Бумеранг судьбы - Татьяна де Росней

Гаспар остался стоять. Он ждет, когда мы заговорим. Его взгляд, словно челнок, мечется между мною и моей сестрой. В соседней комнате работает радио. Стены такие тонкие, что слышно каждое слово, сказанное диктором новостей.

– Вы можете нам довериться, Гаспар, – говорит Мелани. – Вы ведь и сами это знаете, правда?

Он на секунду прикладывает палец к губам, его глаза широко раскрыты от страха.

– Нужно говорить тише, мадемуазель Мелани, – шепчет он. – Здесь все всё слышат!

Он подходит ближе. Я чувствую острый запах его пота И инстинктивно отстраняюсь.

– Ваша мать… была моим единственным другом. Она одна меня понимала.

– Продолжайте» – говорит Мелани.

Я восхищаюсь ее терпением. Что до меня, то мне хочется побыстрее перейти к главному. Она мягко кладет свою руку на мою, словно прочла мои мысли.

– Ваша мать была как я. Она родилась в простой семье, на юге. Она не любила все усложнять, никогда не была ломакой. Была простой и доброй. И всегда думала об окружающих. Такая щедрая и порывистая…

– Да, – подбадривает его Мелани, в то время как я в нетерпении сжимаю кулаки.

Соседи выключают радио, и в нашей маленькой комнате становится тихо. Гаспар снова выглядит испуганным. Он покрывается испариной и, откашливаясь, неотрывно смотрит на входную дверь. Почему он так волнуется? Гаспар наклоняется, вынимает из-под кровати старый транзистор и пытается его включить. Из аппарата льется голос Ива Монтана: «Как прекрасно идти, неважно куда, рука об руку…»

– Вы рассказывали нам о том дне, когда умерла наша мать, – наконец говорю я, хотя Мелани делает мне знак помолчать.

Гаспар находит в себе смелость посмотреть мне в лицо.

– Поймите, мсье Антуан… Это… Мне так тяжело.

«Как прекрасно…» – добродушно и беззаботно нашептывает Ив Монтан. Мы ждем, когда Гаспар заговорит. Мелани прикасается к его руке.

– Не надо нас бояться, – шепчет она, – мы ничего плохого вам не сделаем. Мы – ваши друзья. Мы знаем вас с рождения.

Его щеки дрожат как желе. В глазах появляется блеск. К нашему величайшему разочарованию, лицо Гаспара сморщивается и он начинает беззвучно рыдать. Нам остается только ждать. Я отвожу глаза от его изможденного лица. Песня Монтана закончилась. Теперь звучит другая, она мне знакома, но я не могу вспомнить имя исполнителя.

– То, что я вам скажу, я еще никому не говорил. Никто об этом не знает. И никто не вспоминал об этом с 1974 года.

Гаспар произносит слова так тихо, что нам приходится придвинуться к нему, чтобы его услышать. И каждое наше движение сопровождается скрипом кровати.

По моей спине пробегает холодок. Гаспар уже сидит на корточках. Я замечаю тонзурку лысины у него на макушке. Он продолжает очень тихим голосом:

– В день своей смерти ваша мать пришла навестить вашу бабушку. Было раннее утро, и мадам как раз завтракала. Вашего дедушки в тот день не было дома.

– А вы? Где были вы? – спрашивает Мелани.

– Я был на кухне. Помогал матери – давил сок из апельсинов. Ваша мать обожала свежий апельсиновый сок. Особенно приготовленный мной. Он напоминал ей о юге.

Он трогательно – и расстроенно улыбается.

– Я так обрадовался, увидев вашу мать. Она редко приходила. Это был первый ее визит, считая с Рождества. Открыв дверь, я словно увидел луч света. Я не знал, что она придет. Она не звонила. Мою мать не предупредили, и она не знала, за что хвататься, потому что «маленькая мадам Рей пришла без предупреждения». На вашей матери было красное пальто, красиво оттенявшее ее черные волосы, зеленые глаза и белую кожу. Она была так прекрасна! Совсем как вы, мадемуазель Мелани. Вы так на нее похожи! Мне даже больно иногда на вас смотреть.

У него в глазах стоят слезы, но ему удается их сдерживать. Гаспар медленно вдыхает, выдерживает паузу.

– Я прибирался на кухне. Был прекрасный зимний день. Внезапно вошла моя мать. Она была белая как простыня. Она прижимала руки ко рту, словно ее вот-вот вырвет. И тогда я понял, что случилось что-то ужасное. Мне было всего пятнадцать, но я догадался.

Теперь холодок пробегает по моей груди и добирается до бедер, которые почему-то начинают дрожать. Я стараюсь не смотреть на сестру, но чувствую, что она словно окаменела. По радио передают идиотскую песенку. Хоть бы Гаспар его выключил!

