Я смогла все рассказать - Кэсси Харти

Папа покачал головой:

– Нет, Кэсси. Боюсь, это конец. – Он казался таким спокойным, умиротворенным. – Прощай, дочка, – прибавил отец шепотом и снова впал в забытье.

Это был последний наш разговор – той же ночью папа умер. Моего любимого папы не стало. Я любила его всем сердцем, хоть он из-за собственной слабости не отваживался перечить матери и защитить меня. Тем не менее папа был добрым и мягким человеком, и я искренне оплакивала его уход.

Пару дней мне пришлось провести в доме матери, чтобы сделать все приготовления для похорон. На людях мама прекрасно изображала скорбящую вдову и принималась рыдать каждый раз, когда кто-то из знакомых заходил выразить соболезнования, но, оставшись наедине со мной, она без умолку болтала об истинной любви всей ее жизни – о любви к Биллу, человеку, укравшему у меня детство. Ее не заботили ни смерть отца, ни мои чувства, она была поглощена воспоминаниями о романе с Биллом, длившемся больше двадцати лет. Когда мама начинала рыдать, она просила меня обнять ее. Не скажу, что мне это нравилось: ни разу в жизни она не утешила меня в горе, а теперь я должна была разделять ее скорбь по моему мучителю.

Когда мы разбирали вещи отца, мама то и дело принималась ворчать: ей не нравилось, что он бережно хранил все подарки, которые я, Том и сестры дарили ему в детстве. Папа умер, а она все продолжала его ругать. Со мной она была добрее, чем обычно, а все потому, что я играла роль второго плана в ее спектакле «Безутешная вдова». К тому же ни Том, ни сестры не соизволили приехать, так что я была ей нужна.

После похорон жизнь вошла в прежнее русло. Мы с Даниэлем становились все ближе. Однажды вечером мы слушали музыку и пили вино при свечах. Я вдруг почувствовала, что готова. В тот вечер мы впервые переспали. Я не пожалела: Даниэль был нежным и умелым любовником. Все было просто великолепно. Я снова почувствовала прелесть телесной любви. Это было тем более удивительно, что я ничего не рассказывала ему о том, что со мной произошло в детстве. Я не рассказывала об этом никому, кроме мамы и Питера.

Жизнь была прекрасна. Наверное, Даниэля не удивляло, что все прошло так хорошо, он ведь не знал ничего о моем прошлом. Я же не могла поверить своему счастью. Конечно, я не сомневалась, что рано или поздно у нас будет секс, но не была уверена, как все пройдет. Теперь у меня не осталось никаких сомнений. Я знала, что люблю Даниэля и что мы будем счастливы вместе.

Как-то раз я, боясь опоздать на ужин с Даниэлем, в спешке забыла надеть кольца и весь вечер чувствовала себя неуютно.

– Примерь-ка вот это колечко, – сказал вдруг Даниэль и протянул мне крошечную коробку.

Я была поражена: за все время, что встречались, мы ни разу не обсуждали серьезность его намерений. Дрожащими руками я открыла коробочку. Внутри было изящное кольцо из белого золота с бриллиантом.

– На какой палец мне его надеть? – спросила я дрожащим от волнения голосом.

Даниэль взял мою руку и надел кольцо на безымянный палец. Сидевшие за столиком напротив пожилые дамы с восторгом наблюдали эту сцену. Я потеряла дар речи. Вот тебе и намерения! Это был чудесный романтический вечер, воспоминание о котором я сохраню на всю жизнь.

Вскоре после этого мы с Даниэлем переехали в новый дом, а в восемьдесят седьмом году сыграли свадьбу. В отличие от предыдущих браков, с Даниэлем я счастлива: мы никогда не скандалим, даже не спорим. Наоборот, все время смеемся. Для меня очевидно, что, не покончив с привязанностью к антидепрессантам, я не встретила бы свою настоящую любовь. И когда мы с Даниэлем познакомились, и когда я решила выйти за него замуж, никакие препараты не влияли на мои решения, это был только мой выбор. У меня не было тайн от нового мужа: я рассказала ему о жестокости матери, о многолетней зависимости от транквилизаторов и о том, как у меня забрали сына. Умолчала я только о том, что со мной сделал дядя Билл. Я не могла заставить себя выпустить наружу воспоминания о нем, слишком уж глубоко их запрятала.

У меня по-прежнему случались приступы паники, но с помощью Даниэля и дочерей я научилась с ними справляться.

Глава двадцать вторая

Однажды вечером мы с Люси смотрели передачу о британских солдатах, сражающихся в горячих точках. Внезапно Люси сказала, что мы ничего не знаем о судьбе ее брата Джека. Жив ли он вообще? А что, если он погиб? Что, если мы больше никогда его не увидим? Мне даже думать об этом было страшно.

