Дерьмо - Ирвин Уэлш

— Возьми меня, — шепчет блондинка и закрывает глаза.

Засаживаю, и сучка начинает бешено вертеться и подмахивать, как будто села на горячую сковородку. Мне в общем-то и делать практически нечего. Даю залп и ухожу, оставляя ее в полной растерянности. Похоже, дура так и не поняла, что случилось.

Забираю у Леннокса пятьдесят монет и лечу домой, как подхваченный ветром воздушный змей. Через несколько минут я уже готов к новым подвигам. Ритм движения, тепло в салоне, музыка «Мотли Крю»… Дома нахожу пару писем. В одном счет за газ, на другом почтовый штемпель Челмсфорда. Ага, это от Тома и Дианы. Мой оживший чемпион напрягается, и я думаю о том, что вполне мог бы рвануть прямо в Челмсфорд. Сделать за ночь четыреста миль — не так уж и трудно, если сесть на чарли[26], — натрахаться до одурения, а потом назад. Да, это мысль. Отбрасываю счет за газ — пусть им занимается Кэрол, когда вернется, хватит и того, что я на работе постоянно ебусь со всякими бумажками — и нетерпеливо вскрываю второй конверт.

14 декабря 1997 г.

Дорогой Брюс.

Надеюсь у тебя все в порядке. Мы пишем, чтобы сообщить, что, по нашему мнению, тебе лучше не приезжать к нам и Лоренсу с Ивонной в следующем месяце. Очень жаль, что у вас с Кэрол возникли проблемы, мы бы предпочли видеть вас обоих.

Нам было весело вместе, но, я думаю, любой эксперимент требует определенного периода осмысления. Именно такое время наступило сейчас для нас с Дианой.

Надеюсь, вы с Кэрол сумеете успешно преодолеть нынешние трудности.

С наилучшими пожеланиями

Тони Кросби.

Тони, дерьмо вонючее! Меня передергивает от злости и ненависти, и все опускается. Хренов червяк, губошлеп. Все, что он может, это читать лекции по искусству в Институте Челмера или как он там называется. Мы там трахались, как бешеные, а он только ножками сучил да кривился, как вегетарианец на скотобойне. И Кэрол тоже хороша, на хера было лезть ему в штаны. У них просто не тот темперамент. Хотя нет, о Диане такого не скажешь. Мать их, лучше бы я провел еще пару раундов с блондинкой.

Я подумываю о том, чтобы позвонить Джеффу Николсону в полицию Эссекса и рассказать ему о маленьком мерзком клубе извращенцев. Джефф парень серьезный, он их мигом прихлопнет. Я уже тянусь к трубке, но в это время кто-то стучит в дверь.

Том Стронак. На нем серый тренировочный костюм. Вид понурый, волнистые волосы торчат клочьями.

— Том… как дела? — с притворным сочувствием спрашиваю я.

— Я в полном дерьме, Брюс. Тысяча двести тринадцать человек. Я отдал этому долбаному клубу одиннадцать лет.

— Понятно. Мне показалось, было побольше, около двух тысяч.

— Нет, это просто «Ивнинг ньюс» слегка подтянула показатели.

— Жаль. Но я там был, — вру я.

Как же, делать больше нечего. Против «Дерби», в жуткую погоду, за несколько дней до Рождества!

Том удрученно качает головой, потом лицо его светлеет.

— Знаешь, я получил поздравление от Кенни Далглиша.

— Не сомневаюсь, что он бы обязательно приехал, если б только смог. — Я пожимаю плечами. — Сам знаешь, у таких, как он, забот всегда хватает. Тем более и время года не самое удачное.

— Да, Брюс, ты прав, — соглашается Том. — Кстати, у меня есть парочка билетов на торжественный обед. Мы собираемся устроить его где-то между Рождеством и Новым годом. Сам знаешь, для праздника любой повод хорош.

— Отлично, Том, — говорю я и выхватываю из его руки брошюру и два пригласительных билета, отпечатанных на тисненой бумаге.

И тут же понимаю, что совершил ошибку. Ублюдок провел меня. На билете написано:

ВЫ ПРИГЛАШЕНЫ В КАЧЕСТВЕ ПОЧЕТНОГО ГОСТЯ

НА ТОРЖЕСТВЕННЫЙ ОБЕД В ЧЕСТЬ

ТОМА СТРОНАКА

Отель «Шератон», Латин-роуд, Эдинбург

Понедельник, 28 декабря 1997 г.

Фрак не обязателен

Денежное пожертвование в Благотворительный фонд

Тома Стронака в размере 60 фунтов стерлингов

Денежное пожертвование. Шестьдесят монет. Ловко же меня одурачили. И кто? Говнюк Стронак! Я молчу. Сам виноват — можно было догадаться, что здесь где-то подвох. Он всегда такой. Как только речь заходит о возобновлении контракта, так и начинается: закулисная возня, дешевые драматические приемчики и прочее. «Ивнинг ньюс» не раз об этом писала. Там, где пахнет бабками, этот мудак своего не упустит.