«Поп-поп-поп-музыка, поп-поп-поп-музыка. Поговорим о поп-поп-поп-музыке.… »

– Моя мать не могла сказать ничего членораздельного. И поэтому закричала: «Позвони доктору Дарделю, быстро! Его номер в блокноте мсье, который лежит у него в кабинете! Скажи, чтобы он приезжал как можно скорее!» Я побежал в кабинет и дрожащей рукой набрал номер. Врач пообещал приехать немедленно. Но кто заболел? Что случилось? Что-то с мадам? Я знал, что у нее повышенное давление. Недавно ей приписали какие-то новые лекарства – множество таблеток, которые она принимала во время еды.

Имя доктора Дарделя мне хорошо знакомо. Это лучший друг моих деда и бабки, их семейный врач. Он умер в начале восьмидесятых. Коренастый, седовласый. И очень уважаемый. Гаспар умолкает. Что он пытается нам сообщить? К чему все эти хождения вокруг да около?

«В Нью-Йорке, Париже, Стокгольме и Осаке все-все говорят о поп-музыке…»

– Бога ради, говорите о фактах! – бормочу я сквозь зубы.

Он с готовностью кивает.

– Ваша бабушка, все еще в ночной рубашке, была в маленькой гостиной. Вашу мать мне не было видно. Я не понимал, что происходит. Дверь в маленькую гостиную была приоткрыта. И я увидел кусочек красного пальто. На полу. Что-то случилось с маленькой мадам Рей. Что-то такое, что они не хотели, чтобы я видел.

В коридоре за дверью скрипит пол. Гаспар замолкает и ждет, пока шаги затихнут. Сердце прыгает у меня в груди так сильно, что Мелани и Гаспар наверняка слышат его удары.

– Доктор Дардель появился очень быстро. Дверь в маленькую гостиную закрыли, потом я услышал сигнал «скорой». Сирена выла как раз у нашего дома. Моя мать отказалась отвечать на мои вопросы. Она приказала мне молчать и дала пощечину. Потом за маленькой мадам пришли. Я увидел ее в последний раз. Можно было подумать, что она спит. Прекрасные черные волосы обрамляли ее лицо, очень бледное лицо. Ее унесли на носилках. А позже я узнал, что она умерла.

Мелани, поднимаясь, делает неловкое движение – задевает ногой радио. Оно замолкает. Гаспар тоже спотыкается.

– Но Гаспар! – восклицает Мелани, забывая о необходимости говорить шепотом. – По-вашему выходит, что наша мать умерла от разрыва аневризмы здесь?

Он словно окаменел.

– Меня заставили поклясться, что… что я никогда никому не скажу, что… что маленькая мадам умерла… умерла здесь, – заикаясь бормочет он.

Мы с Мелани во все глаза смотрим на него.

– Но почему? – наконец спрашиваю я.

– Моя мать заставила меня дать обещание никогда об этом не рассказывать. Я не знаю почему. Я никогда не пытался узнать.

Еще немного – и он снова заплачет.

– А наш отец? Наш дедушка? И Соланж? – со стоном спрашивает Мелани.

Гаспар качает головой.

– Я не знаю, известно им это или нет, мадемуазель Мелани. Сегодня я в первый раз говорю об этом. – Его голова поникает, как увядший цветок. – Мне очень жаль. Правда, жаль.

– Вы не против, если я закурю? – резко спрашиваю я.

– Нет, что вы! Курите, прошу вас.

Я устраиваюсь у окошка и зажигаю сигарету. Гарспар снимает с полки фотографию.

– Знаете, а ведь мы с вашей мамой часто разговаривали. Я был очень молод, но она мне доверяла. – Последние слова он произносит с нескрываемой гордостью. – Думаю, я был одним из немногих, кому она доверяла. Она часто приходила сюда, в мою комнату, поболтать о том, о сем. В Париже у нее не было друзей.

– Что она вам рассказывала, когда поднималась сюда? – спрашивает Мелани.

– Много чего, мадемуазель Мелани. Много чудесных вещей. Рассказывала о своем детстве в Севеннах. О маленькой деревушке недалеко от Вигана, в которой выросла и куда не ездила со времен своего замужества. Родителей она потеряла, будучи совсем юной: отец погиб в аварии, а мать умерла от сердечной болезни. Ее вырастила старшая сестра. Этой суровой женщине не понравилось, что она вышла замуж за парижанина. И временами ваша мать чувствовала себя одинокой. Она скучала по югу, по простой жизни, которой там жила, по солнцу. Она чувствовала себя одинокой, потому что ваш отец много работал и редко бывал дома. Она рассказывала мне и о вас. Она вами очень гордилась… Вы были смыслом ее жизни.

Он выдерживает паузу.

– Она мне говорила, что единственное, ради чего ей стоит жить, – это вы, ее дети. Как вы, наверное, по ней скучаете, мадемуазель Мелани, мсье Антуан! Как вам ее не хватает! Моя мать никогда не была со мной нежна. А ваша была воплощением любви. Она отдавала всю любовь, которая была у нее в сердце.

Я докуриваю и выбрасываю окурок во двор. Ледяной воздух врывается в комнату сквозь открытое окно. В соседней комнате оглушительно орет музыка. Я смотрю на часы. Скоро шесть, и на улице уже темно.