Нас позвали высокие широты - Владислав Корякин

Одновременно с подготовкой к предстоящему сезону продолжаем поиски предшественников по проблеме «загадка оледенения Шпицбергена», мнения которых напоминают русскую поговорку: кто в лес, кто по дрова.. Иные наши отдельские коллеги (из тех, что три года назад делили Арктику) считают, что решение означенной задачи заслуживает более достойных ученых. Такая позиция нам понятна, но эту задачу мы единодушно предпочли оставить за собой. Глядишь, со временем достигнем уровня достойных.

На этот раз на Шпицберген мы шли на новеньком с иголочки ледоколе «Киев» по гладкому–гладкому морю под безоблачным небом при полном отсутствии ветра бывает же такое!!! Все на этом замечательном судне лучше, чем на «Ермаке», беззащитный корпус которого заканчивают разделывать в Кольском заливе. Здесь все лучше, начиная от навигационных средств (прежде всего локатор) и до условий обитаемости экипажа (вплоть до бассейна), но «Ермак» был первым, этого у него никто не отнимет. В решении разрезать его «на иголки» у властей предержащих проявились отчетливые признаки маразма, погубившие страну четверть века спустя.

Весь путь мы одолели всего за сорок часов, следуя известному русановскому положению: «Желательно выйти возможно раньше и возвратиться возможно позже». Однако претендовать на то, что мы усвоили уроки нашего славного предшественника, мы не можем. Каким–то образом отправили необходимое снаряжение на другом судне, которое задержалось почти на две недели. В результате мы опоздали к снегосъемкам по долинам, в которых началось бурное таяние. Очевидно, пока мы плохо усвоили то, чем был силен наш выдающийся предшественник.

В попытке наверстать упущенное 20 июня мы высадились с вертолета на ледоразделе ледников Фритьоф — Грен- фьорд, где таяние практически не начиналось, чтобы спасти то, что еще можно спасти.

Ближайший к Баренцбургу намеченный объект исследований имел два выводных языка, растекавшихся от общего ледораздела: южный — под названием Фритьоф, северный — по названию ближайшего залива Грен–фьорд. Поскольку забрасывали нас вертолетами, похоже, я становлюсь специалистом по высадкам именно на водоразделе, когда расчет полетного времени контролируется еще визуально с обязательной оценкой опасности посадочных площадок от ледниковых трещин. Дальнейшая работа была повторением той, что мы проделали год назад на ледниковом плато Ломоносова. На этот раз практически все пространство предстоящих работ в поле зрения, причем разница в морфологии уже бросается в глаза настолько, что по полученным результатам подлежит объяснению. По картам размеры Фритьофа больше и его профиль настолько выпуклый, что закрывает прифронтальную часть. Грен–фьорд отличается впалым профилем и заметно меньше по размерам, весьма напоминая то, что нам знакомо по плато Ломоносова сравнением ледников Негри и Норденшельда. По этим признакам у нас есть основания ожидать поступления осадков с юга. Однако не станем пытаться предсказывать результаты наблюдений, ограничившись пейзажем по предстоящим маршрутам…

Невольно взгляд из нашего лагеря стремится увидеть побольше. На севере за гладью Ис–фьорда на Земле Оскара II раскинулась целая горная страна с долинами, заполненными ледниками. Это известный нам по картам северо–западный район оледенения главного острова архипелага, в котором нам предстоят снегосъемки. Уже поэтому любая информация оттуда может оказаться полезной. Там потоки солнечного света, прорывающиеся в разрывах облачного покрова. Пока эта отдаленная горная страна зрительно напоминает рисунки на старинных картах–портуланах эпохи Великих географических открытий.

По результатам наших снегосъемок «кухня погоды» Шпицбергена определенно располагается где–то южнее архипелага. К такому заключению мы окончательно пришли несколько суток спустя, когда, оставляя за собой в снегу глубокую борозду, снегосъемкой мы доказали, что снегонакопление на Фритьофе примерно в полтора раза выше, чем на Грен–фьорде. Концепция еще раз явила себя во всей красе, но пока на уровне «необходимо, но еще не достаточно».

