Пьесы - Владимир Голышев

Кураев (удивленно): Лонгин?

Завгородний (радостно): Вот-вот!.. Он же у вас по глазам спец! Не слыхал?.. (косится на кураевские очки) По твоей же части!..

Кураев (нравоучительно): Это, Вадим Феоктистович, пережитки язычества. Так сказать, рецидив дохристианского созна…

Кураев не успевает договорить. В зал вваливается запыхавшийся Пилипенко.

Завгородний (требовательно): Ну?

Пилипенко: Упаковали. Проинструктировали. Переодели.

Завгородний удовлетворенно кивает.

Кураев (мнется): А он это… не агрессивный?

Завгородний (небрежно): Да, нет. Человек степенный. В летах. При Валере грелся: кадило, кропило, «отченаш»…

Кураев: Алтарник?

Завгородний (соглашается): Ага. Вроде того… Ну, и опять же сопровождение будет! Люди опытные. Квалифицированные… Ты, главное, в зеркальце не особенно смотри по дороге. Чтобы не расстраиваться… А в Москву они, вообще, в отдельном купе поедут…

Кураев встаёт.

Кураев (нерешительно): Ну, я пошел?

Завгородний тоже встает, жмет руку, хлопает Кураева по плечу – тот облегченно выдыхает и направляется к выходу.

Завгородний (вдогонку): Ребята наши не особенно разговорчивые, но исключительно положительные! С богатым опытом оперативной работы…

Переключается на Пилипенко.

(строго) Машину помыли? Заправили? Шофер в норме? Не с бодуна, как в тот раз?

Пилипенко показывает жестом: мол «всё в ажуре» и отходит от двери, чтобы пропустить Кураева. Тот уже собирается выйти, но его останавливает неожиданный окрик Завгороднего.

Уважаемый! Совсем забыл…Тут у меня это…

Расстегивает пуговицу на гимнастерке, копается в волосах на груди и с трудом находит в них нательный крестик.

Вот! Нельзя ли его окрестить?

Кураев (догадывается): Освятить?

Завгородний (радостно): Ага!.. Валерка побрызгал, конечно. Но я как-то не особенно…

Кураев ошарашено смотрит на Завгороднего, потом на Пилипенко. Пилипенко смотрит на своего начальника, потом на протодиакона. Их взгляды пересекаются. Во взгляде Пилипенко появляется недоверие, потом непреклонность. Глаза его сужаются, а руки – закрывают перед кураевским носом дверь. Протодиакон тяжело вздыхает и обессилено опускает руки.

Занавес.

Сцена четвёртая

Швейцарские Альпы. Маленькая частная клиника. Отделка и мебель в стиле хай-тек. Всюду стерильная чистота. Немногочисленный вышколенный персонал.

По коридору медленно идут доктор Клюге и митрополит Илларион. Оба в белых халатах. Под халатом Иллариона не полы рясы, а брюки. В руках Клюге папка. Он ее время от времени открывает и листает бумаги. Говорят между собой по-немецки.

Клюге: …Общее состояние пациента внушает обоснованные опасения. Выявлен ряд хронических заболеваний. Опорно-двигательный аппарат, позвоночник, нервная система, лёгкие, почки… А состояние желудочно-кишечного тракта можно оценить как критическое. Запущенная язвенная болезнь требует немедленной…

Илларион останавливает Клюге жестом.

Илларион: Во избежание дальнейших недоразумений, давайте сразу определимся с приоритетами. Общее состояние нас интересует исключительно в режиме поддержания. Вы понимаете, о чем я говорю?

Клюге мнется и неопределённо пожимает плечами.

(поясняет) От вас требуется обеспечить относительную дееспособность пациента… ммм… на ближайший год. Максимум два. В первую очередь, нас интересует экстерьер – его соответствие заданным параметрам. Оздоровительные мероприятия по другим направлениям следует ограничить временны́ми рамками, заданными этой основной задачей… Вы понимаете, о чем я говорю?

Клюге хмурится, и неуверенно кивает. Илларион берет его под руку и жестом предлагает продолжить прогулку.

Что у него с лицом?

