Подземелья Лондона (СИ) - Блэйлок Джеймс

Здесь мисс Бракен ударилась в слезы, выдернув платок из корсажа и промакивая им глаза. Табби стоял, утратив дар речи. Почти весь его гнев вышел вместе с обличительной тирадой.

— Ну успокойтесь. Вы выбрали нас обоих в друзья, мисс, — сказал ей мистер Смайти. — Никогда не забывайте об этом. Мы, конечно же, вступимся за вас.

Элис увидела, что Генриетта Биллсон замерла у входа в гостиную с огромной чугунной сковородкой — на ней можно было приготовить рождественского гуся целиком. Однако выглядела хозяйка трактира смущенной, будто испытывала сомнения, чью голову расплющить первой.

— Клянусь богом, я разберусь в этом, — ответил Табби, обретая рассудок. — Но предупреждаю, мадам, мое предложение вот-вот испарится. Я намерен обыскать ваши сумки. Любой, кто захочет, может пойти в качестве свидетеля.

— Никто не захочет идти с таким дерьмом, — ответила ему мисс Бракен и гулко высморкалась в платок.

После легкой заминки Табби повернулся к лестнице, а компания продолжила сидеть в молчаливом ошеломлении. Элис заметила, что дождь кончился, и увидела светящиеся ореолы вокруг газовых фонарей на Фингал-стрит. Генриетта Биллсон исчезла, ушла и усталость Элис, хотя головная боль осталась. Про себя миссис Сент-Ив решила, что защитит мисс Бракен, если понадобится, — хотя бы для того, чтобы избавить Табби от горечи раскаяния, ведь спустя какое-то время Фробишер-младший, продолжающий преследовать женщину, которой был так увлечен его дядя — дядя, который в любой момент может войти в трактир, — осознает чудовищность своих поступков и станет презирать себя до конца своих дней.

Табби вновь появился на ступенях, сжимая что-то в кулаке, хотя это явно была не шкатулка слоновой кости. Он выглядел скорее озадаченным, чем разгневанным. В нескольких футах от мисс Бракен он резко остановился и вытянул вперед открытую ладонь, на которой лежали три серебряные ложки.

— А это что такое? — спросил Хиллман, жестко глядя на Табби.

— Это три серебряные ложки, на которых вы можете видеть герб Фробишеров, сэр. Я прощу вас за наглые вопросы, сэр, но вам лучше оставить эту тему. Повторяю: это не ваше дело.

— Наглые? Я наглый? Сначала вы обвиняете эту бедную женщину в краже драгоценностей, а теперь швыряете ей в лицо три ложки? Поддельные ложки, если я могу судить.

— Цельное серебро, и не вам судить. Итак, что эти вещи делают в вашем имуществе, мэм?

— Я их сперла, вот что, жирный ты черт. Я видела, как мой Гилберт умер сегодня, и все, что я знаю наверняка, — что его проклятый племянничек вышвырнет меня на улицу, как и угрожал, потому что ты просто грязный кусок собачьего дерьма с сердцем с сушеную горошину. Я любила мистера Фробишера, свинья ты толстая, и взяла эти ложки просто на память о нем, вот и все. Сейчас они у тебя. Голодать не будешь — теперь у тебя есть чем хлебать свои помои.

— Да, теперь они у меня. Ваш Гилберт, это точно.

— Тогда тебе лучше вызвать полицию, чтобы меня повесили. Богом клянусь, уж лучше пусть меня повесят, чем продолжать разговоры с такими, как ты.

— А что же с драгоценностями? — спросил мистер Смайти.

— Пока отсутствуют, — начал было Табби, но тут как раз раздалось шарканье ног по ступенькам — и появился Уильям Биллсон, державший в вытянутых вперед руках шкатулку для драгоценностей, сделанную из слоновой кости, инкрустированной золотом.

— Я нашел это за кроватью, сэр, когда мы с Хоупфулом подметали. Выпала из сумки мистера Гилберта Фробишера, никаких сомнений.

Табби долго смотрел на шкатулку, пока мисс Бракен рыдала в голос. Потом разжал ладонь и выронил ложки на ковер, взял шкатулку у Биллсона и устало зашагал вверх по лестнице, ничего не говоря и не оглядываясь, пока мистер Хиллман не сказал:

— Ха! И это я наглый!

