Веселый мудрец. Юмористические повести - Борис Привалов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Он был большим другом нашего отца и сейчас наш большой друг, — сказал гордо Митикэ.
— Да, — актер задумался. — Сегодня день был какой-то странный… Я забыл про моша Илие.
— Он здесь? — воскликнул Фэникэ.
Маленький старичок запыхтел самокруткой, посмотрел на своих друзей, словно ища у них поддержки, потом произнес грустно:
— Моша Илие вчера арестовали в Олте бужорском.
Братья вскочили на ноги, как по команде.
— Может… неправда это? — спросил Фэникэ. Актеры молчали. Цыган-кузнец пробасил:
— Приехал табор с той стороны… Говорят — забрала полиция моша Илие. Кричала полиция: «Смутьян; бунтарь!..» Говорят, в Бужор олтский повели.
— Смутьян? Бунтарь? — удивился Митикэ. — Это, значит, из тех, которых полиция по степи ловит и, в тюрьму сажает? Мош Илие человек серьезный, он этими пустяками — бунтами, смутами — не занимается/.
В кузнице стало тихо.
— Может, я неправ? — Митикэ всмотрелся в еле различимые лица актеров, кузнеца.
— Если идти всю ночь, — вслух начал рассуждать Фэникэ, — то в Бужоре будем…
— Что толку считать версты на пальцах! — сказал Митикэ. — Их нужно считать ногами! Идем выручать моша Илие из беды! Счастливо оставаться! Мы еще встретимся!
РАССКАЗ О ТОМ, КАК МОШУ ИЛИЕ ПРИШЛОСЬ
ОТПРАВИТЬСЯ В ПУТЕШЕСТВИЕ
— Что может быть лучше правдивого слова?
— Два правдивых слова!
Из разговоров Пэкалэ и ТындалэСтарый копач давно уже почувствовал на себе «заботу» полиции. Время от времени среди гостей, приходивших к нему за советом, мош Илие замечал какую-нибудь фигуру или слишком молчаливую, или, наоборот, слишком говорливую, задающую странные, с подковыркой вопросы.
Рассердится иной раз мош Илие, скажет:
— Давать советы глупцу — все равно что измерять блоху. И то и другое без толку…
Староста тоже нет-нет да при встрече с копачом скажет вроде бы так просто:
— Трудные, беспокойные времена, мош Илие… То в одном имении бунтуют, то в другом. Какого-то смутьяна вот уже три недели поймать не могут. Охо-хо… Тот с хозяином в тяжбу вступил, этот красного петуха в имение пустил, третий воду мутит, побасенки сказывает.
Бродячий торговец-коробейник однажды ночью постучался в хату копача и сообщил о разговоре, который он случайно подслушал в доме полицейского: на большом подозрении у властей находится мош Илие, в смутьянах числится!
Сам мош Илие не придавал этому значения: всю жизнь свою он говорил правду, поступал по справедливости и никакого зла в этом не видел. Когда речь заходила о правдивом слове, то мош Илие обычно рассказывал одну из своих любимых сказок — про то, как помещик у батрака деньги отобрал.
— Все, о чем сказ, человече, поведу, так оно и было, а коли не было, не пошла бы гулять эта сказка по белу свету, — начинал, как обычно, копач. — Жил-поживал в наших краях богач. Чем больше богател, тем больше бедняков на себя работать заставлял. Не только барщину с них требовал, а даремщину — чтобы еще подарки ему приносили. И несли, конечно, кто что мог: птицу разную, брынзы круг, вина бочонок. Жадный был богач, ни от чего не отказывался.
А у одного крестьянина так получилось, что и вынести-то из дому ничего. Пока на поле барщину отрабатывает, свое хозяйство травой поросло. Дети по соседям бегают, есть просят. Хоть ложись да помирай!
Пришел к этому бедняку приказчик, даремщину требует. До того крестьянин в отчаяние впал, что сел на пол и говорит:
«Меня самого несите к помещику на двор! Больше в доме, кроме голода да холода, нет ничего!»
Тогда приказчик начал забирать все, что унести можно: подушку, дерюгу, чем укрывались дети, подстилку. Совсем оголил хату. В кладовую заглянул, последний початок кукурузы схватил.
«Пусть твой хозяин початком этим подавится», — сказал бедняк.
«Наш барин мамалыги не ест, — усмехнулся приказчик, — он не какая-нибудь голь перекатная, а благородных кровей».
Приволок приказчик свою добычу на помещичий двор, стал раздумывать, куда что девать. Вдруг голос слышится:
«Обобрал голодного и радуешься?»
Приказчик огляделся — никого. Видно, показалось. Поворошил бедняцкие тряпки, а голос громче прежнего:
«Обожди, найдется управа и на тебя и на твоего барина!».
Тут уж приказчик испугался:
«Кто говорит?!»
