Герой снов - Лиза Клейпас

Резким движением Николай отодвинул тарелку.

– На сегодня с меня достаточно, - пробормотал он.

– Если ты отдашь куда-нибудь Джейкоба, я его разыщу! Он заслуживает лучшего. Он - невинное дитя, которого лишили права рождения. Если таково твое представление об отцовстве, я надеюсь, что никогда не понесу от тебя детей!

– Тогда оставь его себе, - с издевкой произнес Николай. - Я должен был этого ожидать, зная твое пристрастие привечать всяких дворняжек и приблудных калек. Только позаботься о том, чтобы он держался от меня подальше.

С этими словами он покинул комнату, предоставив Эмме в безмолвной ярости проводить его взглядом.

Битва за Джейкоба была прервана на следующий день приездом мистера Роберта Сомса. Пожилой художник быстро завоевывал известность изумительными реставрациями картин, пострадавших от времени или плохого хранения. Эмме он сразу понравился. Соме был вежлив, скромен и держался без всяких претензий, которых можно было ожидать от людей искусства. Его бледное худощавое лицо было приятным, но непримечательным, за исключением пронзительных голубых глаз.

Потрескавшийся пейзаж очень заинтересовал его, и он с большим пылом согласился вскрыть верхний красочный слой картины и посмотреть, что находится под ним.

– Возможно, там не окажется ничего примечательного, - предостерег он Эмму, пожав плечами. - А может быть, там откроется нечто особенное. Думаю, ваша светлость, недели через две у нас уже будет представление о том, что находится под этим пейзажем.

Для мистера Сомса была приготовлена гостевая комната, и он переехал в поместье на время своей работы, привезя с собой все необходимое. Эмма и Джейкоб каждый день навещали его, стремясь хоть издали поглядеть на появляющуюся картину. Они не задерживались подолгу, так как даже при открытых настежь окнах в комнате стоял едкий и терпкий запах растворителей, которые применял Соме.

– Фокус состоит в том, чтобы удалить верхние слои, не задев нижних, - объяснял им художник, едва касаясь холста бережными легкими движениями кисти. - Конечно, ничего нельзя поделать, чтобы какая-то доля оригинала не оказалась утраченной, пусть всего лишь тончайший слой краски. Но от меня требуется очень большая осторожность, дабы не лишить портрет текстуры, представляющей манеру автора.

– Так это портрет? - заинтересовалась Эмма.

– О, несомненно. Видите в том уголке? Совершенно очевидно, что это часть мужской руки.

– Надеюсь, это какой-нибудь предок Ангеловских. - Эмма погладила худенькое плечико Джейкоба, подошедшего поближе, чтобы разглядеть картину. - Это один из твоих родственников, Джейк. Разве не интересно?

Мальчик неразборчиво буркнул что-то. Он или не понял ее слов, или мысль о том, что он потомок рода Ангеловских, не слишком его увлекла.

– Это очень и очень любопытно, - твердо произнесла Эмма, сама отвечая на свой вопрос. Медленно прохаживаясь по комнате, она подошла к окну и присела на подоконник. - Право, Джейк, тебе следует прекратить свою непрерывную болтовню. У меня в ушах звенит от твоего голоса, пора бы тебе помолчать хоть немножко.

Ее веселое поддразнивание заставило дернуться уголок сурово поджатых губ Джейкоба, и он ответил, по-деревенски глухо выговаривая слова:

– Я ничего не успеваю вставить, когда вы говорите без умолку.

Эмма расхохоталась, небрежно покачивая длинной ногой.

– Невежливо укорять леди, что она много болтает, Джейк.

– Леди не носят брюк, - возразил он, искоса поглядывая на ее мужской наряд: белую рубашку, угольно-черные брюки и блестящие сапожки.

– Но я ведь княгиня, а княгини могут носить, что им вздумается. Разве не так, мистер Сомс?

Художник с улыбкой оторвал глаза от своей работы.

