Короткие истории - Леонид Хлямин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К апрелю я случайно узнал, что у нее полный разлад со своими «поклонниками» и «любовниками». Я еще подумал: «До хорошего с нашими курсантами не дойдешь. А до плохого – пожалуйста». У меня были основания так думать, так как наших курсантов часто стали последнее время сажать за решетку, за совершение ограблений и прочего. Один надолго сел за убийство.
У меня мелькало в голове – стать решительнее и увести ее из этой компании, да и вообще лишить ее этого круга общения?! Но как бы я это сделал, я не представлял. Не представляю и сейчас, впрочем. Помимо учебы, Дина работала в магазине, неподалеку, там же при нем была забегаловка, где бухали, – окружение совсем не утонченное. Ну, а после майских праздников я узнал от своих ребят курсантов страшную новость (мы как раз были в этот день «на объекте» и ставили забор в «тридцатке»). Мне сказали, что, не выдержав жизненных своих перипетий, Дина повесилась. Дома. Что похоронили вот на днях.
Это я может, виноват, – я вовремя не вмешался в тот момент, когда наши пути c тобой случайно едва-едва пересеклись?
7.
В девять – в начале десятого я захожу в «служебный» выход. У нас постоянно путают вход с выходом, потому что никто не знает, как его называть правильно: все-таки служебный «вход» или все-таки служебный «выход», и поэтому – говорят, как придется…
Все в отпусках. На месте лишь я и Артем. Сейчас я пройду быстрым шагом к своему столу (он стоит первый в нашей комнате № 3) поставлю на правый край первого стола свой темно-синий портфельчик, и пойду здороваться с Артемом. Артем будет с постоянного перепоя, с багровым расплывшимся лицом. У нас так каждый день. Уже целый месяц изо дня в день. Он сидит в конце комнаты грузный и невеселый.
– Этааа самое, Леонид, давай кирнем? – какое-то старое словечко «кирнем», – отмечаю для себя давно, – так Довлатов еще писал…
Я не отвечаю прямо на этот вопрос. А уклончиво говорю, вздыхая:
– Давай, схожу…
Я пойду, так как ему не дойти с его весом далеко за сотню и его состоянием.
– Только, эта…Леонид, у меня денег почти нет… Вот могу дать что есть. – И он дает мне «что есть».
– Если что, я за документами отошел.
– Не вопрос.
Я беру свой портфель, иду на остановку и покупаю «Сталинградскую» водку за 156 рублей и сок. Прячу ее внутрь портфельчика и довольно быстро возвращаюсь. Достаю из ящика стола ему пластиковый стакан и пластмассовую стопку – остались с моего дня рождения. Наливаю. Он выпивает, и прячет себе в стол. (Однажды его вырвало прямо на пол, а абитуриент убирал). Я выпиваю сока, так как не пью с утра. Бутылку перекладываю в пустующий стол Николая Иваныча (он уволился недавно). Теперь Артем будет весь день нырять в этот стол. Надо отдать ему должное, пить он умеет незаметно и тактично, и даже когда его вызывает начальство, он не палится.
«Север! – говорит Артем. – Семь лет на севере научили меня».
Я тут же хитро замечаю: «Пить научили?» – «Да, – расплывается в улыбке, – кидаешь снег в кружку со спиртом, – и можно пить».
Пришел увольняться Леха. В понедельник. Ему долго не подписывали, но потом подписали. У нас этот месяц щедр на увольнения. С Лехой мы недавно отмечали мой день рождения, усевшись в спортзале вдвоем. Я притащил целую спортивную сумку всякого закусона и водки.
Артем выпил бутылку к часу дня.
Еще приехало «госимущество» в этот день, и зам пошел показывать наши помещения «госимуществу». Потом они уехали: и зам и «госимущество». Собрались и мы с Артемом. Я – налегке со своим портфельчиком, – он – тучно и покачиваясь. И так каждый день у нас. Весь июль.
8.
Нам сказали, что дело пустяковое.
То есть, когда нас вызвали жарким утром в кабинет: меня, Леху и Валентиныча, то сказали, что дел – всего ничего: «остатки» старого забора снять, распилить, выкорчевать, и поставить на новое место, загородив путь от уже стоящего забора до здания. «Пустяковое дело» – так и повторили при разговоре несколько раз. Еще сказали, что нужно получать аккредитацию, а без целого забора нельзя, а его нет. Надо чтоб был. И пофиг, что мы педагогами числимся и являемся, а не бригадой рабочих.
Работали мы в итоге недели три. Зато, нас никто не дергал, не мешал нам. Это был плюс. Разве сказали, что управиться мы должны быстро, – чуть ли не за три-четыре дня. Мы, конечно, не поверили, посмотрев; но приступить – приступили.
В помощь себе я взял из своей группы троих – Игоря, Санька и Диму, кажется. Они не могли никак получить дипломы, и поэтому деваться им было некуда. Раз надо работать, то будут. Они охотно взялись, или, по крайней мере, сделали вид, что охотно. Они оказались хорошими простыми такими парнями, и я не зря на них решил положиться.
В свою очередь и Валентиныч взял трех «бойцов». Одного русского и двух казахов, родом кои оказались из-под Палласовки. Мне это понравилось, и я остался всеми помощниками, доволен.
Леха никого не взял, так как его группа выпустилась вся, или ему было просто некого взять. Не помню.
Секции забора мы осматривали раза три. Первый – когда нас возил наш водитель на «ГАЗеле», и два, уже, будучи на месте.
– Ни хуя себе, – на три дня, – сказал Леха, – тут бы за полмесяца управиться. И действительно, забор выглядел внушительно. Каждую отпиленную «болгаркой» секцию потом, мы несли вшестером. А пока ходили и смотрели. Думали, как будем пилить, носить и ставить.
Чуть позже приехал замполит. Побегал возле нас, покружился возле забора, – с понтом, – осмотрел, подбодрил нас совершенно ненужными глупыми словечками, сказал, что «справитесь», и с легкой душой укатил.
Мы остались стоять и разглядывать весь этот стоячий металлолом.
Утро у нас начиналось с того, что мы с Лехой приезжали к девяти-десяти. Валентиныча обычно не было. Он сначала ехал на основное место, в наш «центр», ждал там двенадцати часов, чтоб пообедать, и уже потом ехал к нам. Сначала мы молчали. Позже – высказали. Валентиныча было не пробить. Одним словом – хохол. И не пьющий, не курящий. Лучше б пил.
В ответ Валентиныч кричал, что у него дела, и что ему надо выписывать дипломы и все
