Невинная для бандита (СИ) - Данич Дина

Я ощущала каждой клеточкой тяжелый взгляд Мороза. Он слушал молча и не перебивал меня. Однако я уже и так знала его реакцию. Не поверит. И не понимала — к чему этот спектакль. Но чего я совсем не ожидала, так это того, что он окажется слишком близко. Настолько, что мне станет страшно.

— Посмотри на меня, — прозвучал очередной приказ. Поднять на него глаза стоило мне огромных трудов. Но разве Герман позволит ослушаться? — Ты поедешь со мной.

— Куда?

— Домой.

— У меня нет дома…

— Есть, — сквозь зубы произнес он. — Поедешь ко мне. К Кате.

В этот момент я вдруг поняла — он боролся сам с собой. Я не очень понимала, что за противоречия его раздирали, но он выглядел как человек, который сдерживает себя из последних сил.

— Ты же выгнал меня… Сказал не показываться… Я не понимаю…

Он прикрыл глаза и шумно вдохнул.

— Что ты не понимаешь? Что нужна мне? Нужна Кате?

— Нужна? — изумленно повторила я. — Это такая изощренная шутка? Ты же только вчера…

— Я был не прав, ясно?! — рыкнул он, хватая меня за плечи. — Перегнул палку.

— Ты назвал меня шлюхой…. предательницей…

Хватка усилилась, и я невольно вскрикнула, что привело мужчину в чувства. Он тут же отпустил меня и с каким-то отчаянием посмотрел на меня.

— Просто поедем со мной.

— У меня снова нет выбора?

— Выбор? Какой тебе нужен выбор? Хочешь выбрать себе мужика? Член побольше, или что?! — Это было словно пощечина. Слезы непроизвольно выступили на глазах. Опять, он опять это делал — со мной, с нами. Втаптывал в грязь.

— Зачем ты…

— Потому что меня рвет на куски от одной только мысли, что кто-то к тебе прикасался, трогал тебя! — рявкнул Мороз. — Я едва крышей не отъехал, пока смотрел на эти блядские фото с тобой, понимаешь?

— Почему?

— Потому что ты — моя! Потому что я не могу уже без тебя, Еся! Понимаешь? Потому я… блядь, потому что люблю тебя, ведьма рыжая!

Он притянул меня к себе и довольно грубо поцеловал, не давая ни единой возможности отстраниться. Он брал меня, пил мое дыхание, наказывал за то, что испытывал сам.

Лишь когда дышать стало невозможно, я уперлась ему ладонями в грудь и замычала, только тогда он отпустил. Прикоснулся своим лбом к моему и, тяжело дыша, продолжил:

— Я не хотел тебя! Не просил, не заказывал, чтобы ты встретилась на моем пути и перевернула все с ног на голову! Но ты здесь, — он указал на грудь, — и этого не изменить. Так что да, у тебя нет выбора. Если понадобится, запру тебя в комнате и каждый день буду убеждать быть со мной добровольно. Буду добиваться тебя.

— А если не сможешь?

— Смогу, Еся, смогу. У меня очень серьезная мотивация — хочу тебя каждый день в своей постели, в своей жизни. Хочу, чтобы ты стала настоящей матерью для Кати. Чтобы мы стали… семьей…

— Но ведь то, что было на фото…

— Замолчи. Просто замолчи. Не хочу об этом думать. Просто забудем.

— И ты просто поверишь мне на слово, что у нас ничего не было?

Он долго молчал, и я уже стала волноваться, что ответа так и не получу.

— Со мной сложно. Я параноик и ревнивый черт. Я не идеал и повидал много дерьма, так что теперь никому не верю и никого не подпускаю к себе. Но да, тебе я поверю.

Поверю, Есения… Потому что ты — мое исключение. Ради тебя я готов учиться доверять… Ты — единственная, ради кого я готов нарушить все свои принципы. Потому что подыхаю без тебя. Вот такая вот херовая правда.

Я не могла осознать это. Слишком это было неожиданно. Да и не в стиле Германа. Но в то же время я видела его таким впервые — обнаженным, раскрытым. Сейчас он показал свою уязвимость передо мной. Он перестал быть несгибаемым, непробиваемым мужчиной, который равнодушно закрывался ото всех. Его ломало от тех чувств, что были внутри. И, возможно, мне стоило отыграться за то, что он устроил мне вчера, наказать побольнее.