Клюге (сухо): Сходство почти идеальное. Немного подправили нос… последствие неоднократных травм: искривление перегородки, хрящ смещен… Прикус скорректировали… зубы… А в остальном – работа косметологов: шлифовка шрамов, оздоровление кожи, морщины… Больше всего хлопот доставили волосы. Пациенту 58 лет. Без признаков облысения. Цвет – медно-рыжий. Почти без седины. Борода…

Илларион (перебивает, встревожено): Это фатально?

Клюге: Нет, конечно! В нашем распоряжении все последние достижения…

Илларион: Сроки?

Клюге (уточняет): «Под ключ»?

Илларион: Естественно.

Клюге хмурится, заглядывает в папку, что-то считает в уме и выдает цифру.

Клюге: Восемь недель. (осторожно) С половиной. Плюс-минус.

Илларион удовлетворённо кивает.

Илларион: Я могу его посетить?

Клюге: Конечно. Правда, Вы ничего не увидите – на лице повязка.

Илларион: Ничего. Побеседуем.

Подходят к двери палаты. Клюге делает приглашающий жест. Илларион берется за ручку двери.

Клюге (нерешительно): Палата под видеонаблюдением. В целях безопасности. Отключить?

Илларион: Зачем? Порядок – есть порядок.

Входит в палату.

В части сцены, отделённой дверью, загорается свет. Палата просторная, чистая. Обстановка современная, функциональная. Широкое окно выходит в сад. На койке лежит человек с забинтованным лицом. Рядом с ним – столик на колесиках с пустой посудой. При появлении Иллариона забинтованный человек вздрагивает, поднимается на локтях и забивается в угол.

Тропарёв (насторожённо): Русский, да? Не темни. Какие расклады?

Илларион останавливается, будто не верит своим ушам. Голос – точно такой же, как у патриарха Кирилла. Илларион подходит вплотную к койке и наклоняется над пациентом.

Илларион: Еще что-нибудь скажи.

Тропарёв (скороговоркой): Ага. Щас. В семьдесят втором трёху общего наговорил. А придержи метлу – «химия». И то – не факт.

Илларион (ошарашено): Феноменально!.. А так можешь (читает нарспев): «Живый в помощи вышнего…»

Тропарёв (подхватывает и «на автомате» заканчивает): …в крове Бога небесного водворится»… (другим тоном) Ты, что поп что ли, я не понял?

Илларион не обращает внимания на его вопрос. Он одним движением ставит стул у изголовья койки, садится и, как ни в чем не бывало, продолжает свой странный экзамен.

Илларион: А ну ка… (торжественно, подражая интонациям патриарха) «Всечестны́е отцы, братия, господин президент!». Повтори!

Тропарёв (повторяет): «Всечестны́е отцы, бра…» (нервно) Ёпть! Чё за фестиваль? Ты, вообще, кто?

Илларион (вполголоса, сам с собой): Нууу… есть конечно специфика в произношении… призвуки… Но в целом… (громко) Как чувствуешь себя, Тропарёв? Жалобы есть? Пожелания?

Тропарёв (указывая на повязку на лице): Заточку б почуха́ть. А так… (неожиданно интимно) Прикинь, тут кролики по травке шарятся! Я одного за уши поймал. Смирный такой. Не боится… И черника. Высокий такой куст…

Пауза.

Настроение Тропарёва резко меняется.

(мрачно) Ну, давай, вскрывайся, темни́ла. Что за тема?.. Я нервничаю, когда чего-то не понимаю.

Илларион пристально смотрит на него. Потом откидывается на спинку стула и непринужденно забрасывает ногу на ногу.

Илларион: Всё просто. Ты очень похож на одного высокопоставленного человека.

Тропарёв (настороженно): Из попов?

Илларион (уклончиво): Ммм… Ты сам всё поймёшь, когда повязку снимут.

Тропарёв (нетерпеливо): Ясно. Бугор бзделова́т – жопу прикрыть хочет. А если я – в отказ?

Илларион (улыбается): Это невозможно.

Тропарёв: Почему?

Илларион: Ну, куда мы тебя отпустим с таким лицом? Придётся…

Тропарёв (торопливо): Понял. Не маленький. (задумчиво) Чё ж за Джоконду лепила замасты́рил? (Иллариону, резко) Ладно. А если так: я – как пионер, а бугор, сука, чё-то страх потерял?..