Азазель - Юсуф Зейдан

В ту пору стены библиотеки были заделаны деревянными щитами, и, когда начались проливные дожди, я испугался, что вода просочится на полки с книгами, свитками и списками. Крыша библиотеки находилась в хорошем состоянии, но вода могла просочиться внутрь сквозь трещины в стенах, а ведь для книг нет ничего опаснее, чем сырость! Подмоченные пергаментные листы из кожи и папирусные свитки намертво слипнутся между собой, так что их невозможно будет разъединить, не говоря уже о чернилах, полностью расплывающихся под воздействием влаги. Я доложил настоятелю о грозящей опасности, и он, не откладывая, пригласил из деревни столяра, вместе с которым мы закрыли полки деревянными коробами: все книги оказались укрыты, словно в саркофагах, но главное — они были в безопасности. Я уже не мог как прежде любоваться ими, поэтому всякий раз, входя в библиотеку, открывал дверцы всех коробов и запирал их только перед уходом.

Зима в тот год выдалась необычайно суровой, короткие дни сменяли длинные темные ночи. Наконец холод стал отступать, солнце с каждым днем светило все дольше, небо просветлело. Черные облака уже не так плотно заволакивали его белоснежный купол, затеняя блеск звезд.

По вечерам перед последней молитвой в церкви мы собирались в трапезной, чтобы поужинать, а заодно посудачить о том о сем. Однажды, когда я собрался уходить, настоятель остановил меня, мягко придержав рукой, и, дождавшись, пока уйдут остальные монахи, спокойным голосом, смягченным возрастом, тяжелыми испытаниями и неустанным смирением и молитвами, сказал:

— Ты нужен епископу Несторию для важного дела. Он встретится с тобой в Антиохии завтра после захода солнца.

«Завтра после захода солнца!» Мое сердце забилось от счастья. Нужно выехать как можно раньше, подумал я, ведь путь в Антиохию занимает целый день, а нынче он стал еще длиннее, потому что дорогу размыли дожди, лившие не переставая несколько недель подряд. Я давно хотел увидеться с Несторием и даже несколько раз подумывал о том, чтобы приехать к нему в Константинополь. И вот — он сам призывает меня и настаивает на неотложной встрече! Но к чему такая срочность?.. Что произошло? Какая нужда заставила его так торопить наше свидание? Может быть, он приехал в Антиохию ненадолго и должен вернуться в Константинополь, чтобы присутствовать на праздновании Пасхи? Или я понадобился ему для чего-то другого? Какая бы нужда ни заставила Нестория искать со мной встречи, это, несомненно, благое дело, ведь от него ничего, кроме добра, никогда не исходит! А может, он желает, чтобы я вместе с ним переехал в какое-то иное место в епархии? Или опять начнет уговаривать перебраться в Антиохию и заводить разговор о расширении монастыря и строительстве больницы, о чем мы говорили прежде?..

— Что творится в твоей голове, сын мой, откуда этот рассеянный вид?

Вопрос настоятеля вывел меня из мечтательного состояния, и я стал прислушиваться к его наставлениям.

— Не задерживайся, сын мой, и выезжай пораньше утром, — напутствовал меня настоятель. — Возьми с собой запас еды на целый день и корм для осла. По дороге не обнажай головы, потому что воздух еще прохладен, и нигде не останавливайся, чтобы ночь не застала тебя в пути. Я напишу письмо епископу Несторию, спрячь его хорошенько и не позволяй никому читать. Соглашайся со всем, что епископ тебе предложит, поскольку он — человек, на котором лежит небесная благодать, так что не выказывай ему своей гордыни, подчинись, как мертвый покоряется рукам омывальщиков. Встреча с ним омоет тебя светом и благостью, так что будь готов вкусить блаженства. Повинуйся его указаниям и будь тем, кем он хочет тебя видеть, подчинись воле Господа!

Лист XVI

Наплыв былого

Всю ночь я не мог заснуть и за полчаса до восхода солнца вместе с другими монахами уже был возле церкви, ожидая, когда небо окрасится в цвет зари. Едва сумеречный горизонт немного просветлел, я стал собираться в дорогу. Монастырский двор был безлюден, недвижимым казался и воздух. На привязи у монастырских ворот меня поджидал безропотный ослик, будто понимавший, что нам с ним предстоит долгая дорога. А может, он догадался об этом, увидев огромные сумки с кормом? Как только первые лучи солнца озарили землю, я выехал из монастыря.

