Под наживкой скрывается крючок - Ирина Дегтярева

— О происхождении этих денег вам известно? — спросил Сорокин.

— Да, я полагаю, что это частично пресловутое «золото партии», которое бывшие партийные деятели, в том числе и Граевский, присвоили и нелегально вывели за границу. Частично — деньги, добытые бандитским путем в 90-е. В том числе торговлей оружием, с которым воевали и воюют боевики в Чечне, украденное с наших военных складов, из воинских частей в начале 90-х.

— Этому есть доказательства или только ваши умозаключения? — уточнил Ермилов.

— К сожалению, зацепка может быть только через Граевского, если вы его прижмете с драгоценностями (тут я помогу), то, может, он пойдет на соглашение со следствием. Он пожилой, сидеть не захочет. Даже то, что я сейчас вам рассказываю, для меня — приговор. Вы должны это понимать и как можно скорее обеспечить мне безопасность и другого адвоката. Это условие дальнейших моих откровений.

— А что вы скажете по этому поводу? — Ермилов выложил перед Дедовым фотографии с эксгумации.

Тот осмотрел их, чуть скривив губы.

— Что это?

— Вообще-то, ваш бывший начальник — торгпред посольства РФ на Кипре Малышев.

Дедов поднял голову и долгим взглядом посмотрел на Олега Константиновича, затем снова уткнулся в фотографии, словно там могло появиться новое изображение.

На самом деле он пытался сообразить, что говорить теперь.

— Вы делали вскрытие? — наконец спросил Юрий Леонидович.

— Вот результаты. Заключение о содержимом ампулы из контейнера, который был обнаружен в вашем дипломатическом багаже. А вот показания хозяина таверны, данные им местной полиции о том, что вы за несколько минут до аварии вместе с Малышевым обедали. Показания с заверенным нотариально переводом, — Олег выложил перед ним документы поверх фотографий мертвого Малышева.

Расстарался Руденко, своего человека из полиции подключил, и, хотя, по сути, это ничего толком не доказывало, но Дедов был сегодня в том состоянии, когда взял бы на себя, наверное, и убийство Кеннеди, если бы предложили.

— Ну и что? Он мне мешал. Я попросил Джека дать мне что-нибудь, чтобы меня потом никак не заподозрили. Отравился, и дело с концом, — Юрий Леонидович бормотал все это, уставившись в документы — протокол допроса, заключение экспертизы… — Это ведь природный яд. Он плохо себя почувствовал еще в таверне. У него закружилась голова. Я боялся, что Малышев там же потеряет сознание. И везти сам я его в такой ситуации никак не мог, вдруг бы он умер в моей машине. Я уговорил его быстрее ехать домой, что в дороге ему полегчает, когда он откроет окошко и… А вышло еще лучше — авария, он в лепешку. Меньше подозрений, даже не вскрывали…

Ермилов и Сорокин переглянулись. Они не ожидали такого скорого, легкого признания.

— Малышев вас в чем-то подозревал? — Олег встал, отошел к окну, ему стало душно, когда он представил, что чувствовал в последние минуты несчастный Малышев.

— Вряд ли.

— Тогда почему вы не расправились с ним сразу же?

— Нужно было время, чтобы меня назначили на его должность, повысили там же, в командировке, а не просто сделали и.о. на некоторое время до приезда нового торгпреда из Москвы, необходимо было влиятельное вмешательство. Граевский считал, что зам торгпреда — это мой потолок. И не собирался да и не мог помочь. Поэтому пришлось заручиться поддержкой других людей.

— Которых вы принимали на виллах и катали на яхте?

— Требовалось время, — проигнорировал вопрос Дедов. — Вот я и выждал. Подготовился.

У Сорокина не было сомнений, что сидящий перед ним мужчина с чуть высокомерным, но осунувшимся лицом, предатель. Это очевидно, с учетом предыдущего допроса, проведенного Ермиловым. Да еще справка от полковника Руденко, присланная в Генпрокуратуру диппочтой, с его компетентными умозаключениями. И выводы самого Олега Константиновича, его «случайная» встреча с Ричардом Линли, о котором начальник английского отдела ФСБ, разумеется, был наслышан.

Однако Сергей знал, что именно теперь есть шанс выудить из Дедова что-нибудь такое, о чем в «Лефортове» Юрий Леонидович, подумав, говорить не решится. А сейчас на кону стоит его безопасность, и можно ее подороже ему продать.

— Я не знаю, — надеясь, что Ермилов ему подыграет, Сорокин задумчиво погладил свою бороду, приподнял черные брови, наморщив лоб. — Вам стоит еще рассказать что-нибудь существенное, пока что… — он покачал головой. — Убийство не в нашей компетенции, это дело прокуратуры… Вы понимаете?

