Юность Маши Строговой - Мария Прилежаева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- "Слово о полку Игореве" и моя статья. Не очень большая статейка, бывают книжечки посолиднее.
Валентин Антонович с добродушной иронией посмотрел на Ускова. Усков смущенно откашлялся: именно такую солидную книжечку о русских повестях XVI века ему предстояло создать.
- Моим ученикам, - сказал Валентин Антонович, протягивая одну книжку Юрию, другую - Маше.
Нина заглянула через плечо Юрия.
...Ярославны голос слышится...
"Омочу рукав бобровый
Во Каяле во реке,
Вытру раны я у князя
На его кровавом теле".
- Извечная женская верность, - сказал профессор.
- Спасибо, Валентин Антонович! - проговорила Маша.
За окнами гулко прокатился орудийный раскат. Снова салют.
Когда Маша и Валентин Антонович вышли на улицу, небо озарилось последней вспышкой и погасло. Стало темно.
- Мария Кирилловна, что пожелать вам на прощание? - спросил Валентин Антонович, стараясь увидеть в темноте ее глаза.
- Силы, - ответила Маша.
Он не знал, что у нее на душе, не решился спросить.
- Будьте сильной! - сказал он.
Маша вернулась домой, спустила шторы, зажгла свет. Она села в то старое кожаное кресло, в котором когда-то, сжавшись в клубочек, слушала разговоры отца с Аркадием Фроловичем. Подобрала под себя ноги, подперла кулаком подбородок и прочитала статью Валентина Антоновича. Это была интересная статья. Как ключ открывает дверь в дом, так она открывала новое в книге, известной с детства. Но нет, Маша не знала раньше эту книгу. Только теперь она прочитала в ней слова: "Будь верен долгу". Будь верна, Маша, долгу! Пойми, в чем твой долг.
В дверь раздался стук.
- Кто? - спросила Маша.
Стучала соседка.
- Письмо!
Маша разглядывала в полумраке прихожей самодельный треугольник. Знакомый треугольник со штампом "Полевая почта". Их много хранится у Маши в ящике письменного стола!
"Сережа, ты снова вспомнил меня! Ты всегда приходишь на помощь..."
Маша вернулась в комнату, раскрыла свернутый треугольником листок.
- Что такое? - в ужасе прошептала она. - Я схожу с ума!.. Послушайте, помогите мне кто-нибудь!
Она подняла глаза и увидела в зеркале шкафа свое белое как бумага лицо.
- Так и есть! - сказала Маша, дрожащей рукой поправляя волосы. - Я заболела... У меня бред, а я одна.
Она боялась посмотреть на письмо. Там ничего нет, ей показалось...
- Сейчас прочту еще. Нет, ничего не случилось. Они перепутали.
Вот когда понадобилось Маше собрать все свои силы, чтобы снова прочесть письмо:
"Товарищ Строгова! Только ваш адрес удалось обнаружить в записной книжке лейтенанта Агапова. Не знаю, кто вы. Знаю, что не жена и не невеста Агапова. Недавно об этом шла речь. Агапов сказал, что у него никого нет. Пожалуй, и лучше.
Пишу я вам потому, что кто-то там, дома, должен почтить память бойца.
Почтите вы.
В ночь на 4 февраля я был назначен в разведку. Агапов добровольно вызвался мне в помощь.
Мы были сутки во вражеском тылу. Дело было опасное.
Нас обнаружили, когда мы возвращались обратно. Поднялась тревога. Агапов был ранен раньше меня. У меня были важные сведения, надо было доставить командованию. Я упал в канаву и лежал притаившись. Я видел немецкие патрули схватили Агапова. Был ранен и я: кусты простреливались. Я не мог ничем помочь ему.
Уважаемая М. Строгова, не знаю даже вашего имени. Агапов был честным товарищем. Никогда не забуду его.
Пишу с дороги: эвакуируют в госпиталь. Вылечат - возвращусь в строй, отомщу!"
Глава 38
Маша до рассвета просидела в кресле.
Было холодно, она не встала взять платок. Она положила голову на валик и неподвижно сидела.
Придет когда-нибудь утро? Что утро!
Но когда сквозь штору пробился свет, она машинально откинула ее и увидела снежный солнечный день. На тротуаре стоял мальчик. В длинных брюках и узеньком, не по росту, пальтишке с рыжим воротником; он стоял против Машиного окна и не отрываясь смотрел в одну сторону. Скоро из переулка, куда он смотрел, выбежал другой мальчик. Они замахали сумками в знак приветствия, и оба побежали.
Это были Витя Шмелев и Володя Горчаков.
Маша лихорадочно стала собираться в школу. Вещи падали из рук, из портфеля рассыпались Книги. Она собирала их, присев на корточки, и вдруг спросила себя: "Что я скажу им сегодня?" Все ее мальчишки, все до единого, представились ей, их веселая и серьезная жизнь. Как рассказать им, что передумала она в эту ночь?
Книжечка Валентина Антоновича лежала на столе.
Маша взяла ее, полистала страницы. Может быть, потому, что и теперь Маша искала ответа на свои мысли, она прочитала: "Братья и дружина! Лучше уж убитым быть, чем полоненным быть".
