Детородный возраст - Наталья Земскова

Чтобы не ждать очередного сокращения, принимаюсь отслеживать каждую каплю магнезии: кап, кап, кап… Кап – всё зависит от меня, не от них. Кап – я должна найти выход. Сама. Кап – это просто такой лабиринт, где каждый движется в одиночку, будто в игре. Кап – не сдаваться, терпеть, не сдаваться. Кап – очертить вокруг себя круг, круг защиты. Кап – это только волнение, страхи. Кап – я перестану бояться, она поймет и расслабится. Жидкость входит в мою вену без всяких ощущений. Магний безвреден, он содержится в организме, им лечат сто лет. Всё обычно, банально, стандартно, и, значит, опасности никакой – внушаю я себе и не смотрю по сторонам. Я одна, совершенно одна. Я спокойна, и я сейчас засну…

Шум и крики в родовом боксе как будто стихают, свет приглушается, и отделение уже не кажется таким ужасным, как вначале, с этими родильными столами, которые в первую минуту принимаешь за пыточные. На короткий момент воцаряется тишина, но тотчас же ее разрушают нечеловеческие крики и брань.

– Не обращайте внимания, – почти весело уговаривает меня Лена и, опускаясь рядом, сама принимается считать интервалы между схватками. Ее лицо спокойно и улыбчиво, и это спокойствие передается мне, я перестаю бояться и дрожать.

– Интервал всё такой же. Это чудесно, чудесно. Главное, что нет болей. Значит, шейка закрыта. Держитесь, Маша, держитесь. Помните: у меня было так же, точь-в-точь, ничего страшного, нам только бы выиграть время.

Время, выиграть время… Кап – мы доехали, всё хорошо. Кап – я лежу, совершенно расслабившись. Кап – это просто испуг, он проходит. Кап – схватки кончились, их больше нет. Время ползет и летит – я это вижу по часам, висящим напротив, и с удивлением понимаю, что уже вечер, а привезли меня в двенадцать дня. Я продержалась больше восьми часов, а это очень много.

Магнезия тоже заканчивается, и Лена, убирая капельницу, виновато разводит руками:

– Теперь всё, надо ждать, либо туда – либо сюда. Больше капать нельзя.

– Да, я знаю, я знаю.

– Вы что-нибудь ели?

– Нет… Но не нужно, спасибо.

– Нужно, нужно. Сейчас принесу.

Девушка куда-то исчезает и приносит мне кашу и йогурт. Чтобы ее не обижать, через силу проглатываю что-то и поворачиваю голову к стене. Мимо то и дело проносят только что родившихся розовых малышей, и я закрываю глаза, чтобы не видеть их личики, которые все до одного кажутся мне прекрасными. Мой ребенок сейчас совсем крошечный, ему нельзя наружу, я должна его удержать. Любыми силами. Согреваю живот руками, пытаясь охватить ладошками как можно больше. Перестаю считать минуты между схватками. Молчать, расслабиться, не думать.

Чтобы не мешал свет, кладу на глаза полотенце, и это последнее, что я помню. Тяжесть и темнота.

Глава VI

26–28 недель (3)

Я лежу. Я просыпаюсь от стука каталки. Кого-то отвозят, но почему же так громко?

Где я?

Там же, на старом диване.

Господи, я спала… Я уснула.

За окном вязкая темнота. На часах ровно семь. Значит, утро.

Руки на животе. Боюсь пошевелиться, но уже понимаю: матка расслаблена и вверху. Не может быть. Не может быть. Как и тогда, два месяца назад, мне удалось загнать себя в сон, и это сработало? Видимо, да. Невероятно, но я выключилась на четыре часа или больше. Уснула и спала без снов, будто меня не было вовсе. Не понимаю, отдохнула или нет, но то, что схватки прекратились, это точно.

Появляется Лена, не веря глазам, смотрит на мой мягкий животик и вся сияет:

– Ну, я же говорила!.. Говорила! Подходила к вам раза три, смотрю и не верю: вы спите. А кругом стоны, крики, топот… Я бы так не смогла. Всё прошло?

Еще не совсем вынырнув из сна, я боюсь радоваться громко и бурно выражать эмоции: вдруг всё вернется назад? Да эмоций-то, в общем, и нет – одна усталость. Мне снова дали передышку и велят бороться? Господи, неужели моя малышка в безопасности? Представить страшно – семь минут интервала. Но всё кончилось, кончилось. Продлить безопасность. Продлить передышку. Отползти и спрятаться, будто меня нет.

Лена даже нагибается, внимательно меня рассматривая:

– Вас обследовали?

– Конечно.

– А причину угрозы нашли?

– Нет, не нашли, говорят, всё нормально. Вот направили из «четверки» сюда. Не нужно было ехать, я их просила, объясняла – бесполезно.

