Вальпургиева ночь - Анастасия Завозова

Из туалета слышалось бодрое:

— Капуста и огурец в желудке не жилец! Ты его в роток, а он… уже возле порток!!!

Машинально, подчиняясь властному окрику, я побрела в гостиную. То есть в ту комнату, что еще… десять минут назад?.. была зародышем гостиной с проломами в стенах.

Проломов больше не было. И мебели прибавилось… И обои новые — в вербочку. И какие-то странные предметы повсюду. Вот это что за здоровенный кусок мрамора на подставке? «Кусок колонны. Сперто Розкой из Парфенона». Расписные тарелочки на стенах. Толстый амурчик с диким целлюлитом на ляжках оседлал настольную лампу. Причинное место амурчику стыдливо прикрывала кружевная салфетка.

Посреди комнаты стоял длинный стол, заваленный едой и различными магическими предметами. Хрустальный шар и миска с винегретом, разноцветные свечи, видимо за неимением нормального подсвечника, торчали из самых неожиданных его заменителей: взбитых сливок, крынки со сметаной, тарелки с тертым хреном… Из опрокинутой, оббитой и поцарапанной эмалированной кастрюли на скатерть пролилось какое-то варево, по запаху, и консистенции похожее на зелье, наводящее дурные чары. Мамочка называла его зельем Опупения и категорически запрещала добавлять туда белую полынь, что, судя по запаху, все же было сделано.

Карты Таро, аккуратно прикрытые салфеткой, лежали в корзинке с нарезанным хлебом. Да уж, никакая ведьма не бросит Таро как попало, даже если у нее в глазах мелькают елочки, а ноги сами просятся сбацать на столе летку-енку с выходом.

Я взяла Таро в руки. Что за странная колода? С яркой картонной коробочки на меня смотрел очкастый мальчонка с карикатурно-серьезным выражением лица. «Таро Гарри Поттера», — гласила подпись. Неслышала о таком художнике. Новенький, что ли?

…Большое семейное фото в рамке на стене. Я подошла поближе и присмотрелась. Надо же, раскрашенная фотография! Как это так делают?

Вот старушка, которая утверждает, что она тетя Дара. В черном парадном платье, длинных перчатках, с уложенными волосами (на платье — кокетливая брошка в форме метелки). Рядом с ней приосанился усатый старичок в модельном полосатом костюме (из-под брюк предательски высовываются валенки). А вот та бабушка, из туалета, единственная, которая меня узнала. Седые косички торчат в стороны, в руке хрустальный шар. Теперь верхний ряд. Рыжеволосая дама в зеленом расшитом платье иронично улыбается, А, это та, что теперь с синими волосами. Тетенька с рыжей косой… Толстушка в кудряшках рядом с двумя такими же кругленькими девочками. Так, и их я тоже видела… Двое темноволосых юношей-близнецов выставили растопыренные пальцы над головой кудрявой худенькой девочки, той, что открывала дверь. В углу растерянно теснились трое мужчин: худой длинноносый блондин в очках (выражением лица очень похож на папочку), встрепанный дядечка в майке с надписью «VITA optima magister est» и задумчивый брюнет в свитере со спущенными петлями. Чуть ниже пояса брюнета стояла дата: 2 АПРЕЛЯ 2002 ГОДА.

Я тихо сползла на пол, больно стукнувшись коленкой о ворованный Парфенон.

Понятие «нормальности» к нашей семье было абсолютно неприменимо еще с очень затянутых паутиной древности времен. Может быть, еще лежа на шкуре мамонта в типовой пещере, моя предкиня забавлялась тем, как в воздухе плавно вертится вереница берцовых костей того же мамонта. Или как— то по-особенному смеялась, разжигая огонь взглядом… Кто знает. Но не думаю, что она даже вместе со всем родом могла устроить в стойбище такой дурдом, какой творился сейчас у нас в доме.

Заторможенная девица, искренне считавшая себя Сюнневе, плавно стекла на пол, после того как добрых полчаса пялилась на жуткое семейное фото, которое по настоянию мамули было намертво вдолблено, иного слова и не подберешь, папулей в стену. Тяпа и Ляпа, то бишь Данчик и Янчик, сделали мне там такие ветвистые рога из своих мерзких корявых пальцев, что мне не обзавестись похожими, даже если мне изменит пол-Китая.

Сюнневе, тоскливо моргая, обнимала контрабандный кус мрамора из Парфенона и, кажется, была близка к истерике. Если бы все не было так грустно, я не удержалась бы от смеха. Сюнневе сейчас здорово походила на ту самую пресловутую овцу, что села на курдюк и недоуменно разводит передними копытцами.

— Сюнька! — Баба Виолетта бодро прошлепала к сидящей на полу Сюнневе. — Чего сопли развесила? Ну-к,поешь чего-нибудь. Сорок лет иде-то шлялась, как евреи с Моисеем, ай тоже манну ртом ловила?!