— Извини, Брюс, я не могу отдать их тебе просто так, ты же и сам понимаешь.

— М-м-м-м, да, Том, понимаю, — бормочу я. — Подожди, только схожу за чековой книжкой.

Ну скотина!

Выписываю, скрепя сердце, чек, а эта сволочь нашептывает мне на ухо:

— На обеде будет Грэм Саунес. Надеюсь, и Кенни Далглиш сумеет вырваться. С Родни Долакром все уже согласовано. Ты же знаешь, как он умеет выступать.

— М-м-м-м. Родни Долакр. Я слышал, он делает сейчас неплохие деньги.

— Да, приятно, что он проявил интерес.

Чтобы Далглиш, Саунес или Долакр приехали на обед в честь этого шланга? Да никогда в жизни.

Не успел Стронак урвать свое, как к нему вернулась обычная заносчивость, столь характерная для большинства футболистов.

— Если понадобятся еще билеты, Брюс, ты только свистни. Это не значит, что они у меня обязательно будут, но, зная тебя и все такое…

— Буду иметь в виду, — бросаю я, протягивая чек, сумма которого эквивалентна двенадцати сеансам минета.

Скотина!

Стронак с противной улыбочкой на лице уходит. Доволен собой, потому что думает, будто оставил в дураках Брюса Робертсона. Что ж, мой недалекий футбольный друг, тебя тоже ждут неприятные новости. И заключаются они в том, что правила не изменились.

Позже вечером приходит Крисси. Тюлевые шторы на окне Стронаков слегка раздвигаются, но Том сегодня играет, так что слежку, судя по всему, ведет его сучка. Впускаю гостью, и мы без долгих предисловий начинаем игры с отключением газа. Надо отдать должное, получается у нее неплохо. Быстро схватывает.

— Крепче, Брюс… туже… — шипит она, и я чувствую, как пояс сдавливает дыхательное горло.

Мне бы ее энтузиазм. Перед глазами написанные на доске имена конкурентов в гонке за повышением:

ГАС БЕЙН

ПИТЕР ИНГЛИС

ДЖОН АРНОТТ

Хренов плебс… вот уж вам… держите…

— Еще, Брюс, еще! Быстрее! Ну же, Брюс, давай! — стонет Крисси.

Хрен вам всем…

На комоде фотография Стейси в рамке. Я не могу на нее смотреть. Надо было положить лицом вниз или убрать куда-нибудь. Она смотрит на нас… наблюдает…

Стейси видит, как я с этой стервой…

…нет…

Я хороший… так сказала она… та женщина, его жена… Я пытался вернуть его к жизни… пытался…

А теперь…

Дрючу эту дрянь…

Туда-сюда… взад-вперед… сильнее… глубже… быстрее…

— О, Брюс… ну же… о… ооо… о Господи… о… о… оооооо…

Жарю и жарю, но этой бляди сколько ни пихай — все мало. Я уже взмок, а потому, когда комнату наполняет жуткий пронзительный вопль, сигнализирующий, что она улетела, и ремень на горле ослабевает, я с облегчением довожу до финиша и себя.

— Бля, Крисси… — выплевываю я, ощущая замирающие толчки.

Падаю на нее, скатываюсь, и мы на какое-то время засыпаем. Я просыпаюсь первым и изучаю нанесенный урон.

На веке лопнул кровеносный сосуд, на шее темнеет густой синяк. Я же профессиональный служитель правопорядка. Мне с людьми работать. Не могу же я расхаживать в таком виде только из-за какой-то эгоистичной бляди. Тем более сейчас, перед самым повышением.

— Было великолепно, — говорит Крисси, лениво потягиваясь, и начинает одеваться. — Послушай, Брюс… — Она натягивает белье, влезает в юбку и застегивает блузку. — Нам о многом нужно поговорить, прежде всего о наших отношениях, но мне кажется, что спешить не стоит.

— Вполне разумно, — говорю я.

Выглядит она неплохо. Немножко пополнела, покрасила волосы. В движениях чувствуется уверенность и грациозность.

— То есть я хочу сказать, что нет смысла, не закончив одно дело, начинать другое. — Она улыбается, отбрасывает назад волосы и неторопливо причесывается. — Давай сохраним то, что есть, и не будем ничего менять. Проверим чувства…

— Полностью с тобой согласен. Как говорится, семь раз отмерь… — Пожалуй, неплохо бы перепихнуться еще разок. — Послушай, почему бы тебе не остаться? Мы могли бы перекусить, а потом еще поразвлечься, а?

Я перехожу к комоду и убираю фотографию Стейси в верхний ящик.

— Я бы с удовольствием, Брюс, но мне надо кое с кем встретиться.

— Вон оно что, — говорю я.

— Увидимся, Брюс. Пока, малыш. — Она вешает на плечо сумочку, поворачивается, целует меня в лоб, подмигивает и, придав голосу американский акцент, говорит: — Рада, что мы паркуемся на одной стоянке.

Дверь за ней закрывается.