«Если», 2011 № 09 - Журнал «Если»

Сегодня «Звездный путь» — это хит индустрии развлечений. Пять телесериалов завоевали в общей сложности 31 премию «Эмми» и еще 140 раз номинировались на нее. Одиннадцать кинофильмов сообща принесли более двух миллиардов долларов в прокате (хотя на престижный «Оскар» номинировались всего девять раз и лишь однажды были удостоены заветной золотой статуэтки). Прибавьте сюда 120 компакт-дисков и более сорока видеоигр. И сотни книг общим тиражом до 70 миллионов. И доходы от продаж соответствующих игрушек и сувениров, превысившие четыре миллиарда.

За свою жизнь Джин Родденберри создал много чего — не одни только сценарии к «Звездному пути». В семидесятые годы он был продюсером научно-фантастического фильма «Планета Земля». И еще одного, нефантастического, «Девчонки, в очередь» (в русской фильмографии «Если ты веришь, девчонка»), поставленного известным французским режиссером Роже Вадимом (настоящее имя которого — Вадим Племянников). Родденберри был дважды женат, и во второй раз сочетался браком не где-нибудь, а в японском храме — с соблюдениям всех требований древнего синтоистского ритуала.

Выросший в семье южан-баптистов, он всю жизнь оставался человеком неверующим, называя себя «гуманистом и агностиком». И не стеснялся публично высказывать претензии всем религиям мира, считая их ответственными за большинство войн и прочих лишений прошлых веков. А в бытность свою руководителем двух первых телесериалов порой вычеркивал из присланных ему на визу сценариев всяческие упоминания религии и мистики в «светлом» будущем. Другое дело, что крамольные мысли все-таки проникали в окончательные варианты окольными путями, минуя бдительное око исполнительного продюсера. Цензура во все времена и во всех странах играла роль щуки, которая на то и существует, чтобы карась не дремал…

Умер Джин Родденберри от сердечной недостаточности 24 октября 1991 года. Ушел из жизни так же, как и прожил ее: не ведая страха и отчаяния. И иллюзорной, по его мнению, надежды на какую-то «вторую попытку». Согласно последней воле покойного, тело его было кремировано, а прах отправлен туда, где создатель «Звездного пути» за последнюю четверть века успел освоиться благодаря недюжинному воображению — к звездам.

Спустя пять с половиной лет после кончины Родденберри с частного космодрома на Канарских островах стартовала ракета Pegasus XL, принадлежавшая компании Celestis Incorporated — первому в истории «бюро космических ритуальных услуг». Ракета доставила на орбиту контейнеры с прахом создателя «Звездного пути», вместе с прахом другой культовой фигуры конца прошлого века — бунтаря и мыслителя Тимоти Лири. И прахом еще 21 человека — всех, кто пожелал обрести последнюю обитель и вечный покой среди звезд.

Любопытно, что задолго до этого, в 1974-м, когда в США началось строительство космических «челноков», первую — тестовую — модель сначала предлагали назвать «Конституцией». Но под давлением миллионов «треккеров», развернувших беспрецедентную кампанию в СМИ, тогдашний президент Джеральд Форд принял решение назвать первый корабль многоразового использования так, как требовали фанаты, — «Энтерпрайз». И хотя в космос он так и не слетал, ограничившись ролью испытательного стенда, все равно, согласитесь, — символично.

Вл. ГАКОВ

Проза

Дарья Зарубина

Сны о будущем

Глава 1

Дорогой друг!

Прошу простить меня за слог записок моих, что не столь хорош, как достоин ты и как желалось бы мне, смиренному их составителю. Сам я не предполагал возможным вступить в звание сочинителя. Однако равно не предполагал я также, что окончу дни свои в скорбном доме, в коем ныне пребываю. Единственное касательство мое к литературе случилось еще в отроческие годы, когда был я однажды при высоком покровителе моем Якове Александровиче Брюсе, в те поры московском генерал-губернаторе, приятелем его, Александром Николаевичем Радищевым крепкой затрещиной уму-разуму учен. Однако обязуюсь приложить все старание мое к тому, чтобы история, в сих записках рассказанная, развернулась перед тобою, мой читатель, такой, как произошла со мною двадцатого числа июля месяца года тысяча восемьсот двадцать второго.

С недавнего времени сон мой стал плох, что в лета мои не редкость. Часто по целой ночи просиживал я за пасьянсом, мучимый бессонницею. В ночь на двадцатое июля сего года я вновь спал дурно. Задремав около полуночи, уже через четверть часа я принужден был проснуться. Ибо почудилось мне, что в комнате кто-то присутствует. Открыв глаза, увидел я стоящего у моего изголовья меня самого, странно одетого и без бакенбард. От этого зрелища сразу уверился я, что вижу сон, потому не поддался испугу, сел на кровати, поприветствовал гостя и, извинившись, накинул халат, поскольку даже во сне чувствовал себя неуютно, оставаясь при посетителе в ночном одеянии. Гость мой представился мне посланцем из грядущего, и я из природной осторожности, даже памятуя, что это сон, не счел возможным довериться его словам и стал выспрашивать о событиях, которым буду я современником. Рассказал он совсем немногое и искренно признался, что не имеет сведений, которые могли бы убедить меня. К моему сожалению, от событий, им упомянутых, отделяло меня более двух лет. А потому, размыслив, что все сие есть только сновидение, я оставил сомнения и стал охотно задавать вопросы об устройстве его времени. Он отвечал мне вполне доброжелательно, изредка улыбаясь, отчего казалось мне, что он посмеивается над моим невежеством.

Под утро гость уговорил меня прилечь. Я повиновался и лишь на мгновение прикрыл веки. Однако когда я вновь открыл глаза, то нашел комнату без всякого следа удивительного визита.

Признаюсь, тогда почитал я все случившееся лишь сном. Но Господу угодно было, чтобы этот сон стал началом удивительных событий.

Писано Илией Яковлевым, сыном Александровым.

18 сентября 1822 года,

Обуховская больница».

Константин Петрович отложил бумаги и спустил ноги с верхней полки. Несмотря на август в поезде было холодно, а от прикосновения волглой постели становилось еще и противно. Он принес стакан кипятка, бросил в него пакетик чая, сунул под одеяло в ноги бутылку горячей воды.

Пожалуй, теперь он был даже рад тому, что взял с собой бумаги Коношевского. Рано или поздно ими все равно пришлось бы заняться. А послание неизвестного психа из девятнадцатого века заинтересовало его.