Люди Волка - Майкл Гир
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сейчас!
Пляшущая Лиса, не торопясь, гибко выпрямилась и, изо всех своих сил разогнув рукоятку атлатла, послала копье в цель. Копье вошло точь-в-точь между движущихся ребер, протолкнувшись чуть вперед.
Огромная лосиха с криком отпрянула, вытянула задние ноги, дважды фыркнула и пустилась наутек. Лосенок пискливо взвизгнул и бросился вслед за ней.
Пляшущая Лиса прицелилась и метнула второе копье вслед убегающей лосихе и ни на шаг не отстающему от нее испуганному лосенку. В лосенка копье не попало.
— Все в порядке! Ты убила мать! — закричала откуда-то сверху Кого-ток. — Хороший выстрел! Копье вошло глубоко. Ты убила ее, Лиса.
Она кивнула, довольная собой. Старуха стала спускаться вниз по каменной террасе. Лиса слышала, как перекатываются булыжники у нее под ногами.
Лосиха тем временем ковыляла среди оставшихся еще у подножия холмов сугробов. С трудом она поднялась по склону и скрылась из виду.
Пляшущая Лиса отметила для себя место и пошла по следам животного. Там, где лосиху настигло ее копье, виднелась свежая горка навоза.
Кого-ток склонилась над зарослями осоки и усмехнулась, глядя на глубоко отпечатавшиеся в земле следы.
— Видишь, — заметила она, — я же говорила тебе, что здесь места отменные. Я их запомнила, еще когда мы стояли здесь лагерем — когда? — десять лет назад? Давно это было. Никогда раньше я не бывала так далеко на юге. Мужик мой привел меня сюда. Хотел идти дальше, да не решился: чем дальше к югу, тем короче весна, травы быстрее отцветают.
— А Бегущий-в-Свете ушел куда дальше на юг! — вздохнула Пляшущая Лиса, вглядываясь в сверкающие ледяные горы на горизонте. — Ну так что, Бабушка, можешь ты идти? Это, должно быть, не далеко: когда я ее в последний раз видела, она уже еле двигалась.
Кого-ток пошамкала губами, цепко вглядываясь в следы.
— Вот кровь… Темная. Нутряная кровь. Ты ее до печенок пробила.
— Ты, я погляжу, не растеряла своего искусства.
— Не капельки, деточка моя, — кашлянула старуха. — Только вот в теле уже нет силенки.
Они двинулись. Солнце тускло сияло на западе.
— Она пошла вот сюда, — говорила Лиса, указывая на следы. На земле запеклись густые подтеки крови. Лиса на глаз измерила высоту солнца. Три ширины ладони над горизонтом… Того и гляди, зайдет. Мысль о том, что убитая олениха останется на съедение водкам, глубоко ранила ее.
— Недалеко уже, — утешила ее старуха. — Смотри-ка — пена. Это вытекло у нее из носа. Она издохла, пока мы с тобой толковали.
— Или просто упала.
— В любом случае сейчас-то она мертвая. Когда они падают, у них внутри начинается кровотечение, и им приходит конец. Сейчас мы до нее доберемся.
Они шли дальше по следам. Кровавых пятен было все больше. Лосиха, видно, ковыляла из последних сил, пытаясь уйти от охотников, а лосенок увивался за ней.
— А тебя хватило надолго. Я и думать не могла… — удивленно заметила старуха.
— Еще не то предстоит… — отозвалась Лиса, обернувшись на закат.
— Дивные дела! Не ожидала я, что у тебя настолько хватит силы. Я думала, ты через неделю как миленькая вернешься в племя.
— Тогда почему же ты ушла вместе со мной? Старуха криво улыбнулась:
— Ох, сама не знаю. Думала, посмотрю-ка, что у тебя выйдет. Давненько уже женщины не покидали свой народ, чтобы жить в одиночку. Мужчины — да, бывали такие, хоть и немного. Но женщина? Цапля — последняя, кого я упомню, а ведь с тех пор уж раз двадцать с лишним миновал Долгий Свет.
