Волчье племя - Константин Викторович Еланцев

прокричал он Николаю, наставляя пистолет прямо ему в лицо, – Куда дел винтовку, спрашиваю?!

 Ничего не понимающий Вавилов, ошарашено посмотрел по сторонам. Беспорядочно бежали солдаты. Кто-то передёргивал затвор и, оборачиваясь, не целясь, стрелял в ещё не видимого противника, кто-то просто отступал, пятясь назад, и тоже стрелял. Выстрелы, крики, мат…. Вдалеке ухнул новый взрыв, и Николай непроизвольно втянул голову в плечи: что за чертовщина? Учения, фильм снимают?

– Командир, – обратился к офицеру Вавилов, но тот, подняв вверх наган, уже  ринулся к отступающим солдатам:

– Назад, мать вашу! Всех под трибунал отправлю!

Чушь какая-то, подумал Николай, как бы издалека наблюдая за происходящими событиями, война что ли? Да и форма у всех, как в сорок первом году!

 Совсем рядом раздался взрыв, и Вавилова снова осыпало дёрном. Да ещё что-то просвистело рядом. После этого по-настоящему стало страшно.

 Офицеру удалось остановить своё воинство.

– В атаку! – зычно гремел командирский голос. Солдаты останавливались, подчиняясь приказу, и нерешительно топтались на месте, виновато опуская глаза.

– Вперёд, неоперуши! – снова крикнул офицер, а из-за покореженных взрывами берёз выползала серая людская масса с автоматами наперерез. И выстрелы…. Немцы, ужаснулся Вавилов, как же так!

 Он побежал. Побежал прочь от этого грохота, от этого воздуха, перемешанного с кровью и порохом. Побежал от своего страха.

 Взрыв прервал его бег, бросив на землю взрывной волной, и оглушил нескончаемым звоном в ушах. Конец, подумалось, как о постороннем.

…. Солнце клонилось к закату. Сколько ж я проспал, ужаснулся Николай и посмотрел на часы: восемь часов вечера! Да Егорка его со свету сживёт и пристыдит ещё! А потом вспомнил про свой сон. Эко разморило, надо ж так!

 Всю ночь в придорожной гостинице Девичьих Горок он ворочался на кровати и никак не мог уснуть. Егорка, просыпаясь от скрипа его кровати, всё вздыхал и, укутываясь в одеяло, сразу засыпал, умилённо улыбаясь, видимо, приятным сновидениям.

Тебя бы под взрывы, посмотрел бы я, пришла внезапная мысль. Дурак, о чём думаю? Какие взрывы?

 Но утром всё-таки уговорил напарника пройтись по центру.

– Нагоним, первый раз что ли? – сказал он Кондрашову, на что тот, к удивлению, согласился.

 А Вавилову хотелось найти памятник павшим героям. Не может быть, чтобы не было такого памятника! Нашли. Показала женщина, гуляющая с ребёнком. Здесь, на табличке этого монумента, Николай нашёл то, что хотел увидеть: имена бойцов и год гибели. 1941.

– Все полегли как один! – послышалось позади. Вавилов обернулся и увидел седоволосого старика с орденскими планками.

– Страшные бои были? – спросил он.

– Ещё какие…. – старик подошёл к монументу, – тридцать два человека. Новобранцы, петушки ещё…. Винтовки только-только в руки взяли. И старший лейтенант Некрасов, командир их. Говорят, ни один не отступил, до последнего солдата немцев держали. Так вот….

– А Вы здесь же воевали?

– Нет, сынок, я под Сталинградом…, – старик поклонился, посмотрел на Вавилова и Егорку, который внимательно слушал их разговор, и добавил, – Главное, чтобы помнили!

Дыхание тундры

Предисловие

Рядовой Синюков не сразу понял, что это за пятно показалось на светло-зеленом фоне тянувшейся к самому горизонту тундры.

 До смены поста оставалось полчаса, и Синюков уже предвкушал, как вытянет в караулке уставшие ноги, как хлебнёт из железной кружки свежезаваренный чай, а потом уляжется на топчан и на целых два часа провалится в такой желанный сон.

 Пятно становилось всё больше. Оно поднималось из слежавшегося ягеля, и уже можно было различить силуэт.

