Семьдесят два градуса ниже нуля - Владимир Маркович Санин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Гиппократу?
– Синицыну, черт бы тебя побрал! За несерьезность будешь лежать с горчичниками на десять минут дольше… Уж не оправдываешь ли ты его?
– Нет, Леша, не оправдываю. Руки я ему не подам. Но судить… Равнодушие – явление более распространенное, чем ты думаешь. Возьми любой номер газеты и найдешь там статью, заметку, фельетон о равнодушных людях. Их много, Леша, всех не пересудишь.
– Примиренческая какая-то у тебя философия.
– Погоди давать оценки. Согласись, что нравственно человек еще весьма далек от совершенства. Расщепить атомное ядро куда легче, чем разорвать цепочку: инстинкт самосохранения – эгоизм – равнодушие. Эти звенья паялись тысячами веков, не такие мыслители, как мы с тобой, ломали копья в спорах, что есть человеческая натура и как ее переделать. Равнодушие – производное от эгоизма, оно омерзительно, но – увы – живуче. Нравственность не автомобиль, ее за десятилетия не усовершенствуешь.
– Погоди, не виляй. Как ты определишь равнодушного?
– Ну, хотя бы так… Юлиан Тувим шутил: «Эгоист – это человек, который себя любит больше, чем меня». Если перефразировать, то можно сказать: «Равнодушный – это человек, который так любит себя, что ему начхать на меня».
– И ты позволишь Синицыну ходить с небитой мордой?
– Расквашенный нос, друг мой, еще никого не делал более чутким и отзывчивым.
– Снова остришь? Это позиция холодного наблюдателя!
– Почему холодного? Анатоль Франс сказал: «Дайте людям в судьи иронию и сострадание». Вот что мне по душе!
– Непротивление злу насилием?
– Я рядовой инженер-механик, а не специалист по моральному облику, друг мой. А ты врач. Поставь на ноги батю, вылечи ребятам помороженные лица и руки, а также сними с меня горчичники и выгони из «Харьковчанки» как симулянта. Каждый должен возделывать свой сад.
– Услышал бы тебя батя…
– Думаешь, не слышал?.. Сколько раз спорили…
– Ну и, признайся, песочил тебя за такие взгляды?
– Было дело… Середины для него не существует – либо белое, либо черное. Как он меня только не обзывал: и хлюпиком, и амебой, и гнилым интеллигентом, но я не обижался, потому что… – Валера улыбнулся, – свой разнос он заканчивал так: «Не хрусти позвонками, сынок, шею вывихнешь. Кого люблю, того бью…» Батя мне – второй отец…
– Ладно… Сейчас начнешь кричать, что я использую недозволенные аргументы и насилую твою психику… Так вот, рядом лежит родной тебе человек, ставший жертвой равнодушия. А ты…
– Выходи его, Леша!
– Твое ходатайство решает дело. Дурак ты, Валерка!
– Пусть дурак, пусть кретин… Я его знаю лучше, вы – только по работе. Он удивительный, все у него безгранично – и честность, и мужество, и ненависть, и любовь… Не видел я таких людей, Леша!
– Тише, разбудишь, дай горчичники сниму. Ну, легче откашливается?
– А, к черту…
– Лезь обратно в мешок… гнилая интеллигенция. Значит, не пойдешь со мной Синицына бить?
Валера потемнел.
– Если с батей что случится – пойду и убью.
Алексей Антонов
Алексея походники не узнавали, доктор стал молчалив, неулыбчив, даже угрюм. За все шесть недель ни разу не взял в руки любимую гитару, а когда его просили об этом, отнекивался, ссылался на помороженные пальцы. Спрашивали Бориса, не получал ли доктор каких плохих известий, – оказалось, не получал. Осторожно допытывались у Валеры, но тот ничего не сказал и лишь посоветовал ребятам не лезть Алексею в душу.
Будь Антонов новичком, его поведение можно было бы легко объяснить: не выдержал док, кишка оказалась тонка. Но за ним числился уже один поход, безупречно проведенная зимовка.
Полярники – народ требовательный: им мало того, что доктор умеет вырвать зуб или легким ударом ладони вправить вывих, им еще нужно в этого доктора поверить как в человека. Особенно походникам: и потому, что дело у них поопаснее, чем у других, и потому, что в массе своей они обыкновенные работяги – в том смысле, что профессии механика-водителя отдаются целиком, раз и навсегда, считают ее для себя самой подходящей и ни на какую другую не променяют. И человек, зарабатывающий себе на хлеб не физическим, а умственным трудом, уживается среди походников далеко не всегда, к нему будут долго присматриваться, чтобы понять, что он собой представляет.
Если этот человек нарочито огрубляет свою речь, лезет вон из кожи, чтобы показаться «своим в доску», – отношение к нему будет ироническое. А если останется самим собой и ничем не выкажет своего превосходства (иной раз иллюзорного, потому что диплом не заменяет ума, и недаром в народе шутят, что лучше среднее соображение, чем высшее образование), тогда его признают своим – будут от души уважать.
В Мирном походники жили вместе – в одном доме, и когда Алексей приходил к Валере поговорить, ребята присаживались рядом, включались в разговор. Что же касается бати, то, мало знакомый с научной терминологией, он тем не менее легко вскрывал суть любого спора на абстрактную тему и простыми, но несокрушимо логичными аргументами клал на лопатки и Валеру, и Алексея.
Очень любили походники эти вечера, не раз вспоминали о них и жалели, что доктор притих и ушел в себя.
Как-то в один из тех вечеров разговор зашел о роли случая в жизни человека – тема неисчерпаемая и богатая примерами. Алексей доказывал, что судьба индивида зачастую зависит от слепого случая. Валера возражал, и тогда Алексей предложил каждому рассказать, как он стал полярником. И оказалось, что многие походники попали в Антарктиду вроде как бы по воле случая!
Гаврилов молча лежал на своей койке, а когда до него дошла очередь, сказал:
– Послушал бы кто со стороны этот треп, решил бы, что всех вас, как птичек, занесло сюда ветром. Ты, Леша, рассказывал в прошлый раз про неудачи с пересадкой сердца, что организм отторгает чужеродную ткань. Так вот, сынки: в Антарктиду, конечно, можно попасть и случайно. Но случайного человека Антарктида не примет. Отторгнет!
В последнее время Алексей не раз вспоминал ту вечернюю беседу. Склонность к самоанализу побуждала его к размышлениям, иной раз мучительным. Сознавая, что на его настроение решающим образом влияет молчание Лели, он в то же время искал и находил и другие причины: малая профессиональная отдача, в какой-то мере даже деквалификация, безмерно тяжелые условия и прочее. Но если так, то не случайный ли он человек, не отторгает ли его Антарктида?
Если разобраться, ворошил прошлое Алексей, сюда его привела короткая и даже анекдотическая цепочка случайностей.
Началось с того, что и в мединститут, о
