Двойная игра - И. Колвин

В действительности Кальтенбруннер был уверен, что Маронья-Редвиц, довольно крупный работник немецкой разведки, встречался с лицами, поддерживавшими связь с англичанами. Канарис очень резко реагировал на слова Кальтенбруннера и разговаривал с ним слишком возбужденно. Он утверждал, что необходимо вести наблюдение за представителями всех венгерских партий. Обязанности офицера разведки требовали от него, чтобы он знал о деятельности всех групп. Казалось, эти доводы частично убедили Кальтенбруннера.

«Венгерская разведывательная служба всю войну не теряла контакта с англичанами, — признался один из высокопоставленных венгерских дипломатов, когда я рассказал ему об этом случае. — Поэтому подозрения Кальтенбруннера представляли большую опасность. Венгрия поддерживала настолько тесную связь с англичанами, что мы подписали с ними условия капитуляции на борту яхты сэра Нэтчбулла-Хьюгессена в Стамбуле еще в октябре 1943 года, то есть за восемнадцать месяцев до того, как эта капитуляция действительно была осуществлена».

Улэйн-Ревики, венгерский посол в Стокгольме, был связан с англичанами в последние годы войны. Он добавил некоторые детали к описанной мною картине положения в Венгрии. «Генеральный штаб был настроен пронемецки, — заявил он мне, — а министерство внутренних дел — проанглийски. Но и там у Канариса были друзья».

Вскоре гестапо раскрыло связи адмирала с Ватиканом и венграми; его протестантского эмиссара в Стокгольме арестовали. Пауль Леверкюн, резидент Канариса в Стамбуле, находился под постоянной угрозой обвинения в государственной измене. Канарису нужно было иметь очень крепкие нервы, чтобы продолжать вести свою работу против Гитлера.

«Канарис в октябре 1942 года снова предупредил Швейцарию об опасности, — сказал мне Август Линдт, пресс-атташе швейцарского посольства в Лондоне. Когда, наконец, Риббентроп убедился, что союзники скоро ударят «по мягкому подбрюшью зверя»[87], положение Швейцарии привлекло его внимание. Он потребовал, чтобы немецкий посол в Берне подробно доложил ему, какими запасами продуктов питания и сырья располагает Швейцария. Нет сомнения, Риббентроп снова мечтал о бескровной оккупации, ответственность за которую можно было возложить на союзников. Оккупация Швейцарии, которая непосредственно соединила бы Германию с итальянским фронтом, дала бы немцам некоторые преимущества. Немецкий посол в Берне д-р фон Крёхер знал о смелости и решительности швейцарского народа и о сильных швейцарских укреплениях в горах. Он придавал этому большое значение. У Канариса в свою очередь были свои люди в Берне, поддерживавшие связь с президентом Тео Кордтом. Именно через них адмирал и сообщил швейцарскому правительству об угрозе нападения. Может быть, в действительности опасность и не была столь велика, но Канарис не хотел упускать ни одной возможности, которая могла бы приблизить конец войны.

Мы уже видели, что союзникам удалось добиться внезапности при высадке в Северной Африке. Так же неожиданно они захватили плацдарм на берегу при высадке в Анцио в январе 1944 года.

«Канарис плохой разведчик», — заявил генерал Вестфаль, служивший в штабе у Роммеля, когда спросили его мнение о Канарисе. — Я припоминаю, что как раз перед высадкой союзников в Анцио я спросил адмирала о местонахождении в настоящее время английских линкоров. «Не беспокойтесь, мы следим за ними», — сказал он, однако точного ответа не дал. И только когда эти линкоры появились, чтобы поддержать своим огнем высадку союзников в Анцио, мы узнали наконец точно, где они в действительности находились. Вот почему я назвал Канариса плохим разведчиком».

Я сомневаюсь, что адмирал совершенно ничего не знал о готовившейся высадке союзников в Анцио. Не верю я также, что ему ничего не было известно о подготовке вторжения в Северную Африку. Герберт Вихман из Гамбурга сообщил ему точное местонахождение морских конвоев, предназначенных для осуществления операции «Торч». Может быть, Канарис имел свои соображения на этот счет, но он предоставил немецкому генеральному штабу и верховному командованию самим сделать необходимые выводы. Точно известно, что начальник абвера знал о предполагаемом выходе Италии из войны, однако в своем донесении генеральному штабу говорил обратное. Нельзя достоверно утверждать, что Канарис знал о поездке графа Гранди[88] в Португалию, предпринятую для переговоров с союзниками, но он мог об этом узнать от своего коллеги генерала Чезаре Аме, начальника итальянской военной разведки, с которым он был в дружеских отношениях.

