Королева Летних Сумерек - Чарльз Весс

наружу выскочили и беспомощно заскользили по глади линолеума звери, но быстро освоились и понеслись по коридору за своей добычей, расшвыривая пустые тележки и разрывая все, что попадалось им на пути. Слыша их алчный рык сквозь стук каблуков, Джанет заставляла себя бежать еще быстрее.

Через стеклянную дверь прямо перед собой она увидела доктора Линдеман: вцепившись руками в перепуганного санитара, она выслушивала его путаные объяснения, затем ошарашенно уставилась в коридор.

Пробегая мимо, Джанет выкрикнула:

– Укройтесь и сидите там!

На всем ходу Джанет врезалась в теперь уже надежно запертые входные двери и в отчаянии обернулась назад. Звери с урчанием неслись к ней по коридору; затем замедлились, видя, что ей не уйти. Силы покидали ее, и с нарастающим отчаянием телом овладевала предательская вялость, когда позади вдруг раздался тихий щелчок, отмыкающий двери. Наверняка доктор Линдеман, спасибо ей!

Джанет не мешкала. Толкнув створки, она выпрыгнула наружу и сразу же их захлопнула, услышав следом щелчок замков.

Звери по ту сторону врезались в тяжелые зеркальные двери и отпрянули. Кружа там, они злобно ревели от неутоленной жажды крови.

На втором дыхании Джанет повернулась и спрыгнула с короткого лестничного пролета, со всех ног спеша к мотоциклу.

«Та дверь их долго не продержит».

Вцепившись в руль, она дала ногой по педали, но из-за нервозности завела мотор лишь с третьей попытки. «Лайтнинг», взревев, пронесся через парковку и вылетел на пустынное шоссе. Спустя минуту Джанет почувствовала, что твари ее больше не преследуют, и сбавила скорость. Притормозив, она оглянулась на клинику, переживая за Тома и свою мать.

Сирена тревоги по-прежнему сверлила недвижный воздух.

И тут через придорожную изгородь до нее донеслись крики матери. Сквозь прореху там просматривалась полоса берега. По ней расторопно шагал Охотник, неся на плечах двух надежно связанных пленников. В сопровождении четверых зверей он шел прямо к тому дольмену, что высился в отдалении над прибитой ветром травой.

«Так запросто ты от меня не отделаешься!»

Она свернула с дороги и на скорости запрыгала вниз по длинному пролету бетонных ступеней, прежде чем наконец добралась до галечного пляжа.

– Козлина! Тебе предстоит иметь дело со мной, если кого-то из них хоть пальцем тронешь!

Удерживая Охотника в поле зрения, она несколько неуклюже направила свой «лайтнинг» по рыхлой гальке пляжа. И пораженно увидела, как ее цель, не сбавляя хода, врезалась в высокий стоячий камень и просто исчезла.

«Блин!»

Без всякого колебания Джанет преодолела отлогий подъем и на полном газу ринулась прямо на сплошную, кажущуюся незыблемой поверхность того самого камня.

«Куда проходишь ты, смогу пролезть и я».

23

Стиснув зубы, Джанет отчаянно зажмурилась, и «лайтнинг» понесся по обширной равнине с пожухлой травой и мертвыми скрюченными деревьями, оставляя за собой жгучий след из дыма и пепла.

Вокруг не было видно ничего живого. Никаких живых существ. Ни птиц, ни зверей. Вообще ничего. А сверху только бескрайние сумерки, усеянные сверкающими звездами.

«Черт, да где же они?»

Джанет погнала мотоцикл в надежде настичь Охотника и его пленников. Но спустя несколько часов, когда вокруг поднялись в рост мертвые черные горы, пейзаж, в сущности, не изменился. И она по-прежнему была одна.

Время в Стране Летних Сумерек текло до странности изменчиво. Могли минуть просто часы, а могли пройти и долгие дни, по ходу которых за спиной истаяли последние из этих темных скал. Воздух вокруг становился все более плотным, пока тучи густого черного дыма не застелили собой звезды, что посвечивали в небе над головой. А впереди среди бескрайней, щербатой от ямин равнине раскинулся неприступный замок из камня и кирпича.

«Блин. Сдается мне, что сюда Охотник с ними и направлялся».

Остановив мотоцикл, Джанет поглядела вверх на обветшалые кирпичные стены, что вздымались бесформенными, дурно возведенными громадами. Своими габаритами замок поражал воображение, но при этом, как и обширный ландшафт, по которому Джанет проезжала, казался напрочь лишенным какой-либо жизни. Окна в каждом бастионе, парапете и безумно витиеватой башне таращились на нее безжизненными темными глазницами.

Прокатавшись вдоль стен, как ей опять показалось, несколько часов, Джанет убедилась, что никакого входа здесь нет, и лишь бесконечный кирпичный парапет исчезал в тусклых сумерках, окутавших далекий горизонт. Между тем стрелка бензомера на мотоцикле была уже почти на нуле.

«И хоть бы одна заправка на всю окрестность».

* * *

Томаса, все так же опутанного сетью, грубо бросили на каменный пол перед троном Повелителя Тьмы. Стоящая рядом с ним на коленях мать Джанет, не обращая никакого внимания на окружающий их странный мир, тихо напевала успокаивающую мелодию:

Был рыцарь, Шотландией славной рожден —

Выйди-ка, милая, на бережок, —

Но был он коварно и дерзко пленен

Графом по имени Болингброк.

Охотник стоял над своими пленниками, выжидательно глядя на своего господина, словно в расчете на какую-то благодарность. Но она не воспоследовала.

Наоборот, в голосе Темного Повелителя звучало брюзгливое раздражение. Он обращался к Томасу:

– Ты, бренный… Имел ли ты любовную связь с Королевой?

Не дождавшись ответа, он продолжил, едва сдерживая тлеющий в каждом слове гнев:

– Трудно поверить, что для услад на своем ложе она избирала такого, как ты. Впрочем, не буду ее за это судить. Ее, но не тебя, сэр Рыцарь. Для смертного добровольное общение с фэями по меньшей мере неразумно, но всегда опасно.

Мы с твоей Королевой заключили договор, скрепленный обоюдно кровью. Раз в сотню лет она должна вручать мне феод – подтверждение своей вассальной верности – с тем, чтобы она с ее прекрасным королевством продолжали жить и благоденствовать. Иначе я вправе востребовать неустойку и что-нибудь себе урезать. Возможно, сэр Рыцарь, она охаживала тебя только ради этой цели.

В ответ Томас негодующе выкрикнул:

– Ну уж нет!

Темнейший гневливо продолжал:

– Откуда такая несговорчивость, Рыцарь Розы? Мне есть что предложить тем, кто поступает ко мне на службу. И от щедрот я готов жаловать свою милость тем, кто вполне ее заслуживает.

Лицо Томаса побледнело. Понятно, что любая милость из лап Темнейшего лишит его чести и достоинства.

Охотник тем временем напрягся, услышав насмешки хозяина. Глаза его сузились; он прикидывал их значение для своей собственной будущности. В последовавшей за этим тяжелой тишине слышался лишь нежный голос Маири, мягко разносящийся по всей этой циклопической каверне:

Был он повержен и брошен в тюрьму —

Выйди-ка, милая, на бережок, —

Где не сесть и не встать бедняге ему,