- Подавив плач, Маша спрятала книгу в портфель и быстро пошла в школу.
В коридорах заливался звонок. Ребята галопом неслись в классы.
Маша прошла на урок, не заходя в учительскую. Звонок еще звенел, шестиклассники считали себя вправе кричать и стучать. Но вдруг Дима Звягинцев, который раскладывал на парте учебники, увидел лицо учительницы.
- Эй, вы, тихо! - крикнул он, изумленный чем-то почти до испуга.
Он спрятал грамматику в парту и ждал, что скажет Мария Кирилловна. Класс умолк.
- Эта книга написана восемьсот лет назад, - сказала Маша.
- Восемьсот лет назад? Вот так штука! Ну, значит, в ней ничего не поймешь!
- Я вам прочитаю немного. Вот, например, как говорит Святослав об одном смелом князе: "Высоко паришь ты на подвиг в отваге, словно сокол, по ветру летящий..." Непонятно?
- По-нят-но.
Толстые губы Пети Сапронова зашевелились, улыбка осветила его некрасивое лицо.
- Мария Кирилловна, про Игоря так сказал Святослав?
- Нет. Послушайте, что случилось с Игорем.
Открылась дверь. Вошли Борисов и инспектор роно. Маша узнала седой бобрик. Напрасно инспектор пришел сегодня на Машин урок. Впрочем, не все ли равно? Борисов направился в конец класса, шагая между партами, как журавль, инспектор следовал за ним. Ребята потеснились, кое-как устроив гостей. И забыли о них.
- Читайте, Мария Кирилловна, читайте!
- "Игорь к Дону войско ведет. Уже беду его подстерегают птицы по дубам...
О Русская земля, ты уж за холмом!"
Леня Шибанов робко протянул руку:
- Мария Кирилловна! Он победит?
- Тише ты! Спрашивает!
- "Игорь полки поворачивает: жаль ведь ему милого брата Всеволода".
- Видишь, какой он! - Володя Горчаков с торжеством оглянулся на Леню Шибанова, но тут же растерянно и виновато мигнул.
- "Никнет трава от жалости, а дерево с печалью к земле приклонилось... Князь Игорь пересел из седла золотого да в седло раба".
- Э-эх! - сказал кто-то.
Маша чуть слышно читала плач Ярославны.
И вот:
- "Взволновалось море в полночь, идут смерчи мглою. Игорю-князю бог путь кажет из земли Половецкой в землю Русскую..."
Класс вздохнул облегченным вздохом. Володя Горчаков не смог удержаться - стукнул Витю Шмелева кулаком между лопатками:
- Что я тебе говорил?
- Ладно! Я сам знал.
- "...Солнце светится на небе. Игорь-князь в милой отчизне. Страны рады, грады веселы".
- Мария Кирилловна, вот жалость-то, что у них не было салютов!
- А мне понравился буй-тур Всеволод! - воскликнул Володя Горчаков.
Буй-тур Всеволод понравился всем.
- Игорь тоже был смелый и храбрый, - возразил Витя Шмелев. - Обидно, зачем он попался в плен.
Ребятам хотелось восхищаться князем Игорем, который ничего не боялся, даже тьмой закрытое солнце не испугало его. Эх, не надо, не надо было попадать ему в плен!
- Я ни за что бы не сдался! Ни за что! - твердо сказал Леня Шибанов.
Все на него оглянулись.
Он был тщедушный и робкий.
- Когда вы прочитали, Мария Кирилловна, что князь Игорь пересел из седла золотого в седло раба, я подумал: пусть бы лучше он умер!
Мария Кирилловна медленно, словно во сне, приблизилась к парте Лени Шибанова. Она пристально смотрела на него. Он смутился.
- Хорошо все-таки, что князь Игорь бежал.
- Значит, верно: лучше убитым быть, чем полоненным быть? - спросила Мария Кирилловна.
- Да! - ответил ей дружный хор.
Никто не сомневался.
Маша почувствовала, как безмерно устала. Она совсем была измучена, ноги не держали ее.
- Вот и все, ребята, - сказала она.
Урок кончился.
Оставалось еще одно трудное дело. Маша вспоминала о нем всякий раз, поднимая глаза на портрет Бочарова.
У нее не было больше уроков. Прямо из класса она пошла домой. Она спешила, как будто то, что она должна была сделать, надо делать скорей.
- Мария Кирилловна!
Торопливо шагая, ее догонял Борисов. Он остановил ее в дверях. Он забыл всю свою благовоспитанность и так сильно схватил Машу за руку, что она невольно вскрикнула: "Ой!" Должно быть, он с трудом сдерживался, чтобы не ругать ее, не топать ногами.
- Что это значит? - просвистел сквозь зубы Борисов. - Объясните, что это значит? - шипел он. Его маленькая головка напоминала головку змеи, которой хочется жалить. - Разве я не предупреждал вас, что приду сегодня на урок? Разве не спросил, что у вас намечено по плану? Я сказал инспектору, что у вас грамматический урок. Что же мы застаем? В каком положении я? Я, руководитель учебной работы в школе, не знаю, что делают учителя!