Последствия греха - Клэр Лэнгли-Хоторн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Никакого празднества в честь вашего возвращения? — Голос лорда Розема испугал ее, и она от неожиданности уронила книгу.
— А что, разве стучаться больше не принято? — сердито спросила Урсула. — Нужно будет отругать Биггза. Отчего это он позволил вам просто так взять и ворваться?
— Не вините Биггза. Я сам попросил его не докладывать о моем приходе и не отвлекать вас. И я постучал, просто вы не слышали.
Лорд Розем поднял книгу с пола, закрыл ее и с улыбкой взглянул на заглавие.
— Йейтс? Хм… Я ожидал увидеть имя Байрона.
— Меня неизменно удивляет то, что вам знакомы эти имена, — ответила Урсула, надевая туфли.
— У вас сбилась лента, — заметил лорд Розем, указывая на ее голову. Урсула невольно взглянула на себя в зеркало, висевшее над камином, и машинально попыталась поправить ленту.
Лорд Розем положил томик на стол. Он быстро взглянул на корешки остальных книг и снова улыбнулся.
— Вас забавляет мой круг чтения? — поинтересовалась Урсула. Лорд Розем не ответил. Она слегка откинула голову и дерзко взглянула ему в лицо.
— Не столько забавляет, сколько удивляет, — ответил он.
— Что привело вас ко мне в этот час, лорд Розем? Для официального визита слишком поздно, вам так не кажется? — спросила она.
— Может быть, мы сначала сядем? Может быть, я даже попрошу у вас… о, я вижу, кофе уже принесли. — Лорд Розем окинул взглядом остывающий кофе и нетронутый бисквит. На этот раз его улыбка была куда добрее, но Урсулу она раздражала все больше.
Она позвонила, вызывая Биггза. Дворецкий немедленно явился.
— Биггз, мы хотим слегка перекусить. Возможно, лорд Розем предпочтет вино… — Она обернулась и взглянула на лорда Розема, который опустился в кресло: — Биггз только что открыл бутылку отличного бордо. Не так ли, Биггз?
Лорд Розем изумленно приподнял бровь. Урсула попросила дворецкого принести бокалы. Тот кивнул и вышел. Появилась Мойра, чтобы забрать поднос.
Урсула вернулась на кушетку и села, скромно скрестив лодыжки. Она пыталась сохранить спокойствие, хотя бы внешне.
— Я пришел, чтобы обсудить с вамп вопрос о вашем содержании. — Лорд Розем кашлянул. — В качестве вашего опекуна — до тех пор, пока вы не выйдете замуж, разумеется, — я вынужден расспрашивать вас о ваших материальных нуждах и считаю это положение крайне неловким…
— Значит, вы пришли, чтобы поговорить о моих «материальных нуждах», — с каменным выражением лица произнесла Урсула.
— Да.
— В такой час?
— А когда же? Вам предстоит обновить свой гардероб к весне. А учитывая приближающуюся свадьбу, я хотел бы удостовериться, что вы располагаете необходимыми средствами…
— Никакой «приближающейся свадьбы», — резко перебила его Урсула.
— Простите, я не понимаю…
— Сегодня вечером я сказала Тому, что не могу пойти на это… я имею в виду замужество. Свадьбы не будет.
Лорд Розем открыл рот, но Урсула заговорила прежде, чем он успел произнести хотя бы слово.
— Я решила, что пора заявить о своей независимости. Собираюсь лично заниматься отцовскими делами. Но мне, разумеется, нужна ваша поддержка, поскольку вы мой опекун. Я долго об этом думала… Папа наверняка был бы рад, узнав, что я собираюсь вести дела самостоятельно.
— Не сомневаюсь… — В голосе лорда Розема прозвучал определенный скептицизм.
— Вы считаете, что женщина на это не способна?
— Вам известна моя точка зрения, — отозвался он.
— Ваша точка зрения — это не ответ на мой вопрос. Вы и впрямь думаете, что я не способна продолжить дело моего отца, потому что я женщина?
— И вдобавок вы слишком молоды, — заметил лорд Розем.
— Мой отец тоже был молод, когда начинал.
— Это правда — но у него было великолепное чутье. И когда он сомневался, то охотно прислушивался к советам тех, кому доверял.
— Я буду прислушиваться к советам. Я не настолько глупа, чтобы полагать, будто можно вести бизнес в одиночку. Я попрошу совета у всех, кто помогал моему отцу. Но поймут ли они меня — вот в чем вопрос? Поймете ли вы меня?
— Я не уверен, что сейчас вы сами себя понимаете.
— Возможно, что и нет, но я готова принять на себя соответствующие обязательства.
— А как же ваши мечты о журналистике?
— Придется от них отказаться.
Лорд Розем вздохнул.