Лиса покачала головой. Вот бы ей дар Сновидицы, как у Цапли, — тогда бы она точно знала, как поступать! Сейчас все тяжелее…
— Я не могла остаться, — просто сказала она.
— Не любишь Вороньего Ловчего, да?
Лиса качнула головой, потом вдруг задумалась.
— Я… Правду тебе сказать, я и сама не знаю. Не то чтобы я по-настоящему его ненавидела. — Она усмехнулась себе под нос. — Можешь ты поверить? Ведь он приволок меня обратно к Кричащему Петухом — на позор и поругание. Он насиловал меня каждую ночь, пока ты не стала спать со мной под одним плащом. А я… сама не знаю, как я отношусь к нему.
— Поэтому ты и ушла? Она улыбнулась:
— И в первый раз в жизни, Бабушка, я свободна!
— А дальше что?
Пляшущая Лиса пожала плечами:
— На Обновление придет Бегущий-в-Свете.
— Если он жив.
Внутри у Лисы похолодело. Она закусила губу.
— Нет, он жив…
— Ты хочешь выйти за него замуж?
— Не знаю, если он все еще хочет…
— Что ж, попробуй. Только не забывай: Вороний Ловчий тоже там будет. И Кричащий Петухом. — Косматые брови старухи нахмурились. — И зачем этот старый плут все еще жив? Столько добрых людей померло от голода и холода, а ему — хоть бы хны…
Пляшущая Лиса покачала головой:
— Везет ему, вот и все. Кого-ток покосилась на нее:
— Никто тебя не осудит. Женщина имеет право уйти от мужа, если он дурно с ней обращается. А Кричащий Петухом с тобой обращался дурно. Теперь это все знают.
Лиса беспомощно подняла руки, чуя, как вечерний туман окутывает равнину. Последние лучи солнца оставляли повсюду глубокие тени; роса серебрилась на листьях осоки и полыни.
— Ты думаешь, я правильно поступила? Старуха вздохнула:
— Не спрашивай меня, деточка. Какой из меня судья? Я и так уж заживаю чужой век. Кабы не ты, меня давно уж занесло бы снегом. Пока я таскаюсь на ногах, я у тебя в долгу. Да только уж позволь старухе заглянуть чуть вперед. В конце концов нас съест медведь. Что ж, это почетная смерть, не всякому выпадает. А если я прежде помру, ты отпоешь меня, посвятишь Звездному Народу. С меня довольно.
— Теперь и с меня этого довольно.
Старуха озабоченно на нее поглядела:
— Знаешь, ты ведь долго так не протянешь. Какой-нибудь мужчина силой возьмет тебя и оставит в тебе свое семя. И тогда уже тебе не выжить одной. Это уж на всех женщинах такое проклятие! Всегда найдется какой-нибудь мужичонка — и засунет в тебя свое орудие. Или они ранят тебе душу до крови, а потом и знать тебя не хотят, или раздвигают тебе ноги и берут тебя силой!
— Ну, пока Вороний Ловчий не настиг меня, мне ни то ни другое не грозит, — с надеждой сказала Пляшущая
— Конечно… — признал он. Еще бы ему не нравилось! Это как огонь в зимнюю ночь.
— Но тебе не хочется отдавать за это свою душу? Ты хотел бы играть с огнем, как ребенок, но не жертвовать собой, чтобы узнать тайну огня?
— Я всего лишь Бегущий-в-Свете. Ублюдок какого-то Другого, — горячо возразил он. — Я не…
— Ну и что же с того? — Она запрокинула голову и вопросительно подняла бровь.
Душу его ел и страх — и тоска по прежним временам. Он готов был разрыдаться, вспоминая, как легко жилось ему до Волчьего Сна. Да, он голодал, но душа его была цельной и нетронутой. А сейчас она как раздвоенный наконечник копья.