Табби повернулся и уставился на него, и несколько мгновений казалось, что в глазах у Фробишера-младшего полыхает жажда крови, но он взял себя в руки и пошел дальше. Когда Табби скрылся из виду, Элис поднялась со стула, подобрала три ложки и задумчиво посмотрела на мисс Бракен, которая умела так ловко лгать. Положив ложки на стол поверх юмористической книжки, она тоже пошла к лестнице — прискорбный конец слишком долгого дня.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ваши комнаты в полном порядке, джентльмены, — услышала она Биллсона, пока поднималась наверх, а потом до нее донесся голос Смайти, заказавший бутылку шампанского для леди. В своем номере Элис придвинула платяной шкаф к двери, соединявшей ее с номером Хиллмана и Смайти. Она переоделась на ночь, встала на колени у кровати и помолилась, чтобы Лэнгдон был жив и здоров. Дождавшись, пока молитва проникнет в сознание, она уснула.

* * *

Элис проснулась в залитой лунным светом комнате, не зная, который час и что разбудило ее. Потом услышала тихий стук, выскользнула из постели и подошла к двери, заметив на полу ключ, который, очевидно, выпал из замочной скважины — странное событие, но не более странное, чем ночной посетитель. Раздался новый осторожный стук. Она подняла ключ, отперла дверь и, чуть-чуть приоткрыв ее, выглянула в темный коридор, где увидела девушку в длинной черной юбке и в расшитой бархатной шапочке, на запястье ночной гостьи поблескивали стеклянные браслеты. Узнав ее, крайне озадаченная этим визитом Элис распахнула дверь, и девушка, поднеся палец к губам, проникла в номер.

— Теодосия Лофтус! — прошептала Элис. — С чего вдруг вы… — но внезапно поняла, с чего, и сердце ее радостно заколотилось. — Он жив?!

— Да, мэм, — ответила Теодосия с улыбкой гонца, принесшего добрые новости.

Элис опустилась на краешек кровати и разрыдалась. Теодосия положила ладонь на плечо Элис и сказала:

— Профессор нашел нас в Хите, мэм, возле Вуд-понда, после ужина. Он вышел через подвал старого епископского дома из колодца, скрытого рощей. Ему пришлось пройти через некоторые трудности под землей, в пещерах, куда он попал — ушибленное ребро, содран лоскут кожи на голове, но мы его залатали, перевязали, накормили и доставили в «Спаниардс» — место, которое, думаю, вам знакомо. Он велел сказать, что это тот же самый номер, мэм, — мол, вы поймете, что он имел в виду…

— «Спаниардс»? Ну конечно, я понимаю!.. Я отправлюсь туда сейчас же. Только подождите меня, пожалуйста, Теодосия! — Элис вскочила с кровати, но Теодосия замотала головой и удержала ее за руку.

— Вам не следует этого делать, мэм. Он боится, что за вами следят, а ему нужно оставаться невидимым, пока он не разберется, что к чему. Только вы и его друзья должны знать, что он жив. Вам надо потерпеть, сказал он, потому что он приедет в эту самую гостиницу в два часа пополудни, если вы его дождетесь.

Элис была сокрушена этими новостями. Она снова села на кровать.

— Завтра, говорите?.. То есть сегодня? Хвала Господу!.. Я увижу его в этот самый день!

— Да, мэм, — улыбнувшись, ответила девушка. — Сейчас уже сильно за полночь.

— Скажите мне, Теодосия, а мужчина постарше, мистер Фробишер, — он был с профессором?

— Нет, мэм. Профессор пришел один. Он упоминал человека, о котором вы говорите, но они разделились, и профессор выбирался в одиночку. Он хотел передать вам, что если они мистера Фробишера захотят искать, то можно спуститься тем же путем, каким он вышел наверх. И еще он сказал, что больше чем наполовину убежден, что это не случайность — все подстроено с какой-то целью, и он намерен выяснить, кем именно, если сможет, конечно. Его ведь считают мертвым, вы видели?

— Да, — сказала Элис, — именно так.

— И еще одно, последнее, что мне надо вам сказать, мэм: профессор интересовался, можете ли вы узнать у полиции, был ли убит этот мужчина, Харри.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Может быть, Хэрроу?

— Да, точно, так и есть. Вот теперь все…

Тут в коридоре раздался приглушенный голос — голос Табби.

— Подглядываете в скважину, мистер Хиллман? — спросил Табби тихо, но отчетливо, словно не желая никого разбудить.

Элис и Теодосия застыли. Элис вдруг осознала, что ключ был у нее в руке, и вспомнила, как он таинственным образом нашелся лежащим на полу. Кто-то — Хиллман, скорее всего, — вытолкнул его из скважины, чтобы подглядывать за Элис.