— Мне кажется, вы лишаете себя многого, ничего не обретая взамен. Возможно, друзья вашего отца никогда не примут в свой круг женщину. Возможно, они никогда не примут вас. А ваши убеждения? Как вы сумеете их примирить с…
— Вы останетесь? — спросила Урсула.
— Останусь ли я?
Лорд Розем внезапно встал и прошелся по комнате. Девушка пыталась угадать, о чем он думает, но его лицо было непроницаемо.
— Да. Моим доверенным помощником. Останетесь ли вы со мной на этих условиях? Будете ли поддерживать мои решения на правах моего опекуна? Предоставите ли мне финансовую свободу, чтобы я могла предпринимать все, что считаю нужным для продолжения отцовского дела?
— Не уверен, что смогу всегда соглашаться с вашими решениями, но… да, я останусь вашим помощником, если вам угодно видеть меня именно в такой роли.
Фраза повисла в воздухе, и Урсула покраснела. Намек был ясен. Но она еще не готова была давать какие-либо обещания, и уж тем более лорду Розему. Сначала ей нужно было настоять на своих условиях. Если она поддастся, то потеряет свою новообретенную независимость.
— Да, — негромко ответила она. Эти слова эхом отозвались в комнате.
Лорд Розем стоял у камина, и выражение его лица по-прежнему было загадочным. Урсула встала и подошла к нему. Когда их взгляды встретились, он как будто хотел заговорить, но промолчал. Еще больше разочаровало Урсулу то, как он с ней расстался: вытащил из кармана часы, заметил, что время уже позднее, с облегчением пожал плечами и сказал, что ему пора.
— Завтра я уезжаю в Ирландию.
— В Ирландию? — воскликнула Урсула.
— Да. Завтра в Дублине начинается важный судебный процесс, на котором я должен присутствовать в качестве адвоката. — Лорд Розем открыл дверь.
— Когда же вы вернетесь? — спросила Урсула.
— Не знаю. Харгривз сообщит вам.
И с этими словами лорд Розем покинул девушку, предоставив ей мечтать о том, чтобы он не уходил…
23
На следующее утро Урсула встретилась с Алистером Фенвеем и Джерардом Андерсоном в конторе «Андерсон и Стоун» на Треднидл-стрит. Мужчины с видимой неохотой выслушали слова Урсулы о том, что она собирается самостоятельно заняться делами. Фенвей предложил, чтобы лорд Розем на правах опекуна продал фабрику, а вырученные деньги куда-нибудь выгодно поместил на ее имя. Урсула отказалась. В утомительных спорах прошло два часа, прежде чем мужчины начали осознавать всю степень ее решимости. Наконец, сдавшись, Андерсон вытащил гигантский гроссбух и начал объяснять Урсуле суть различных операций, лежащих в основе финансовой империи Марлоу. Девушка провела пальцем по списку британских поставщиков — всё это были знакомые ей с детства имена, — когда ее внимание привлекла краткая запись: речь шла об уплате некоторой суммы какой-то немецкой фирме.
— Что это? — спросила она.
Андерсон и Фенвей переглянулись.
— Я не знала, что у отца были поставщики в Германии. Это как-то связано с ламбетской фабрикой?
Андерсон почесал нос.
— В общем, нет.
— Тогда что это? — настаивала Урсула.
Андерсон обернулся к Фенвею, и тот, поколебавшись, ответил:
— «Бормейер» — это фармацевтическая компания. Они исследуют химические соединения и проверяют, можно ли применять их в медицине.
— Но при чем здесь мой отец?
Андерсон вздохнул.
— Мы надеялись, что ты никогда этого не увидишь… — Он вытащил из ящика стола папку. — Прочти сама.
Урсула взяла у него бумаги и начала читать их — с возрастающим ужасом. Одно из первых писем было адресовано мистеру Марлоу и написано по-английски.
«Результаты эксперимента свидетельствуют о том, что это вещество на восемьдесят процентов гарантирует стерилизацию. Клинические отчеты тем не менее свидетельствуют, что две из двадцати женщин, участвовавших в эксперименте, вскоре умерли в результате внутреннего кровотечения. Мы хотим знать, желаете ли вы продолжать испытания. Как уже было сказано, количество удачных опытов чрезвычайно высоко; вопрос в том, не станут ли этические принципы достаточно сильным препятствием для коммерческого распространения этого вещества».
«Препятствием?!» Урсула пришла в ужас. Значит, это и было вещество, обнаруженное экспедицией Рэдклифа, о котором твердил Бейтс. Казалось почти невозможным поверить в то, что ее отец вынашивал столь гнусные планы. Неужели любящий и снисходительный человек, которого она знала, мог быть повинным в гибели двух женщин — а может быть, и не только двух?