«Это я, кукурузный початок, которым твой хозяин подавиться должен».
Приказчик обрадовался:
«Тьфу, дьявол тебя побери! Ты меня напугал! Но больше никого не напугаешь!»
И бросил початок в конюшню, в ясли к лошадям. В те самые, из которых любимые кони помещика кормятся.
«Вот поговори теперь!» — засмеялся приказчик.
А коню что — он этот початок сжевал и за другой принялся.
На следующий день помещик выехал со своими гостями на волчью охоту. Едут они по степи. Вдруг конь и говорит помещику:
«Обобрал голодного и радуешься!»
Помещик завертелся туда-сюда, а из конского брюха голос слышится:
«Это я, кукурузный початок! Вы с приказчиком бедняка разули-раздели, голым по свету пустили! Обождите, найдется и на вас управа!»
Охотники перепугались, пустились домой. Пропади пропадом и охота, и волки — как бы все лошади не заговорили! Помещик позвал приказчика, спросил, как дело было. Тот повинился — скормил, мол, коню.
Порешили коня убить — продать-то нельзя, разговорчив больно. Вдруг еще что-нибудь наболтает! Позор, да и только!
Убили коня. Чтобы сжечь его, большой костер запалили. Приказчик сам за огнем присматривал. Отвернулся он разок, глаза от дыма протереть, а мимо псарь шел, крюком из костра кусок мяса вытащил да собаке своей любимой скормил.
А собака та была охотничья. Помещик с ней в степь на дроф ходил.
Прошло время, снова собирается барин со своими гостями на охоту. Едут они по степи. Вдруг собака помещика говорит:
«Обобрал голодного и радуешься!»
Охотники замерли.
«Это я, кукурузный початок! — продолжал голос. — Обождите, найдется и на вас с приказчиком управа!»
Охотникам не до дичи — разъехались по домам. Помещик лютует, собаку жалко — а что делать? Даже заболел от огорчения.
Убили собаку. Закопали в яму глубокую. А пока яму копали, ворон у собаки со спины шерсть пощипал — себе на гнездо. Гнездо его было на каштане, а каштан рос прямо возле балкона, на котором помещик в жару сидеть любил.
Прошло время, барин в себя пришел, успокоился. Сидит на балконе, чай пьет. Вдруг с дерева знакомый голос раздается:
«Обобрал голодного и радуешься!»
Барин блюдце из рук выронил, чаем облился.
«Это я, кукурузный початок! Обождите, найдется и на вас с приказчиком управа!»
Ворон тоже испугался — взлетел выше крыши. Тут помещик и понял, что гнездо разговаривает.
Прибежали приказчик, батраки, сняли гнездо, сожгли его. Пепел, чтобы не разлетелся, на огородную грядку бросили. Как раз туда, где арбузы росли. Ну, место, конечно, никто толком и не приметил — не до того было. А вырос на том месте арбуз — всем на диво. Помещик позвал гостей — решил угостить дружков. Поставили чудо-арбуз на стол — все ахнули. Красив да сладок. Только помещик его есть начал, как слышит:
«Обобрал голодного и радуешься! Это я, кукурузный початок!»
Помещик с перепугу подавился арбузными косточками и отдал душу — богу ли, черту ли — про то мне неизвестно.
Наследник его вызвал приказчика и наказал все, что было взято у бедняка, назад вернуть. Да еще от себя мешок кукурузы дал — вот как слова правдивого испугался, откупиться захотел. Вот так-то бывает, человече… Бедняк этот, если не умер, то и сегодня живет…
Мош Илие знал сотню сказок. И ему часто приходилось рассказывать их гостям. И, может быть, он еще долго спокойно жил бы да поживал на радость друзьям, рассказывал бы все новые и новые сказки, давал бы добрые советы, но как-то в соседнем имении один из батраков крикнул помещику:
— Обобрал голодных и радуешься! Обожди, найдется и на тебя кукурузный початок!
Тут-то полицейские и вспомнили о сказках моша Илие: вот кто подстрекатель батрацкий! Ведь это его слова!
Случилось так, что в жаркий летний день двое полицейских вывели моша Илие из хаты и повели по дороге в Бужор олтский.
РАССКАЗ О ТОМ, КАК БРАТЬЯ ЧОРБЭ ПОБЫВАЛИ
В РОДНОМ БУЖОРЕ
— Почему ты не пьешь вина, Пэкалэ?
— Не хочу доставлять радости моим врагам!
Из разговоров Пэкалэ и ТындалэБужорского старосту за необъятное — брюхо прозвали Бэрдыханом — большое пузо. Первое время он обижался, но когда увидел, что протестовать бесполезно, то смирился и даже привык к этой кличке. Во всяком случае, он на нее откликался и воспринимал ее как что-то само собой разумеющееся.
