Дыхание в унисон - Элина Авраамовна Быстрицкая

Но должны быть пределы, которые нельзя переступать. Никогда и ни при каких обстоятельствах за всю свою жизнь я не позволила себе с режиссером или с начальником войти в сомнительные отношения ради того, чтобы получить роль или какие-то преимущества перед другими актрисами.

Все-таки позже мне довелось играть в «Любови Яровой» в постановке Петра Фоменко. Меня в декабре 1977 года ввели на роль Пановой, и я постаралась ее сыграть так, чтобы главная героиня отошла в тень. Это заметили критики, одна из газет написала, что в исполнении Быстрицкой Панова неожиданно вышла на первый план. Я не злорадствовала. Панова мне нравилась, и я играла ее в полную силу. А в целом спектакль удался, он держался на сцене пять лет, до ноября 1982 года.

Я никогда не принимала участия во всевозможных актерских «дружеских встречах», с их наспех собранным застольем, с бесконечными разговорами ни о чем, с перемыванием чьих-то косточек. Избегала так называемых тусовок, в которых случайные люди изливают друг другу душу. Мне было жаль на это тратить время, становилось неловко за себя и других. Я встречалась лишь с теми, кто мне был интересен. Это были не только известные актрисы, но и актеры. С удовольствием общалась со своим партнером Николаем Ивановичем Рыжовым. Он много рассказывал о своей маме, Варваре Николаевне Рыжовой, о других актрисах Малого театра. Николай Иванович был очень добрым человеком, искренне любил Малый театр и гордился тем, что он артист этого театра.

Рыжов играл одни и те же роли с Михаилом Жаровым. Жаров всегда смотрел на меня «мужским» взглядом, как бы поточнее сказать — снизу вверх. У него постоянно были хулиганские глаза. И смотрел он так, что хотелось сразу застегнуться на все пуговицы. Однажды я даже сделала чисто интуитивное движение, словно проверяла, все ли у меня в порядке с одеждой. Жаров заметил это и озорно улыбнулся.

В «Волках и овцах» у меня было два партнера — Николай Рыжов и Михаил Жаров. В спектакль вошли они не одновременно — Жарова ввели чуть позже, когда «Волки и овцы» уже шли. Я с удовольствием с ними работала, хотя они были очень разными. Рыжов играл мужчину, который боится женщин и вроде бы не знает, как с ними вести себя, а Жаров был в спектакле женолюбивым, опытным пройдохой, который опасается попасться на крючок, но все остальное хотел бы получить. Два разных решения роли двух актеров, но мне было интересно играть и с тем, и с другим. И поучительно: я понимала, что нельзя себя вести одинаково с такими отличными друг от друга партнерами, хотя текст один и тот же и поступки те же, но мотивировки несколько иные.

О взаимоотношениях актеров, особенно актрис, в театре ходит немало разных слухов: и завидуют друг другу, и строят маленькие козни перед выходом на сцену, и чуть ли не считают, сколько букетов получила та или иная актриса после спектакля. Не знаю… Я ни с чем подобным никогда не сталкивалась. Чисто интуитивно мы все пытались уберечь театральные отношения от грязи. Свои букеты я, конечно, считала. Иногда их было много, иногда совсем ничего. Но я никому не завидовала и умела радоваться за других.

Порой у меня случались большие простои в кино и театре — мне все приходилось начинать как бы заново. Нет, не с чистого листа, а именно заново, то есть словно бы выходить на дорогу, которую уже однажды прошла.

У меня на этот счет есть даже своя теория. Я считаю, что между актрисой и зрительным залом идет активный энергетический обмен. Такой же обмен осуществляется между актрисой и ее ролью. Эти процессы нельзя прерывать безболезненно, без ущерба для актрисы. Она ведь живет одним дыханием с залом, со зрителями. И если зал хорошо принимает исполнителя, он словно подпитывает его своей энергией. Тогда и играть, и жить легче. Я в этом убеждена.

Длинные простои, когда нет работы и нет «энергетической подпитки», немилосердно бьют по актеру. Слабые не выдерживают этих ударов, заболевают, страдают, иногда умирают.

Я по опыту знаю, что театральные коллективы — из самых сложных, они словно бы сотканы из противоречивых характеров. В труппе Малого театра насчитывалось до 125 человек. Могу ошибиться, но незначительно. Это было удивительное собрание талантливых людей, среди которых женщин явное большинство: красивых, умных, с характерами и амбициями. В такой среде неизбежны трения, борьба за лидерство, которая в конечном счете выливается в борьбу за роли, за главное место на сцене. Но я никогда не ставила перед собой задачу выделиться, у меня была другая цель — сыграть. И я не ждала, пока мне что-то предложат. Предлагала сама, иногда мои предложения учитывались, часто — нет.

Я и сейчас затруднилась бы сказать, когда почувствовала себя в Малом театре «своей». Спокойных дней не было, требовалось постоянно доказывать: я могу!

Все у меня было в Малом — яркие взлеты, затяжное молчание, радость успеха и отчаяние… Словом, все как в жизни…

Я любила выезжать на гастроли вместе со своим театром. В стране не было крупных городов, где бы мы не побывали.

Неожиданной для меня оказалась поездка в Одессу. После спектакля служащая театра привела ко мне в уборную мужчину:

— Элина Авраамовна, вас спрашивают…

Присмотрелась: боже мой, Харченко, тот самый молодой солдатик из моего военного прошлого! Судьбе было угодно в третий раз устроить нам встречу! Вася узнал из афиш о наших гастролях, увидел мое имя и пришел в театр. Он куда-то срочно уезжал и буквально умолял навестить его маму. На следующий день Вася привез меня к ней, а сам попрощался…

Не могу забыть комнатку мамы Василия. В огромном количестве вышитые белые салфетки, на стульях и диване — вышитые чехлы, семь слоников вереницей, белоснежная чистота! Мама Васи приняла меня как родного человека, не знала, где посадить и чем угостить. Вновь и вновь благодарила за то, что я спасла на фронте ее сына.

Я смущалась. Мне казалось, что не стоит такой горячей благодарности мой поступок, который в годы войны был естественным — тысячи людей отдавали свою кровь раненым. Но после этой встречи