Я твердо решила разыскать его. Даниэль поддержал меня и помог начать поиски. Мы связались с социальными службами и в конце концов вышли на Сэлли, служащую отдела усыновления. Она ознакомилась с моим делом и сказала, что, по ее мнению, в нем было допущено множество нарушений. По всем правилам Джека должны были отдать на воспитание во временную семью, разрешить мне видеться с ним в любое время и вернуть его мне сразу, как только улучшится мое материальное положение.

Я молча слушала ее.

В конце разговора Сэлли заверила, что выяснит все подробности и свяжется со мной, как только удастся что-либо разузнать. Шел уже девяносто второй год, Джеку должно было исполниться двадцать один.

Через пару недель Сэлли позвонила и сказала, что ей удалось связаться с приемным отцом Джека. Стараясь скрыть волнение, я внимательно слушала ее рассказ. Оказалось, что приемная мать Джека умерла совсем недавно. Было бы просто жестоко появляться в его жизни в такой момент, поэтому я согласилась отложить встречу с сыном. Сэлли пообещала через год снова связаться с его приемным отцом.

Был еще один человек, с которым мне хотелось возобновить общение: моя лучшая подруга Клэр. Мы потеряли связь еще до того, как я развелась с первым мужем и потеряла Джека. Дело в том, что муж Клэр, флотский офицер, часто менял место службы. Мы с ней закружились в вихре переездов, срочных дел и проблем и надолго потеряли друг друга из вида. А я вообще до сорока лет жила, одурманенная таблетками, плетясь от одной неудачи к другой. Теперь же жизнь наладилась, и мне захотелось восстановить старую дружбу. Взяв телефонную книгу, я обзвонила всех абонентов – однофамильцев Клэр и в конце концов вышла на ее тетку. Та дала мне телефон племянницы, и я сразу же позвонила подруге. Поначалу разговор не ладился: казалось, долгая разлука взяла свое, – однако уже спустя пять минут лед растаял, и мы весело щебетали, вспоминая детские годы. Клэр сказала, что пыталась разыскать меня, когда готовилась праздновать серебряную свадьбу, обратилась к моей матери, но та ответила, что не знает, как со мной связаться. Она просто соврала, мне назло. Это было уже не важно. Главное, что мы с Клэр снова нашли друг друга.

Вскоре после этого Клэр позвонила мне и сказала, что проводит отпуск неподалеку от моего города. Я сразу же поехала к ней. Она совсем не изменилась с тех пор, как мы с ней впервые учились пользоваться помадой в парфюмерном отделе супермаркета, разве что поседела немного. Некоторое время мы с улыбкой разглядывали друг друга, а потом крепко обнялись. Мы то смеялись, то плакали и не могли наговориться после стольких лет разлуки. Наскоро пообедав в местном пабе, мы поехали ко мне домой, где я познакомила Клэр с семьей. Домашние были счастливы наконец познакомиться с моей лучшей подругой – я им столько про нее рассказывала.

Потом мне захотелось встретиться и с ее родителями. Когда я внезапно появилась на празднике в честь их рубиновой свадьбы, мать Клэр расплакалась и сказала, что все эти годы скучала по мне. Оказалось, она тоже тщетно пыталась найти меня через мою мать. Я приезжала к маме Клэр еще несколько раз, и, вспоминая прошлое, она сказала, что очень волновалась за меня. Ей всегда казалось, что я была несчастливым ребенком, она знала, что мать не любила меня. Она старалась помочь мне, чем могла, и всегда была добра ко мне, когда я гостила в их доме. Я испытала огромное облегчение после встречи с Клэр и ее родителями, словно нашла и поставила на место потерянный кусочек из мозаики своей жизни. Я была уверена, что не потеряю связь с ними до конца жизни.

В той мозаике не хватало еще одного фрагмента. В июле девяносто третьего года в моей квартире раздался телефонный звонок, который помог мне вновь его обрести. Звонила Сэлли.

– Помните, я обещала разузнать как можно больше о вашем сыне? – спросила она, словно я и впрямь могла это забыть. – Вы еще потом согласились отложить встречу на год. Так вот, прошло уже тринадцать месяцев. На прошлой неделе я вновь связалась с приемным отцом вашего сына, и он показал Джеку ваше письмо.

Я задержала дыхание. Ну же, ну!

– Ваш сын хочет встретиться с вами!

Я не верила ушам. Меня трясло от предвкушения, возбуждения, страха, волнения и любви, накопившихся за двадцать один год разлуки.

– Вы хотите встретиться с Джеком? – спросила Сэлли.

Что за идиотский вопрос! Она и правда допускала, что я могу отказаться? Я не могла говорить и просто плакала.

– Конечно, хочу, – ответила я после паузы, но так тихо, что Сэлли попросила повторить. – Конечно, я хочу с ним встретиться.