Ему понравилось, как ловко и успешно Эмма втянула мальчика в разговор.

– Я подтверждаю это, ваша светлость.

Взгляд его задержался на Эмме, которая, скрестив стройные ноги, раскинулась на подоконнике. Солнечные лучи золотили ее кожу, высвечивая сверкающую россыпь веснушек. Белозубая ослепительная улыбка, роскошная грива медных кудрей, перехваченная лентой на затылке… Она выглядела магнетически притягательной.

– Княгиня Эмма, - нерешительно заговорил Сомс, - если мне будет дозволено высказать личную просьбу…

– Говорите, ради Бога. Возможно, это оживит мое утро.

– Вы необычайно привлекательная женщина, ваша светлость. Я почел бы за честь когда-нибудь написать вас. Вот такой, как вы сейчас.

Эмма рассмеялась при этом предложении.

– И как же вы назовете свое произведение? "Сумасшедшая"? "Взбалмошная леди"?

– Я говорю совершенно искренне, ваша светлость. Вы обладаете редкой своеобразной красотой, которую хотел бы запечатлеть любой художник.

Эмма скептически вздернула брови.

– Могу указать вам сотню женщин, гораздо более красивых, начиная с моей мачехи.

Сомс покачал головой.

– Шаблонные лица и фигуры найти нетрудно. Меня они мало интересуют. Но вы… - Он замолчал. На порог упала тень: в дверном проеме возник Николай и остановился.

– Я согласен, - проговорил он, услышав последнюю фразу. - Мне хотелось бы, чтобы портрет княгини написал человек, сумевший оценить ее красоту. Заказ ваш, если вы сможете представить мне удовлетворительные образцы вашего искусства.

– Разумеется, я… - начал было Сомс.

– Я не хочу, чтобы писали мой портрет, - насупилась Эмма, сердито сверкнув глазами на мужа.

– Но я этого хочу. - Он глянул случайно на стоявшего рядом с ней ребенка, и улыбка его потускнела. Резко обернувшись к художнику, он шагнул к картине. - Я пришел посмотреть, как далеко вы продвинулись, Сомс.

– Теперь работа пойдет быстрее: я сумел подобрать наиболее удачный способ растворения верхних слоев, - объяснил Соме. - Пока же я открыл лишь часть левой руки мужчины.

– Это я вижу, - откликнулся Николай, зачарованно впившись взглядом в открытый фрагмент портрета. Его левую руку стало жечь и покалывать. Он несколько раз согнул и разогнул пальцы, скрестил руки на груди… Голова плыла, мысли путались… Он с трудом отвел глаза в сторону. - Мы обсудим портрет моей жены попозже, - пробормотал он. - А теперь не давайте им отвлекать вас от работы.

– Они мне не мешают, - поспешил возразить художник, но Николай уже вышел из комнаты. Художник вопросительно взглянул на Эмму, которая ответила ему саркастической улыбкой.

– Обходительный джентльмен - мой муж, не так ли?

Но она покинула мастерскую, прежде чем Сомс успел отозваться. Маленький мальчик следовал за ней по пятам.

На следующий вечер настал момент, когда Николай вынужден был наконец прямо обратиться к своему сыну. Он сидел у себя в покоях в одиночестве, медленно и задумчиво попивая ледяную водку в надежде, что она притупит нарастающее ощущение тревоги. Все было неладно. Все шло наперекосяк, и впервые в жизни он оказался слишком неповоротливым и медлительным, чтобы приспособиться к меняющейся обстановке. Он уже несколько недель не навещал спальню Эммы, и жгучее желание разъедало ему сердце. Он жаждал касаться ее, целовать ее кожу, стискивать в ладонях мягкие рыжие кудри, обладать этим юным податливым телом. Но ему не хотелось, чтобы Эмма поняла, как сильно он в ней нуждается, как жаждет ее, из страха, что тогда она, осознав его слабость, обратит его желание против него.