 Три часа ночи, а солнце и не думало заходить за горизонт. Полярный день продолжал своё шествие по арктическим широтам. Самое время для сна, поэтому Синюкову даже показалось, что он заснул.

 Склады, расположенные в трёх километрах от воинской части прямо в тундре, предназначались для обеспечения всего гарнизона. Расположенный здесь пост пользовался особой любовью солдатской братии, поскольку проверяющие сюда почти не заглядывали, и можно было поспать часок, не боясь быть застигнутым врасплох. Главное, периодически делать обход, чтобы потом доложить разводящему о целостности пломб и отсутствии происшествий на вверенном объекте.

 Пятно приближалось. Синюков уже видел, что это не просто пятно. Это девушка. Только какая-то странная девушка. По мере её приближения, всё яснее проступали сильно раскосые глаза, узкие губы, сложенные в неприятную и устрашающую гримасу.

«Брежу что ли?!»– подумал Синюков и, на крайний случай, передёрнул затвор.

– Эй, мадам! – пытаясь сохранить хладнокровие, крикнул часовой, – Стоять!

Не услышав ответа, Синюков направил автомат в воздух:

– Стоять, стрелять буду!

 Странная девушка остановилась. Только это была уже другая девушка: с красивыми, ярко выраженным прищуром, глазами. От милой улыбки тёплой волной накрывало сердце. Синюков, опуская оружие, даже разозлился на себя: « Я с ума сошёл?!».

Часть 1.

В дверь Черкашина постучали.

– Да! – недовольно крикнул начальник особого отдела части, с раздражением складывая в стопку разбросанные по столу бумаги. Вчера не до этого было что ли?!

– Товарищ майор, ЧП!

 В дверях стоял дневальный из штаба.

– Ну, что там ещё? – спросил Черкашин.

– Вас в штаб, срочно! ЧП!

В штабе командир полка показал на бумаги, лежавшие на столе:

– Николай Иванович, всё это, думаю, по Вашей части!

 Подполковник Дорчиев остановился около окна.

– Мне нужно на этот пост, товарищ подполковник! – Черкашин оторвал взгляд от документов и неспеша поправил портупею.

– Да, конечно! Приступайте немедленно!

 Солдат лежал, прислонившись спиной к складу. Открытые глаза немигая смотрели на окруживших его людей, как бы спрашивая: а зачем вы здесь?

– Его нашли в этом положении? – спросил майор Черкашин у начальника караула.

– Так точно! – старший лейтенант старался не смотреть на бездыханное тело солдата. – Разводящий сразу обнаружил труп, доложил мне!

– Ничего не трогали?

– Никак нет, товарищ майор!

 Черкашин присел на корточки. Солдатик, солдатик, что же с тобой случилось? Внешних повреждений нет. Только вот почему улыбка на твоём лице, да так сильно покусаны губы?

– Как думаешь, старлей, зачем он себе губы покусал?– Черкашин посмотрел на начальника караула.

– Не знаю, товарищ майор! Может от боли?

– Тогда улыбается почему?

 Старший лейтенант удивлённо пожал плечами.

– Ладно, оставь мне одного солдата и часового, остальных уводи. И этого… погибшего… уносите.

 Черкашин ещё долго осматривал близлежащую территорию, зачем-то нюхал ягель, ощупывал пальцами едва различимые следы. Солдат, оставленный ему в помощь, с усмешкой отворачивался в сторону, стараясь не проронить ни слова.

 А на утро на складах нашли второго часового. Та же поза, та же улыбка, те же искусанные губы…

 Черкашин рвал и метал. Требовал полного отчёта по посту, почти поминутного передвижения часовых, пытаясь найти хоть какую-нибудь зацепку.

 Он снова отправился на пост и снова ползал на коленях, снова пытался обнаружить что-нибудь постороннее, ранее не замеченное им.

 И всё-таки обнаружил. В руке второго погибшего часового. Небольшой катышек бисера.

– Ничего не трогали? – и в этот раз обратился майор к начальнику караула.

– Никак нет, товарищ майор!

– Ты хоть понимаешь, старлей, что в течение четырёх часов у тебя два трупа на объекте?!

– Да! – старлей испуганно дёрнулся и на лице появился нервный румянец.

 Майор чертыхнулся и махнул рукой: иди, мол!

 Думай, майор, думай! Черкашин отошёл в сторону