Дедов погрузился в глубокие раздумья. И ни Ермилов, ни уж тем более Сорокин не нарушали эту паузу, позволяя Юрию осознать, что мечта об одиночной камере в «Лефортово» испаряется и утекает в щель оконной рамы, к недосягаемому, пусть и низкому, зимнему московскому небу.

— Скоро снег пойдет, — сказал вдруг Олег вполголоса, обращаясь к Сорокину. — А мне еще надо в магазин успеть забежать. Дома шаром покати.

Он вел себя так, словно Дедова уже увели конвойные. И по тому, как Юрий Леонидович вздохнул, Сорокин понял, что Дедов почувствовал себя сидящим все в той же камере, среди толпы не слишком доброжелательных соседей.

Сорокину все больше нравился этот следователь. Есть в Ермилове внутренняя сила и, несмотря на легкий профессиональный налет цинизма, четкое понимание, где черное, а где белое. Психологический подход к подследственному…

— Еще кое о чем я бы хотел заявить.

Ермилов взглянул на часы, все еще демонстрируя безразличие. Сорокин в этот момент за ним наблюдал с внутренней улыбкой, с большим интересом, чем за страданиями Дедова. Но до тех пор, пока Юрий Леонидович не заговорил:

— Странный случай произошел во время одного из наших разговоров с Джеком… В посольство приехал в 1999 году в командировку кадровик из Внешторга. А у нас такая договоренность была с Джеком — я сообщал ему о всех сменах состава сотрудников посольства — кто в отпуске, кто кого заменил. Старался собрать как можно больше информации биографического характера, бытовых мелочей. Все это ценил Джек, — Дедов осекся, посмотрел на следователя и фээсбэшника и, обнаружив два внимательных, но безэмоциональных взгляда, продолжил: — Этот Виктор Сергеевич мне не понравился. Что-то в нем было такое… Он вел себя довольно высокомерно, дескать, начальник управления кадров — вершитель судеб. Многие перед ним, конечно, заискивали. Я был уже торгпредом и волей-неволей приходилось с ним общаться. Он производил на меня отталкивающее впечатление. Глаза просто сверлили собеседника. Крайне неприятный тип. Он работал на Кипре, когда я был в отпуске, в 1995 году… А тут мне с ним пришлось работать вместе. Так вот, встретились мы с Джеком как обычно, и я начал рассказывать ему о перестановках в посольстве, о том, что приехал довольно интересный человек, имеющий доступ к информации, кто и на какой должности работает во всех торгпредствах РФ по миру. Хотел было дать его психологический портрет, который успел для себя создать. Только я начал говорить, а Джек меня вдруг прервал. Совершенно не в его манере, он всегда очень внимательно слушал. Перевел разговор на другую тему, а когда я вернулся к разговору о Викторе Сергеевиче, Джек сказал, дословно: «Этот человек нам неинтересен». Дословно, — повторил Дедов и взглянул на Сорокина, а затем и на Ермилова.

— Ваш вывод? — Сорокин глядел прямо на Юрия Леонидовича.

Ермилов смотрел на них чуть сбоку, и ему бы сейчас не хотелось оказаться на линии этого взгляда.

— У меня создалось четкое ощущение, что Виктор — их человек и очень важен для Джека. Он так напрягся при упоминании его имени. Больше мы ни разу с ним не говорили о Викторе Сергеевиче.

— А вы сами не проявляли инициативу? Не попытались вызвать Виктора на разговор?

Сорокин и Дедов посмотрели на следователя с недоумением.

— Нет, конечно, — Юрий Леонидович снова заговорил снисходительным тоном, почувствовав, что зацепил теперь Сорокина по-настоящему. — Как вы себе это представляете? Если я ошибся в своих предположениях, он мог вывести меня на чистую воду, а если нет, он сообщил бы нашим общим хозяевам. В любом случае, я бы оказался в проигрыше. Причем в первом случае очутился бы здесь, — он усмехнулся, оглядев допросную комнату. — А во втором — не исключаю, что мой труп уже доедали бы средиземноморские рыбешки. Их у побережья Кипра не так и много, так что этот процесс мог и затянуться…

Когда конвойные вывели Дедова, то Сорокин легонько пристукнул ладонью по столу, как бы подытоживая для себя услышанное.

— Олег, у меня к тебе просьба, — Сергей вдруг осмотрелся, словно вспомнил, где находится. — Пойдем-ка на воздух. Тут не продохнуть.

Они вышли из «Матросской тишины». На заснеженной улице пахло свежими огурцами — так Ермилов часто воспринимал запах снега. Захотелось есть.

Пар изо рта срывался причудливыми облачками, какое-то время, не тая в воздухе, тянулся легким шлейфом за прохожими. Снег скрипел дерзко и бодряще…