Как уже упоминалось, Муссолини 25 июля после выражения ему вотума недоверия на заседании большого фашистского совета был арестован. Гитлеру не трудно было сделать вид, будто он верит заявлениям короля Виктора Эммануила и маршала Бадольо[89]. Он мог бы легко разоружить своего союзника, пока Италия еще продолжала сражаться на его стороне, но он серьезно обдумывал план похищения короля Италии и римского папы и освобождения Муссолини. Скорцени[90] удалось осуществить последний пункт этого плана. Узнав о намерениях фюрера, Канарис решил лично поехать в Италию под предлогом укрепления ее воли к сопротивлению. Но в действительности, как сказал мне Лахузен, он хотел предупредить итальянцев о намерениях Гитлера.

Канарис прибыл в Венецию в августе 1943 года и остановился в отеле «Даниели», где жил в 1941 году, приезжая в Италию, чтобы добиться согласия румын на охрану немцами нефтяных промыслов в Плоешти.

Аме, больше похожий на немца, чем на итальянца, с группой своих офицеров также приехал в Венецию. Канариса сопровождал Лахузен, который вскоре должен был уйти из разведки и отправиться на фронт, и полковник фон Фрейтаг-Лорингхофен, которому предстояло принять от Лахузена руководство 2-м отделом абвера.

Лахузен рассказал мне, что в отеле состоялся большой официальный завтрак. После завтрака Канарис вместе с Аме вышли на прогулку, продолжавшуюся почти полтора часа. Именно тогда Канарис предупредил своего друга о плане похищения короля и папы. По возвращении с прогулки адмирал сам рассказал об этом Лахузену, добавив, что и Аме также был с ним очень откровенен. Аме и Канарис встретились на следующий день для официальных переговоров в присутствии сопровождавших их офицеров. Итальянец твердо заверил присутствующих немцев, что их братство по оружию по-прежнему свято и нерушимо и что Италия полна решимости до конца сражаться на стороне Германии. Канарис выслушал это заявление с полной серьезностью.

Возвратившись в Цоссен, адмирал поделился своими впечатлениями о поездке с Кальтенбруннером и Хуппенкотеном. Последний позднее вспоминал, как Канарис подчеркнул, что генерал Аме лично заверил его, будто Италия не предпримет никаких шагов, чтобы выйти из войны. Однако Хуппенкотен отмечает, что после капитуляции Италии 8 сентября 1943 года Канарис рассказывал эту же историю Шелленбергу, заместителю начальника разведки СС, но уже в несколько измененном виде. Он вручил Шелленбергу толстую папку, где были собраны все доклады адмирала Кейтелю относительно неполноценности Италии как союзника, а также донесения об интригах итальянского генерального штаба по вопросу заключения сепаратного мира.

Аме? Да, он только что узнал, что Аме сразу же после встречи с ним в Венеции назначили командиром дивизии. Бадольо направил Аме обратно на службу в войска, но ему, Канарису, сообщили, что он исчез во время следования к новому месту службы. Предполагают, будто его убили члены антинемецкой партии. Хуппенкотен не говорил о том, в какой степени поверил Шелленберг этой истории. И если эта измена Италии не явилась неожиданностью для немцев и эсэсовцы смогли заранее вывезти в Германию всех военнопленных из лагерей в Италии, то уж, во всяком случае, не благодаря той информации, которую привез с собой Канарис. Об этом они узнали из других источников. Представители английской разведки в контрольной комиссии в Германии в 1947 году допросили одного из офицеров немецкой разведки, работавшего в сентябре 1943 года на посту подслушивания на территории Франции, с которого перехватывались радиосигналы союзников.

Немцам тогда удалось раскрыть тайну наших методов секретной телефонии. При разговоре все звуки смешивались в какой-то писк, который можно было превратить в слова только при помощи специальной разделительной приставки к телефону. Это устройство в достаточной степени обеспечивало безопасность при разговоре по обычному аппарату, так как было маловероятно, что противнику удастся подключить к линии разделительную приставку. Другое дело, если разговор велся по радиотелефону. В этом случае противник всегда мог установить различного рода приставки, которые легко можно настроить на нужную волну.

Однажды пост подслушивания абвера, расположенный в департаменте Па-де-Кале, подслушал разговор Рузвельта с Черчиллем. Этот разговор велся по радиотелефону, а не по кабелю, о чем не знали ни Рузвельт, ни Черчилль. Они говорили, в частности, «о вооружении наших пленных».