– Но там вообще очень строго: курс откапали – и до свидания, если что – вызывайте «скорую». Да что сейчас об этом говорить! Всё кончилось и больше не вернется… Значит, схватки проходят во сне?

– Получается, да.

– Болей не было?

– С болью я бы не уснула.

– А отчего у вас бывают схватки?

– Когда на бок поворачиваюсь и если я сажусь. В общем, при любом напряжении. И при любом движении. Несколько шагов – это всё, что могу. Но иногда будто ни с того ни с сего, раз – и поехало. Пробовала читать – не могу. Ни читать, ни смотреть телевизор. Даже долго разговаривать. Всем сильным чувствам ставлю ограничитель. Живу, как амеба в аквариуме. Так что в больнице мне, получается, лучше: во всяком случае, раздражителей меньше и не так страшно.

Какое-то время девушка недоуменно молчит и смотрит на меня во все глаза:

– Да, да… Мне понятно. Примерно. И все-таки я одного не могу уяснить: как вообще можно заснуть в таком состоянии?

– Ой, не знаю, правда, не знаю. Когда я была маленькая, долго засыпала – часа по два, и родители меня учили считать баранов, слонов и прочую ерунду. Но однажды я поняла, что дело совсем не в баранах, а в том, чтобы в голове была пустота, чтобы ни одной, даже самой крохотной мысли. Не-думание. Выщелкать все мысли: они ползут, а ты их щелк! щелк! щелк! Вроде бы просто, но попробуй успей – ползут и ползут, как лазутчики. Из любопытства начала тренироваться и, в конце концов, научилась засыпать минуты за три. Я сплю в поездах, в самолетах, в машинах, под топот соседей, в тучах комаров, среди бела дня, после кофе и даже если уже выспалась. Стоит только лечь и перестать думать, тут же засыпаю. Не сплю в единственном случае – если влюбляюсь. То есть не тогда, когда уже кого-то люблю, а в процессе влюбления. Тут хоть пустота, хоть стерильность от мыслей, но состав крови настолько меняется, что душа не может оставить тело и бдит всю ночь…

Лена слушает, приоткрыв рот, потом теряет всякую озабоченность, заразительно хохочет, кивает, пытаясь объяснить, что и с ней бывает то же самое. Отсмеявшись, она уходит в ординаторскую и вскоре возвращается с брюнетом, который задает мне практически те же вопросы, но уже человеческом тоном. Он тоже слушает и тоже кивает, разглядывая меня с неподдельным исследовательским интересом, и после продолжительной паузы мягко и с выражением говорит:

– Вы знаете, э-э-э, Мария Федоровна, у меня такое ощущение, что эти импульсы к сокращениям посылает ваш мозг, правильнее будет сказать, сознание. Да-да, сознание. Потому что во сне, когда всеми процессами командует подсознание, они прекращаются. Интуитивно или опытным путем вы это поняли, и вам, в том числе усилием воли, удается останавливать запущенный механизм. Другое дело, как его не запускать совсем…

– И как же?

– Я не знаю, как спорить с собственным мозгом, и повторяю: это лишь версия, ощущение. Но случай, конечно, занятный и требует изучения. Делайте, что продолжали делать раньше: лежите, расслабляйтесь и не бойтесь. Однако понемногу ходите, вам ведь еще рожать. Пытайтесь шевелиться, тренировать себя. В десять освобождается место на первом этаже, вас отправят туда.

– Но неужели я совсем одна… такая?

– Да нет, как видите, в дородовое у нас очередь. Другое дело, что такие тотально лежачие встречаются нечасто. Но встречаются. У меня была пациентка – двоих выносила лежа с перерывом в пять лет. Бывает, бывает такое – что делать! Но не нужно всё время об этом думать. Вы только представьте, каждый час, который ребенок проводит внутри мамы, может оказаться решающим, вот и радуйтесь каждому часу, прекратите бояться. Ведь то, что сейчас испытываете вы, переживает и ваш ребенок. Флюиды страха ядовиты и опасны, может быть, это сейчас вообще самое худшее. А продержались вы уже довольно много.

– Но как вы считаете, сколько у меня шансов? Существует же какая-то, хотя бы приблизительная статистика?

Врач театрально приглаживает волосы и плавно разводит руками:

– Видите ли, Мария Федоровна, вы требуете невозможного – гарантий и ясности. Но ни гарантий, ни ясности в мире нет, ни для беременных, ни для всех остальных. Ну нет такой субстанции! Включите телевизор: теракты, катастрофы, криминал. Вчера вот разбился самолет в Мадриде – сто пятьдесят человек, в Штатах ураган – погибли десятки, наводнение в Индии унесло целую тысячу… Это только в последние дни. Да что там катастрофы и теракты! Каждый день гибнут на дорогах, летом на воде… И что теперь, бояться и не жить? Жизнь, она вообще без гарантий. Больше мне вам сказать нечего.