Рваные валенки мадам Помпадур - Дарья Донцова

– Мы все знаем, какая дружба связывала Анну Егоровну и Эсфирь Мироновну. Очень вас прошу, давайте забудем об истерике, которая приключилась с ней. Я не в обиде на тетю Фиру, она от горя потеряла рассудок.

Присутствующие согласились с Любой, спустя некоторое время прибыла машина с красным крестом и увезла Эсфирь Мироновну с предварительным диагнозом: резкое нарушение мозгового кровообращения.

Руфина встала, дошла до подоконника, оперлась о него спиной и тихо спросила:

– Мама перенесла инсульт, лишилась речи, сейчас она постоянно живет в подмосковном санатории, где пытаются реабилитировать паралитиков. Ее состояние стабильно, но ни малейшей надежды на возвращение к нормальной жизни нет. Она осталась жива, потому что не представляла опасности для Любы. Обвинения мамы, брошенные в лицо невестке умершей подруги, все присутствующие посчитали проявлением подкрадывающегося инсульта. Ну помутился у нее разум от резко подскочившего давления. Можно сказать, мамочке повезло, остальных-то Люба убила.

Глава 26

– Кого? – резко спросила я. – Вы подозреваете Любу еще в чьей-то смерти?

Файфман быстро перекрестилась.

– Кого? – повторила Руфа. – Да всех, кто ее обижал. Когда я поняла, что случилось, когда увидела… догадалась… то… ой, она правда умерла? Вы меня не обманываете? Болтаю тут с вами, откровенничаю, а потом Любка приедет и устроит мне дырку в желудке!

– Дырку в желудке? – подпрыгнула я. – «Желудочную волчицу»? Вы намекаете на кончину Галины Бутровой, Майи Матвиенко и Владимира Каминского?

Руфина еле заметно кивнула.

– Считаете, их убрала Доброва? За что? – не отставала я. – В музее хорошая рабочая обстановка, вроде нет никаких дрязг, коллектив занимался научной работой. Люба – обычная жена и мать, исполнительная сотрудница.

Руфина села на стул.

– Вы плохо знаете Любу. Она гениальная актриса, женщина с менталитетом снайпера. Залезет в шалаш и лежит в нем месяцами, годами, выжидая момент, когда можно будет подстрелить жертву. Затаится, будет вам улыбаться, мило разговаривать, а потом – бац! – пулю в голову. Вы уже давным-давно позабыли, что совершили по отношению к Любе некий поступок, расцененный ею как оскорбление, а она помнит! Годы! И наступает час вашего наказания. Вспомните историю с платьем. В девять лет я поступила глупо, дети в этом возрасте постоянно выясняют отношения, дерутся, а через час бегут вместе в кино, чтобы там снова повздорить. Но Люба шесть лет планировала месть. Вдумайтесь в эту цифру! Шесть лет!

– Неужели Мария Николаевна не видела, что у дочери большие проблемы? – удивилась я.

– Не знаю, – буркнула Руфа.

– Вы говорили, что к первому курсу института Люба изменилась, – настаивала я.

– Внешне да, – признала Файфман, – ей удалось всех обмануть, даже я поверила, да что там я! Даже Олег Евгеньевич повелся!

– Кто это? – мгновенно уцепилась я за незнакомое имя.

По лицу Руфины пробежала тень досады:

– Ерунда, один знакомый.

– Наверное, он отлично понимал Любу и состоял с ней в тесном контакте, – не успокаивалась я, – раз вы сказали: «Даже Олег Евгеньевич повелся». Эту фразу, на мой взгляд, следует понимать так: Любовь оказалась настолько хитра, что «даже Олег Евгеньевич повелся». Его невозможно было обмануть? Почему вы не хотите сказать, кто он? Олег Евгеньевич – и ваша тайна?

Руфина заморгала.

– Нет! Алик Михайлович психотерапевт, он занимался с Любой. Вот вы удивлялись, что Мария Николаевна не обратила внимание на поведение дочери. Казакова была не самой внимательной матерью, но потом даже до нее дошло: Люба не совсем нормальная. Отвела ее к специалисту. Врач здорово Любу обтесал, но, видно, до конца с ней справиться не сумел, она его обдурила: прикинулась, что изменилась, перестала посещать сеансы, а сама внутри осталась прежней. Ладно, раз уж я начала, то до конца договорю. Историю с «желудочной волчицей» придумала Люба, она написала сценарий, нашла деда, заплатила ему, а тот и рад был. Идиот!

Я попыталась разобраться в ситуации.

– Руфа, не надо делать из Любы вселенское зло. Я готова поверить, что она была непростым человеком. Могу предположить, что Доброва убила свою свекровь, которая грозилась рассказать сыну правду о Наде. Но не следует делать из нее серийную убийцу.