Сразу за воротами я увидел одного из имперских стражников. Кутаясь в накидку из грубой верблюжьей шерсти, он спал, лежа прямо на земле возле разрушенной стены, и громко храпел. Я тогда еще подумал: «Вот он, безмятежно спящий сторож монастыря, — под защитой вечно бодрствующего стража вселенной! Почему священники, епископы и монахи не хотят уподобиться ему, не полагаются на Господа, в руках которого ключи их судеб, и не прекращают свары между собой?» Как-нибудь, когда представится случай, я поинтересуюсь у епископа Нестория, верно ли то, что рассказывают монахи о его нетерпимости ко всем, в ком он видит еретиков. Я непременно спрошу, что он имел в виду, когда, обращаясь к императору с речью по поводу своей епископской хиротонии, сказал: «Содействуй мне в моей войне с неверием, и я помогу тебе в твоей борьбе с персами. Дай мне землю, очищенную от ереси, и я дам тебе ключи от рая небесного и наслаждения вечной жизни!» Если он и вправду произнес такие странные слова, значит, верны мои догадки о том, что он изменился по сравнению с тем временем, когда я знал его, и стал жить не ради небесного, но земного… Не этого желал я для него…

Стражник даже не пошевелился, лишь лежащая рядом с ним собака приподняла голову, посмотрела в мою сторону и, пару раз лениво шаркнув хвостом по земле, вернулась в исходное положение. Спускаясь по пологому холму, я слегка откинулся назад, чтобы сохранить равновесие и удержаться на ослиной спине. Голову, вопреки советам настоятеля, покрывать не стал, и легкие порывы ветерка трепали волосы, наполняя все мое существо тихой радостью. Неспешная трусца осла свидетельствовала о том, что он тоже радуется, как и я. Ему явно нравилось спускаться с холма. Всем живым существам нравится схождение, всем, кроме человека. Находясь в плену собственных фантазий, люди неизменно устремляются куда-то ввысь, к Богу. Быть может, это врожденное? Ведь человек — продолжение Бога, и, наверное, поэтому его так влечет восхождение — к своей высшей первооснове, к Отцу, который на небесех…

Наступил день, солнечный свет разлился над землею. Я оглянулся — стоящий высоко на холме монастырь почти совсем скрылся из виду, а впереди передо мной расстилался целый мир. Очень скоро я выбрался на антиохийскую дорогу. Она уходила далеко вперед и оттого казалась бесконечной. Много веков назад римляне замостили ее булыжниками. Интересно, почему они не построили такую же дорогу вдоль Нильской долины? Не оттого ли, что им не было никакого дела до Египта и он интересовал их исключительно как пшеничная житница и поставщик виноградного вина? А может, причиной тому стали ежегодные разливы Нила? Поток воды способен вывернуть любые камни, за исключением камней древних святилищ и храмов (по-коптски — «аль-Бараби»), ибо они огромны и твердо стоят на земле, поэтому и воды Нила им не страшны. Но ни их мощь, ни твердость не устояли перед последователями нашей веры! В городе Эсна{92} я сам видел, как простые христиане соскабливали изображения со стен древних храмов, стирали рисунки с капителей колонн и забрасывали глиной потолочную роспись. Но потолки были так высоки, что казалось, изображения на них бросили людям вызов. Устав бороться с мятежными образами, христиане собрали зеленый тростник, стебли камыша и разное тряпье и устроили в залах храма костры, густой черный дым от которых поднимался вверх, покрывая росписи слоем копоти. Они проделывали это в течение долгого времени, так что многие потолки в храме оказались совершенно закопченными и изображения на них исчезли. Позже на месте этого святилища построили большой монастырь с пятью церквями.

Долог был путь в Антиохию. Когда солнце уже высоко поднялось над горизонтом и ход осла стал более размеренным, меня охватила приятная дрема. Как я люблю эти мгновения полусна-полубодрствования! Думаю, в один из таких моментов Бог решил сотворить мир. Хотя нет, Господь не спит, он просто отдыхает, когда устает. Его отдых лишь похож на сон, который свойствен нам, детям его от человека. Отдых — тот же сон, наполненный видениями и мечтами… А интересно, что видит во сне Господь? Кто знает, быть может, вселенная со всем, что в ней есть, — это одно из его сновидений?

Однообразная дорога, монотонный стук копыт моего осла и пригревающее солнце разморили меня. Я забывался коротким сном, просыпался и снова засыпал. И всякий раз мне являлись прекрасные видения. Яйцевидные скалы, сошедшие со своих обычных мест и плывущие по водам Нила в сторону большого моря… Безжизненные каменистые отроги в моих краях, сквозь которые пробивается зеленая трава и кустарники… Много улыбчивых лиц… Октавия, спящая в своей полупрозрачной шелковой накидке… Чайки, качающиеся на морских волнах… Стены Иерусалима, вдруг ставшие ослепительно белыми…