое толкование этого понятия. И разве не в ее блокноте Чайкин нашел ксерокопии страниц из книги «Убийства ради убийства», от которых пришел просто в ужас! «Итак, некрофилия – это влечение к смерти, которое может проявляться в самых различных формах: от самого безобидного и даже общественно полезного, например у ПАТОЛОГОАНАТОМОВ или СЛУЖИТЕЛЕЙ МОРГОВ, при этом помогая удовлетворить потребность в научном познании, до уничтожения и убийства…»

Чайкин два дня провел в читальном зале областной библиотеки, изучая эту книгу Антонина и понимая, что только такой подлый и ничтожный человек, как Крымов, мог так методично и творчески решать все свои проблемы, связанные с возвращением себе Нади. Впечатлительная молодая женщина, жена патологоанатома, естественно, не могла не обратить внимания на суть этой книги и не примерить эту информацию на свою жизнь и, в частности, на образ жизни своего мужа. А тут еще и его гробы с гримом, поездка на кладбище… Разве могла она предположить, что Чайкин просто-напросто мстил ей за часы, проведенные ими в агентстве, где Щукина пыталась реанимировать свои чувства к Крымову, используя для этого собственного мужа?! Куда проще ей было поверить в то, что ее Лешечка Чайкин – законченный некрофил! И она поверила, пришла в ужас и сбежала от него как от чумы. Одно хорошо – этот стресс позволил ей наконец сбросить с себя мнимую беременность, которая хоть и придавала ее семейной жизни великое множество приятных оттенков ( вплоть до возможности возомнить себя многодетной матроной, что, по мнению Чайкина, никак не вязалось с ее характером и даже внешностью дерзкого подростка), но все равно являлась чем-то болезненным, ненормальным, отравлявшим сознание. Особенно после того, как этой беременности настал конец.

Леша сделал себе еще один бутерброд и долил чаю. Из приемника доносилась спокойная классическая музыка, придававшая сегодняшнему вечеру некий философский смысл: мол, жизнь существует сама по себе, смерть – тоже. В зале на столе лежит распотрошенный труп буфетчицы с сифилисом в последней стадии, что не мешает Леше Чайкину спокойно есть свой ужин и слушать хорошую музыку. Жизнь, равно как и смерть, ПРОДОЛЖАЕТСЯ.

Да, безусловно, ему доводилось встречаться с некрофилами. Причем с самыми настоящими. И он, Леша, по молодости, по глупости, даже впускал их к себе в морг, где позволял за бутылку провести ночь в зале с мертвецами. Он не знал, чем занимался там, оставшись наедине с трупом, один студент, который объяснял свои визиты стремлением ПРЕОДОЛЕТЬ СЕБЯ, поскольку сам крепко спал на своем диванчике в каморке, с пол-литром водки в желудке. Ну нравится человеку смотреть на трупы, ну борется он со своей трусостью… Может, он хочет стать врачом, а трупов боится… Приходила сюда как-то и девушка, просила Чайкина оставить ее на ночь в зале с трупами. Только после ее ухода у одной из покойниц не оказалось уха…

Да каких только людей не бывает?! Были и другие мужчины, в годах, просившие разрешения провести ночь возле покойников. Но ведь это трупы, они ничего не чувствуют…

Конечно, утром, проспавшись и протрезвев, Чайкин мучился какое-то время угрызениями совести, мол, допустил такое… Но потом быстро успокаивался, решив, что таким вот образом он, быть может, сохранил жизнь ЖИВОЙ ДЕВУШКЕ, которую этот извращенец мог бы изнасиловать, а потом убить, не разрядившись сексуально в морге.