— Тетя Виолетта?.. — недоуменно прошмыгала Сюнневе.

— А ты чего думала — зефир в шоколаде?! Котлетку хошь? Ой, у Янки хороши котлетки-и!

— Зачем котлетки?! — в истерике завопила Сюнневе. — ЧТО ПРОИСХОДИТ?!

Воцарилось молчание. Тетка Роза перестала поливать себя и Жупика дезодорантом и, заморгав, уставилась на Сюнневе. Мамуля застыла с кастрюлей в руках. Нюша и Хрюша, ползавшие под столом в поисках справочника по травам, с грохотом столкнулись лбами. Тетя Ида ойкныла.

— Ну так бы и сказала, что не хочешь котлеток! — зевнула бабуля Виолетта. — Чего орать-то? Что происходит, что происходит… ты б еще через пятьдесят лет заявилась и тогда спрашивала бы!!!

— Тетя, это не Сюнневе, — вмешалась тетя Ида. — Такого просто не может быть! Это какая-то бедная больная девочка…

—Неможет быть! — проворчала баба Лета, поднимаясь с пола. — А колдовство бывает? А грыжу заговорить можно? А летать? А карты слышать? В нашей семье возможно все! Почему бы девочке не прийти домой, пусть даже и через сорок лет!

— Но она практически не изменилась!

— Дак радоваться надо! — философски пожала плечами бабуля. — Что,лучше было бы, если б она приперлась домой старой развалюхой да еще б на лекарства клянчила?

Слушая этот диалог, Сюнневе истерически рыдала. Из-под стола выползла Хрюшка. Потирая ушибленный лоб, она подползла к новоявленной финской родственнице и протянула ей бокал с валерьянкой:

— Хряпни!

Сюнневе машинально выпила, продолжая икать и всхлипывать.

— Зовут тебя как?

— Сю… сюнневе Ряйкиннен.

— Какое сегодня число?

— Пе…первоемая

— О! — оживилась Хрюшка. — Ей-ей, гонят на финнов! А год?

— Тысяча девятьсот… шестьдесят… третий…

— Две тысячи второй, и не квакать!

Верилось с трудом, но, похоже, ундина в ночнушке и впрямь была Сюнневе. Задав девице кучу вопросов о Сюнневе, ее родителях и родственниках, тетки признали, что знать такое могла только настоящая Сюнневе. Баба Дара раскопала одну-единтвенную фотографию, долго вертела ее в руках, вдыхала и наконец признала:

— Похожа!

Да уж, сходилось все. Сюнневе тоже ушла из дома в Вальпургиеву ночь, в одной ночнушке (фирменную бабулину вышивку слоником ни с чем не путаешь). Она знала все о Семье до тридцатого треля тысяча девятьсот шестьдесят третьего года, даже смогла припомнить, что тетка Роза в тот вечер переела. Она быстро-быстро тараторила по-фински очень медленно тянула слова по-русски. В общем, пришлось признать — Сюнневе вернулась.

Где она была и что делала все эти сорок лет, Сюнневе вспомнить не могла. Мало того, деваха была уверена, что-прошло не сорок лет, а от силы минут десять с тех пор, как она вышла из дома. При этом сказать, зачем она вообще выходила, Сюнневе тоже не могла.

— Ничего не понимаю! — вздыхала мамуля, сидя кресле рядом с Парфеноном. — Как такое вообще возможно? Что нам теперь делать? Как мы объясним появление Сюнневе в доме? Что я скажу Микаэласу?

— Что угодно — дойдет все равно не скоро, — допустила яду бабуля Дара из своего угла. — В последнюю очередь нужно думать о том, что мы сплетем моему зятю в частности и широкой общественности в общем. Раз уж Микаэлас спокойно воспринял то, что его жена — ведьма, равно как и любимая теща, и что вообще вся женина родня колдовством балуется…

— Я уверена, хотя он и не подал виду, но это нанесло ему глубокую душевную рану! — нервно окрикнула мамуля.

Мы не стали ее разочаровывать. На самом деле папуля не почесался бы, даже если б мамуля влетала в дом на метле через окно и каждую пятницу заходилась в экстатическом танце. Он абсолютно спокойно отмахивался от летающей по всему дому кухонной утвари, когда мамуля нервничала, бесстрастно вылавливал из супа листки из давно рассыпавшейся книги заговоров, как-то раз даже починил бабе Лете метлу, а тетке Розе на день рождения подарил, ужасно смущаясь, колоду Таро Гарри Поттера. «Дорогой, понимаешь, я… немножко… ведьма! Ну там, летаю, варю зелья, двигаю предметы… усилием воли, еще… всякое такое!» — «А гот-товить ты умеэшь?» Это волновало папулю больше всего. Женщина может быть кем угодно, считал он, но готовить она должна уметь в любом случае. Мамуля умела. Папуля повел ее в загс.

— Мишенька, голубушка, что там эта маленькая шестерка из Инквизиции говорила о Сюнневе? — поинтересовалась тетя Роза.