Ким - Редьярд Киплинг

-- Который посылает тебе свой салам... сахиб.

-- Ларган-сагиб очень умный человек. Но что будешь делать ты?

-- Я опаять поеду на Север заниматься Большой Игрой. Что же еще делать? А ты все-таки намерен следовать за старым красношапочником?

-- Не забывай, что он сделал меня таким, какой я есть. Из года в год он посылал деньги, на которые меня учили.

-- Я сделал бы то же самое... приди мне это в мою тупую голову,-- проворчал Махбуб.-- Пойдем. Фонари уже зажжены, и никто не заметит тебя на базаре. Мы пойдем к Ханифе.

По дороге Махбуб давал ему почти такие же советы, какие давала мать Лемуила своему сыну, и, как ни странно, Махбуб в точности описал, каким образом Ханифа и ей подобные навлекают беды на властителей.

-- Я вспоминаю одного человека, который говорил: "Верь змее больше, чем шлюхе, и шлюхе больше, чем патхану, Махбуб Али". Надо признать, что если исключить патханов, к коим я принадлежу, все это верно. И это особенно верно в Большой Игре, ибо бывает, что изза женщин рушатся все планы и мы лежим на заре с перерезанными глотками. Так случилось с таким-то,-- и он передал. Киму ряд потрясающих подробностей.

-- Так зачем же?.. Ким остановился перед грязной лестницей, уходящей в теплый мрак верхнего этажа одного дома, который стоял в квартале, расположенном позади табачной лавки Азимул-лы. Знакомые с этим местом люди называют его "птичьей клеткой", так полно оно шепотов, свиста и щебетанья.

Комната с грязными подушками и наполовину выкуренными хукками отвратительно пахла застоявшимся табачным дымом. В одном углу лежала огромная бесформенная женщина, закутанная в зеленоватую прозрачную ткань и увешанная тяжелыми туземными драгоценностями, осыпавшими ее лоб, нос, уши, шею, кисти рук, предплечья, талию и щиколотки. Когда она поворачивалась, казалось, что бренчат медные горшки. Худая кошка мяукала от голода на балконе, за окном. Ким в изумлении остановился у дверной занавески.

-- Это новичок, Махбуб?-- лениво спросила Ханифа, даже не потрудившись вынуть мундштук изо рта.-- О Бактану!-- Как большинство подобных ей женщин, она имела обыкновение призывать джиннов.-- О Бактану! На него очень приятно смотреть.

-- Это входит в церемонию продажи коня,-- объяснил Махбуб Киму, и тот рассмеялся.

-- Я слышал эти речи с тех пор, как перешел в шестой класс,-- откликнулся тот, садясь на корточки под лампой.-- Что же будет дальше?

-- Тебе будет оказано покровительство. Сегодня вечером мы изменим цвет твоей кожи. Жизнь под крышей сделала тебя белым как миндаль. Но Ханифа знает тайну прочной краски, это не то, что мазня, которая сходит через день-два. Кроме того, мы укрепим тебя и сделаем способным противостоять случайностям Дороги. Это мой подарок тебе, сын мой. Сними с себя все металлические вещи и положи их сюда. Готовься, Ханифа.

Ким вынул свой компас, топографический ящичек с красками и недавно пополненную аптечку. Все эти вещи были при нем во время его странствований, и он по-мальчишески очень дорожил ими.

Женщина медленно поднялась и двинулась, слегка вытянув руки перед собой. Тогда Ким увидел, что она слепа.

-- Да, да,-- пробормотала она,-- патхан говорит правду... Моя краска не сходит через неделю или месяц, и те, кому я покровительствую, защищены хорошо.

-- Когда ты уходишь далеко в одиночку, нехорошо внезапно покрыться нарывами или заболеть проказой,-- сказал Махбуб.-Когда ты был со мною, я мог присматривать за тобой. Кроме того, у патханов светлая кожа. Теперь разденься до пояса и посмотри, как ты побелел.-- Ханифа ощупью возвращалась из внутренней комнаты.-- Ничего, она не видит.-- Он взял оловянный кубок из ее унизанных кольцами рук.

Краска оказалась синеватой и липкой. Ким попробовал окунуть в нее кусочек ваты и мазнуть себя по руке, но Ханифа по слуху догадалась об этом.

-- Нет, нет,-- вскричала она,-- так не годится, нужны надлежащие обряды. Окраска -- последнее дело. Я дам тебе полную защиту для Дороги.

-- Джаду (колдовство)?--проговорил Ким, поднимаясь. Ему не нравились эти белые, незрячие глаза.

Рука Махбуба, лежащая на его шее, пригнула его к полу, и нос Кима очутился на расстоянии дюйма от досок.

-- Лежи смирно. Никакого вреда тебе не будет, сын мой. Я -- твоя жертва!

