Алхимики - Рудольф Баумбах

от муки, не получая от тебя никаких известий. Напиши мне письмо и перешли через Ганну!

— Не могу, Фриц. За нашей доброй Ганной все время следят. Нельзя!

Монах сердито ударил шестом о землю.

После недолгого раздумья он сказал:

— Магистр каждый вечер приходит в харчевню «Золотого Гуся» — можно через него…

— Ты с ума сошел, Фриц!

— Выслушай меня, Эльза! Магистр будет нашим почтарем! Он носит плащ с большим воротником. Спрячь письмо под воротник, — я уж сумею найти его, и туда же положу ответ. Согласна?

— Это грех, Фриц!

— Нет, это только военная хитрость! Если ты не дашь согласия… — он повысил голос, — я сам не знаю, что сделаю!

— Тише, тише! Хорошо! Но ты должен обещать, что больше не придешь сюда тайком. А теперь иди, милый Фриц!

— Ты еще любишь меня, Эльза?

— Больше всего на свете, но уходи отсюда скорей!

— Спокойной ночи, Эльза, — прошептал Фриц и скрылся в кустарнике.

Эльза стояла у окна до тех пор, пока фигура монаха не показалась на садовой стене. Он еще раз махнул ей рукой и исчез. Кругом все было тихо. Эльза закрыла окно и легла в постель. Ее сердечко все еще трепетало от страха.

Глава XIII

ОПЫТ

Как мы уже сказали, магистр посещал каждый вечер харчевню «Золотого Гуся». В продолжение ряда лет у него вошло в привычку выпивать кружку-другую пива, сидя в господской комнате этого заведения и беседуя с посетителями о погоде и городских новостях.

С тех пор, как магистр познакомился с итальянским графом, он стал приходить в харчевню за час до сбора обычных посетителей «Золотого Гуся». Едва только они появлялись, он поспешно допивал свой стакан и уходил, — но не домой, а в гости к графу. Эти его посещения, конечно, не были тайной для завсегдатаев господской комнаты, давая им повод для всевозможных пересудов. Вот почему магистр и стал избегать их общества.

Он был очень доволен, когда Фриц Гедерих предоставил свою комнату в его распоряжение. Каждый вечер ему приносили сюда его кружку, и он с удовольствием проводил часок-другой в беседе с бакалавром. О том, что произошло между ним и Эльзой, магистр не имел ни малейшего понятия.

— Вы поступили правильно, решив до поры до времени оставаться в Финкенбурге, — говорил магистр Фрицу Гедериху, — вам следует выждать! Через некоторое время настроение господина Томазиуса изменится к лучшему, и тогда я замолвлю за вас словечко. Кроме того, следует иметь в виду милостивое отношение к вам нашего князя… и т. д.

Когда бакалавр слышал от магистра такие речи, его начинала помучивать совесть. Но он успокаивал себя тем соображением, что всякий поступил бы на его месте таким же образом, и старался внешне быть как можно более предупредительным по отношению к своему гостю. Он снимал с него плащ, любезно подставлял стул и никогда не пытался расспрашивать про итальянского графа. Когда магистр возвращался от графа, Фриц Гедерих, как верный служитель, бережно облекал господина Ксиландера в плащ и, освещая дорогу лампой, провожал его до выходных дверей.

«Как он мне предан, — думал магистр, — мне очень хотелось бы помочь этому доброму малому».

С тех пор, как граф начал просвещать магистра в области алхимии, последний, словно прилежный студент, каждый вечер записывал в тетрадь очередную лекцию своего учителя.

Книги и многочисленные манускрипты, содержащие в себе перлы ксиландеровой поэзии, покрылись густым слоем пыли, а портрет увенчанного лаврами поэта обволок паутиной паук-крестовик. Там, где прежде раздавалась декламация звучных стихов с искусными рифмами, происходила теперь зубрежка очередного урока алхимии.

А внизу в своей тайной лаборатории сидел господин Томазиус. Увы! приборы аптекаря покрылись таким же густым слоем пыли, как и книги магистра. Господин Томазиус пал-таки духом. Целые дни просиживал он в старом кресле около холодной плавильной печи, вникая в темный смысл писаний Теофраста Бомбаста Парацельсия.

Раньше он очень тщательно следил за своей внешностью. Манжеты и брызжи были всегда ослепительной белизны, и малейшее пятнышко на его платье могло повести к весьма крупным неприятностям для служителя, которому был доверен уход за гардеробом господина Томазиуса. Но за последнее время аптекарь стал пренебрегать своим туалетом. До идеального блеска вычищенные башмаки сменились старыми стоптанными туфлями. Седые волосы стояли дыбом, а взъерошенная борода, давно не видавшая бритвы, делала почтенного аптекаря похожим на старого бенгальского тигра, недовольного самим собой и всем происходящим на свете. Щеки старика впали, лицо пожелтело, а серые глаза сверкали по-совиному — мрачно, недружелюбно. Никто ему не мог угодить. В аптеке, где он волей-неволей должен был появляться после ухода бакалавра, и подчиненных и заказчиков поражало его грубое обхождение. Старая Ганна не слышала от него больше ни одного приветливого слова, и с Эльзой он говорил только о самом необходимом. Магистра аптекарь словно не замечал, и был в ладах только с вороном Яковом, который старался теперь примерным поведением отвести от себя всякое подозрение.

Господин Томазиус только что пообедал и кормил ворона крошками хлеба. Эльза вышла из комнаты, а магистр задумчиво сидел в кресле.

— Да-да, Яков, — сказал хозяин, — ты получаешь по заслугам. Кушай на здоровье!

— Оборванец! — прокаркал ворон и доверчиво посмотрел на аптекаря.

— Да-да, — продолжал тот, — ты один чистосердечен со мной. Все другие против меня. Старуха, прожившая в моем доме целых двадцать пять лет, строит козни за моей спиной, и виною всему этому человек, которого я любил, как сына!..

— Господин Томазиус! — начал, откашлявшись, магистр.

— Что вам угодно? — сухо спросил аптекарь.

— Вы несправедливы ко мне, господин Томазиус…

— Я не вас имел в виду, — возразил аптекарь.

— Нет-нет, вы несправедливы ко мне, а я ведь все тот же.

— Охотно верю, да и вряд ли вы способны измениться.

— Выслушайте меня, господин Томазиус! Я знаю, у вас есть причина относиться ко мне недоверчиво, но, уверяю вас, мои чувства к вам и к вашей дочери…

Аптекарь злобно рассмеялся.

— …те же, что и раньше; если за последние дни я казался несколько расстроенным и рассеянным…

— Я вообще не замечал вас, магистр!

— …то это ведь имеет свою причину! Скоро я посвящу вас в одну тайну, которая у меня на сердце. А пока что и вам и Эльзе придется запастись терпением.

— У нее-то его достаточно, — насмешливо заметил аптекарь.

Магистр