Руфина вскочила:

– Да ты послушай! Люба жила с Бутровым, надеялась, что он уйдет от жены, но Галина забеременела, и профессор элегантно бортанул любовницу. Как поступит в таком случае покинутая баба? Устроит скандал, набьет морду мужику, начнет изводить его законную супругу или будет тихо рыдать в уголке. Но Любка-то кремень! У нее все рассчитано-посчитано-спланировано. Еще на студенческой скамье Казакова будущее распланировала и мне об этом рассказала. Диплом с отличием, аспирантура, кандидатская, работа в музее. Чем ее музей привлек? Там не очень большие оклады. Но девчонка на сто лет вперед смотрела. Местные сотрудники иностранными языками не владели, а у Любки два в совершенстве – английский и французский. Значит, во все заграницы ее пошлют, чтобы на переводчике сэкономить. Бутров – мировая величина, если с ним скорефаниться, можно с иностранными коллегами контакт наладить, получить возможность стажироваться в Париже или Лондоне. Вот она свой бизнес-план и выполняла. Думаю, роман с Алексеем Николаевичем – тоже спланированная акция. Да только осечка вышла. У Бутрова трагедия случилась, жена ребенка до родов не доносила, горе часто разъединяет пару, но семью профессора оно сплотило.

Представь, какую злобу затаила Любка! Это не вишневый компот на платье! Ее план рушился! Казакова хотела стать законной супругой Бутрова, брак открыл бы перед ней все двери. Галина была дама без амбиций – кухня-уборка-стирка. А Люба мечтала преподавать в Колумбийском университете, Сорбонне, Оксфорде, куда приглашают иностранных ученых. Казакова задумала стать мадам Бутровой и заставить Алексея Николаевича штурмовать Запад. Но вышел облом: археолог выбрал тихую жизнь с мямлей Галиной.

Люба затаилась, вышла замуж за Ваню. Сейчас-то я понимаю: она торопилась из-за беременности.

Я не выдержала и перебила обличительную речь:

– Доброва уверяла меня, что искренне считала Надю дочерью Ивана. Правда открылась ей случайно.

Руфина стукнула ладонью по столу:

– Ха! В особенности кстати тут слово «искренне». Люба никогда никому не говорила правду. Зачем спешить с браком? Иван ей не нравился, она ему несколько раз отказывала, а тут влюбилась? Чушь! Она торопилась, чтобы обмануть Ваньку, внушить ему, что ребенка зачала сразу после свадьбы.

– Нелогично получается, – не согласилась я. – Зачем ей девочка? Могла бы спокойно сделать аборт и жить, не заморачиваясь со свадьбой.

– Бутров хотел ребенка, – растолковала Руфа хитрый замысел бывшей подруги. – Любовница решила получить пульт управления профессором. Специально молчала, чтобы в подходящий момент козырь из рукава достать. Просто поверьте мне. Люба, с одной стороны, хотела использовать Алексея Николаевича, с другой – не теряла надежды возобновить с ним отношения. Этому мешала Галина. Ну и что Любка придумала? Если жена профессора умрет, а она спустя некоторое время расскажет Алексею Николаевичу правду, как поступит Бутров? А?

– Предложит бывшей любовнице развестись и оформит с нею брак, – вздохнула я.

– Во! – подпрыгнула Руфина. – В яблочко! Любка хитрая, вот и придумала историю с «желудочной волчицей». В среде археологов ходит масса баек, ученые – суеверные люди. Когда дед заблажил перед всеми, народ откровенно перепугался. Алексей Николаевич еле-еле всех уговорил раскопки продолжить.

– Ладно, – сдалась я. – Пусть вы правы и Люба затеяла масштабную акцию, убила Галину, замаскировав ее смерть под прободение язвы, но…

– Точно, – кивнула Руфина, – в отделе пользуются разными ядами, она отсыпала нужный препарат и добавила его заклятой подружке в кофе.

– Почему в кофе? – удивилась я.

Файфман понизила голос:

– Средство дихлофозол[23] имеет горький привкус, лучше всего замаскировать его кофе, спиртным нельзя, может подействовать недолжным образом. Дихлофозол оседает на слизистой желудка. Примерно через двенадцать часов начинается кровотечение. Время действия может варьироваться, но в принципе ограничено сутками. При желании легко рассчитать день, когда жертва покинет этот мир.

– И патологоанатом ничего не заподозрит? – удивилась я.

Руфина пожала плечами:

– Язва. Она порой протекает бессимптомно. Многие люди жалуются на дискомфорт, а сами к доктору не спешат. Галину привезли к хирургу Аверину, он был приятелем Бутрова. Люба знала Вениамина Михайловича и предполагала, что больную доставят именно к нему. В голову Аверину не пришло даже намека на мысль о преступлении. Он сам делал операцию и потерял Галю на столе. Вскрытие не проводили, тело кремировали. Доброва в это время находилась рядом с Алексеем Николаевичем. Профессор плохо понимал, что ему следует делать, и бывшая любовница взяла все в свои руки. Никто не усомнился в решении Любы отправить тело в крематорий, все посчитали, что Доброва выполняет желание Алексея Николаевича.