Ким не мог видеть, что делала женщина, но долго слышал позвякиванье ее драгоценностей. В темноте вспыхнула зажженная спичка, он услышал хорошо знакомое потрескиванье и шипенье зерен ладана. Потом комната наполнилась дымом -- густым, ароматным и удушливым. Сквозь все сильнее одолевавшую его дремоту он слышал имена дьяволов: Залбазана, сына Иблиса, который обитает на базарах и парао и порождает внезапно вспыхивающий разврат на придорожных стоянках; Далхана, который невидимо присутствует в мечетях, обитает среди туфель верующих и мешает народу молиться; Мазбута, владыки лжи и панического ужаса. Ханифа, то шепча ему что-то на ухо, то говоря словно на огромном расстоянии, трогала его неприятными мягкими пальцами, но Махбуб не отнимал руки от его шеи, пока ослабевший юноша, вздохнув, не лишился чувств.

-- Аллах! Как он боролся! Нам не удалось бы добиться этого без снадобий. Я считаю, что это благодаря его белой крови,-- с раздражением сказал Махбуб.-- Продолжай дават (заклинания). Дай ему полную защиту.

-- О, слушающий! Ты, который слушает ушами, будь здесь. Слушай, о, слушающий!-- Ханифа стонала, и мертвые глаза ее были обращены на запад. Темная комната огласилась стенами и пыхтеньем.

На наружном балконе показалась тучная фигура какого-то человека. Он поднял голову, круглую, как пуля, и нервно кашлянул.

-- Не прерывайте этого чревовещательного колдовства, друг мой,-- сказал человек по-английски.-- Я предполагаю, что вам она очень неприятна, но просвещенный наблюдатель неспособен по-настоящему испугаться.

-- ...Я придумала заговор, чтобы уничтожить их! О, пророк, будь терпелив к неверующим! Оставь их на время в покое!-- Лицо Ханифы, обращенное на север, исказилось ужасными гримасами, и казалось, что с потолка ей отвечают какие-то голоса.

Хари-бабу снова принялся писать в своей записной книжке, балансируя на подоконнике, но рука его дрожала. Ханифа, сидя скрестив ноги у недвижной головы Кима, в каком-то наркотическом экстазе дергалась всем телом и одного за другим призывала дьяволов, согласно принятому в древнем ритуале порядку, убеждая их не вставать на пути юноши.

-- У него ключи от тайн! Никто не знает о них, кроме него самого! Он знает все на суше и на море!-- И снова послышались свистящие ответы из нездешнего мира.

-- Я... я опасаюсь, не вредна ли эта процедура?-проговорил бабу, глядя, как дергались и дрожали мускулы на шее Ханифы, когда она говорила разными голосами.-- А не убила ли она мальчика? В таком случае я отказываюсь быть свидетелем на суде... Как она назвала последнего из этих несуществующих дьяволов?

-- Бабуджи,-- промолвил Махбуб на местном языке.-- Я не уважаю демонов Хинда, но сыны Иблиса -- дело другое и, будь они джамали (доброжелательные) или джалали (страшные), они одинаково не любят кафиров.

-- Так вы полагаете, мне лучше уйти?-- сказал Хари-бабу, приподнимаясь.-- Само собой разумеется, они просто дематериализованные феномены! Спенсер говорит...

Кризис Ханифы прошел и, как это всегда бывает в таких случаях, заключился пароксизмом воя. На губах ее показалась пена. Недвижная, она в изнеможении лежала рядом с Кимом, а безумные голоса умолкли.

-- Да. Дело кончено. Да послужит это на пользу мальчику! Ханифа -- настоящая мастерица давата. Помоги оттащить ее в сторону, бабу. Не бойся.

-- Как могу я бояться того, что не существует?-- сказал Хари-бабу по-английски, чтобы подбодрить себя. Можно ли бояться колдовства, которое с презрением исследуешь, и собирать для Королевского Общества фольклор, не теряя веры во все силы тьмы.

Махбуб тихо засмеялся. Он и раньше встречался с Хари на Дороге.

-- Кончим окраску,-- промолвил он.-- Мальчик теперь хорошо защищен, если... если у Владык Воздуха имеются уши, чтобы слышать. Я суфи (свободомыслящий). Но если знаешь слабые стороны женщины, жеребца или демона, зачем приближаться к ним и подставлять себя под удар? Выведи его на Дорогу, бабу, и последи за тем, чтобы старый красношапочник не увел его туда, где нам его не достать. Я должен вернуться к своим лошадям.

-- Хорошо,-- сказал Хари-бабу,-- в настоящее время он представляет любопытное зрелище.

Перед третьими петухами Ким проснулся после сна, который, казалось, длился тысячи лет. Ханифа тяжело храпела в углу, Махбуб ушел.

-- Надеюсь, вы не испугались,-- послышался у Кима под боком медоточивый голос.-- Я наблюдал за всей процедурой, которая оказалась чрезвычайно интересной с этнологической точки зрения. Это был первоклассный дават.

-- Ха!-- произнес Ким, узнавая Хари-бабу, который вкрадчиво улыбался.

-- Я также имел честь привезти сюда от Ларгана ваш настоящий костюм. Официально я не обязан возить подобные наряды подчиненным, но,-- он захихикал,-- ваш случай записан в книгах как исключительный. Надеюсь, мистер Ларган оценит мои действия.