Я иду искать - Макс Фрай

– Но за тебя я его точно не поколочу, – отсмеявшись, сказал Иллайуни. –Ты, конечно, шумный, как стадо куфагов[13] в брачный период, зато многие важные вещи понимаешь с полуслова. А понимающие собеседники – единственное, чего мне не хватает с тех пор, как я покинул Харумбу. Обязательно приходи ещё, поболтаем. У меня в погребе бутылка жёлтого Шихумского припрятана; уже лет сорок жду повода её открыть – мне-то вино пить нельзя[14], только наслаждаться, глядя, как это делают другие. Вернёшься – устрою себе такой праздник. Только в следующий раз приходи в середине ночи. На рассвете уже не до гостей. Я обычно довольно рано ложусь.

– Я тоже, – согласился я. – Очень рано! Даже до рассвета далеко не каждый день досиживаю.

После этого я всё-таки откланялся. А то действительно свинство: никто из-за меня спать не идёт. В том числе, я сам. Это особенно возмутительно.

Считается, что у меня отличная интуиция. Проявляется она в основном так: я регулярно совершаю вполне бессмысленные поступки, которые однако приносят неожиданно блестящий результат. Спроси меня потом, зачем я так сделал, только плечами пожму – откуда мне знать? Любого другого на моём месте считали бы просто умеренно везучим придурком, но для этого у меня слишком неоднозначная репутация. Поэтому на том месте, где у нормальных людей обычная бестолковость, у меня – интуиция. Из ряда вон выходящая, все так говорят.

Вот и сейчас вместо того, чтобы отправиться Тёмным Путём прямо в спальню и, по примеру учеников Иллайуни, упасть в постель, не раздеваясь, я зачем-то шагнул не туда, а в гостиную. Чем я собирался там заниматься, загадка. Не окна же на ночь закрывать, в самом деле. Такой аккуратностью я никогда не грешил. А гостей за пару часов до рассвета обычно как-то уже не ждёшь.

И, как внезапно выяснилось, совершенно напрасно.

В центре гостиной прямо на ковре, высокомерно игнорируя расставленные повсюду удобные кресла сидел Великий Магистр Ордена Семилистника. В смысле, мой друг сэр Шурф Лонли-Локли, самый занятой человек в мире, которому даже на вдохах и выдохах приходится порой экономить, чтобы не отвлекаться от более неотложных дел. По крайней мере, такова его версия.

На меня он не обратил ни малейшего внимания. И, в общем, правильно сделал, встречаются в Мире объекты поинтересней. Например, разложенная на полу доска для игры в Злик-и-Злак, кубики, фишки и склонившаяся над доской Базилио, на чьём лице в данный момент отображалась скорбь всех овеществлённых иллюзий этого Мира, непрерывно угнетаемых злобными угуландскими колдунами.

Одного взгляда на доску было достаточно, чтобы понять: будь её фишки моими, я бы сейчас выглядел не лучше. И скорее всего, спешно изобретал бы предлог, позволяющий немедленно прекратить эту агонию. То есть, партию. Но кому от этого легче.

Впрочем, сбежать у Базилио не было ни единого шанса. Она была надёжно пригвождена к месту всеми имеющимися в доме котами. Всеми двумя, но если кому-то кажется, будто этого мало, значит он просто никогда не имел дело с Армстронгом и Эллой, обладающими чудесной способностью в случае необходимости увеличивать свой и без того немаленький вес примерно до тонны. Такой теплой мягкой трогательной тонны, что даже на помощь не позовёшь. Справляться с этим бедствием в нашем доме умею только я; если бы в Соединённом Королевстве проводились соревнования по безжалостному скоростному вылезанию из-под спящих кошек, ходил бы я в чемпионах. Но до столь высокого уровня развития досуга местная культура, увы, пока не доросла. Поэтому я прозябаю в безвестности.

По крайне мере, вот прямо сейчас я в ней точно прозябал. Моего появления не заметил никто, включая собак, внимательно следивших за ходом душераздирающей партии. Даже Друппи, который, как я прежде думал, все игры на свете считает одной и той же весёлой игрой под названием «Опрокинь, до чего дотянешься, и перемешай по возможности», а потому решительно не способен усвоить какие-то дополнительные правила. Но увидев, с каким напряжением он уставился на доску, я понял, что до сих пор недооценивал его аналитические способности.

Постояв немного на пороге печальным памятником всем неизвестным героям, не вовремя вернувшимся домой, я смирил гордыню и уселся на ковёр рядом с сэром Шурфом. И спросил:

– Ну и какого драного вурдалака ты не сказал, что сидишь у меня в гостиной? Я бы вернулся пораньше.

Он поднял на меня затуманенный азартом взгляд и некоторое время напряжённо рассматривал, явно пытаясь вспомнить, где, когда и при каких обстоятельствах мы успели познакомиться, да ещё и перейти на «ты». Потом его могучий интеллект справился с этой непосильной задачей, и мой друг сказал:

– Такое намерение у меня действительно было. Однако эта юная леди предложила мне составить ей компанию за игрой.

– Тем более надо было срочно меня позвать! Втроём играть интересней.

– Отчасти ты прав. Но я не мог упустить шанс сыграть один на один с противником, чья манера игры радикально отличается от твоей. Это интересный и поучительный опыт.

– Сэр Шурф имеет в виду, что, в отличие от тебя, я ему довольно часто проигрываю, – мрачно сказала Базилио. – А проиграв, вместо того чтобы в гневе испепелить доску, вежливо спрашиваю, не следует ли послать зов на кухню и попросить подать какие-нибудь напитки. Думаю, именно эти качества делают меня желанным партнёром в глазах человека, который до сих пор играл только с тобой.

– В проницательности тебе не откажешь, – уважительно заметил Шурф.

Что однако совершенно не помешало ему сделать целую серию убийственных ходов, окончательно превративших партию в уголовное преступление. По статье «Циничное издевательство над несовершеннолетними овеществлёнными иллюзиями». Беда только в том, что в Кодексе Хрембера её пока нет. До сегодняшнего дня никому в голову не приходило, что однажды она может понадобиться.

– Не могу смотреть на этот лютый ужас, – сказал я, демонстративно отворачиваясь от доски.

Они меня, похоже, даже не услышали. Зато мой голос наконец привлёк внимание Друппи, который запоздало обрадовался моему появлению и полез обниматься, традиционно уронив меня на ковёр. На этот раз я не стал упрекать пса за неаккуратное обращение с венцом природы в моём лице, потому что его безобразный поступок позволил мне хотя бы ненадолго прилечь. Устал я всё-таки зверски. При этом уйти из гостиной, когда тут такое творится, было свыше моих сил. Азартные игры, торжество беззакония, ледяной ветер, отсутствие горячей еды, неизбывная скорбь, дурное поведение избалованных домашних животных – как же я всё это люблю.