Но я не смогла… Не смогла причинить боль человеку, который стоял передо мной с душой нараспашку. Да, в своей манере, да, с замашками тирана. Но Максим прав — если я люблю его, то придется принимать не только его положительные стороны. А его целиком — со всем багажом прошлого.

— Я бы никогда не предала тебя сознательно, — все же прошептала едва слышно. — Не смогла бы быть с другим. Не знаю, как это случилось, но я ждала тебя тем вечером. Надеялась, что не пропустишь день рождения Кати.

То, как изменился его взгляд, было лучшим подтверждением, что я поступила верно. Дикий, разъяренный зверь нуждался в том, чтобы его погладили, успокоили и заверили, что любят. Что не отвергнут.

Не предадут…

— Девочка моя… Любимая… — И теперь его поцелуй был совершенно иным. Нежным, почти невесомым, а объятия крепкими и многообещающими. — Знаю, со мной сложно, но я уже не способен тебя отпустить…

— Ты снова решаешь за меня, — пробормотала, пытаясь увернуться от его ласки.

— И всегда буду. Ругайся, злись, но будь рядом, — Герман вынудил посмотреть ему в глаза, и я поразилась тому, насколько шальным выглядел тот. Словно безумец, готовый пойти на все. — Хочу тебя, Еся, сейчас… Здесь… — его руки судорожно шарили по моему телу, будто от моих слов зависела его жизнь.

— Но нас могут услышать…

— Плевать, — рыкнул Герман и развернул меня к стене…

Его жадные прикосновения были красноречивее всех слов. И часть меня уже поддалась ему, потянулась к мужчине, но часть… все еще помнила боль от брошенных слов. Я не отталкивала Мороза, но и отвечать тоже не спешила. И он это почувствовал.

— Что не так? — глухо спросил он, замерев у меня за спиной.

— А что между нами так? — с горечью спросила я. — Думаешь, секс все исправит? — добавила чуть тише, без особой надежды, что смогу достучаться до Германа.

Какое-то время я слышала только тяжелое дыхание. И все. Просто ждала своего приговора. Я была в полной уверенности, что от моего желания сейчас мало что зависело.

— Я… не знаю, как, — наконец, раздались тихие слова. — Не знаю, как еще показать, насколько сильно ты мне нужна, и как сильно жалею о своей несдержанности.

В его словах прозвучали отголоски настоящего отчаяния. И мне вдруг подумалось — может ли быть такое, что он попросту не умел извиняться? Признавать ошибки?

Холодный, равнодушный, высокомерный.

Замкнутый.

— Ты слишком непредсказуем, — призналась я в ответ. — И это пугает меня. Я не знаю, чего ждать…

Раздался тяжелый вздох.

— Я понимаю твои опасения. Но не стану врать, что изменюсь. Я не подарок, Еся. Совсем. И не умею красиво говорить, или что вы там, девочки, любите. Я привык делать то, что считаю нужным, чтобы моя семья была в безопасности, чтобы ни в чем не нуждалась. Привык заботиться так, как считаю правильным. И теперь ты — часть моей семьи. Хочешь ты того или нет. Можешь сопротивляться, кричать, ненавидеть меня. Можешь даже не подпускать к себе. Но итог будет один — ты сдашься.

— Ты слишком самоуверен, — не удержалась я от возражения.

Горячее дыхание прошлось по плечам, а затем и шее…

— Возможно. Но я привык добиваться своей цели. И моя цель — ты.

— А когда добьешься? Потеряешь интерес?

Герман неожиданно резко развернул меня лицом к себе и взял за подбородок, не давая возможности отвернуться.

— Разве можно потерять интерес к тому, что является частью тебя? Ты, возможно, ждешь красивых сопливых жестов, но правда в том, что их не будет, Есения. Но буду я — твой мужчина. Который не даст тебя в обиду, защитит и позаботится. Ты можешь врать, что ничего не чувствуешь ко мне, но я знаю, что это не так. И ты тоже знаешь. Рано или поздно ты поймешь, что вместо противостояния мы можем просто жить. Вместе. Просыпаться и засыпать вдвоем. Растить Катю.

Наверное, у Германа был какой-то врожденный талант важные, красивые слова произносить так, что пропадало любое очарование моментом. Он был вот таким — прямым, жестким и прущим напролом. Я не сомневалась — он возьмет меня измором. Такой, как он, мог. И сделает.