Окрыленные достигнутым успехом, на вертолетах отправились в Ню–Олесунн, чтобы начать подготовку к организации стационара на ледниковом плато Хольтедаля, когда у вертолетчиков по каким–то своим причинам обозначилась пауза в полетах. Не стану описывать всех историческимх памятников (это неоднократно сделал за меня Евгений Максимович), лишь отмечу, что пришлось нам возвращаться по этой причине в Баренцбург, оставив наших товарищей в Ню–Олесунне, в надежде высадиться на ледниковом плато Хольтедаля. Встречи с туристами в Ню–Олесунне порой носили поучительный характер, хотя порой с юмористическим оттенком, отражая историю былого противостояния отнюдь не лингвинистического свойства. Из беседы француза с англичанкой:

— Когда мы плыли через Канал…

— Ла–Манш, мадам.

— А потом возвращались Дуврским проливом?

— Па–де–Кале, мадам.

Нетрудно прийти к выводу, что былое военное и экономическое противостояние продолжается в языковой сфере, такой вот исторический вывод.

А вертолеты не летят, заставляя вспомнить суждение Берда, вполне применимое к нашей ситуации: «Как бы тщательно ни была организована полярная экспедиция, ей неизменно сопутствуют всевозможные неожиданности». Оставив троих наших товарищей дожидаться авиаторов, сами решили сбежать из Ню–Олесунна. Уже на переходе услышали гул вертолетов.

Почти одновременно отряд Зингера высадили со всем добром (включая КАПШ и аварийный запас провианта и топлива) на ледниковое плато Хольтедаля, где им предстояло повторение программы наблюдений по примеру ледникового плато Ломоносова в прошлом году, а меня с Троицким забросили в устье долины Берцелиуса на берегах Ван—Миен–фьорда.

12 июля мы расположились в Кэмп—Мортон, одиноком старом домике в устье речки Берцелиус, где в 1912 году базировался отряд Р. Л. Самойловича из состава русановской экспедиции в поисках месторождений угля. Очередная преемственность спустя более полувека, когда «…старый путь изведан. И повадились ходить по отцам и дедам», хотя и совсем с другой целью. Сорок четыре года назад Самойлович встретил здесь норвежского топографа Коллера, положившего на карту окрестные ледники. Сравнив его карту с последующими съемками, я определил изменения горных ледников на Земле Норденшельда за 1912–1936 годы, удивившись темпам их сокращения. Теперь мне предстояло продолжить этот ряд наблюдений на других территориях. Хотя мы намеревались вернуться в Баренцбург пешком, у нас не было свободы действий, которую ограничивали два обстоятельства: первое — количество продовольствия в наших предельно загруженных рюкзаках, и второе — отсутствие у нас радиостанции. Не появись мы в Баренцбурге в назначенные сроки, это могло вызвать ненужную тревогу.

А пока мы снова активны, мы снова в движении, живем настоящей полнокровной полевой исследовательской жизнью, ощущая радость бытия каждой клеточкой. Так соскучились по работе, что тут же после высадки сбежали с рюкзаками (оставив часть снаряжения и продуктов в Кэмп- Мортон) на запад к леднику Фритьоф, чтобы оценить изменения положения его фронта. В активе этого двухсуточного маршрута помимо привязки фронта ледника Фритьоф образцы с морен и описание форм ледникового рельефа, а также сборы раковин с морских террас на значительных (до 110 м) высотах, особенно важных, по мнению Троицкого, подтверждающего результаты прошлогодних наблюдений в районе Свеагрувы.

Затем последовала серия коротких маршрутов из Кэмп- Мортон, причем в сугубо арктическом режиме рабочей повседневности, определяемой полярным днем. Выход в маршрут определяется лишь продолжительностью сна и затратами времени на приготовление пищи. Поскольку солнышко освещает наши пути–дороги круглые сутки, очередную кормежку перед выходом в маршрут трудно назвать завтраком, обедом или ужином.

Как все ограниченно, скажет иной читатель: работа и еда, и так изо дня в день, порой неделями. Однако практически в каждом маршруте присутствует оправдываемость нашего научного предвидения, уже одно это обещает полярному землепроходимцу (довольно распространенное неофициальное определение нашего брата) букет переживаний от отчаяния до восторга открытия. Если к этому присоединяются экскурсы в прошлое, это уже исторические связи. Так что на ограниченность духовной жизни мы пожаловаться не можем, даже при отсутствии светских тусовок, которые не являются для нас мерой духовных контактов.

Отоспавшись и отдохнув, отправляемся к очередным ледникам. Поскольку груз минимальный (буссоль, барометр, полевой дневник, бутерброд), можно перейти на рысь, и в таком же темпе пересекаем первые моренные валы. Добравшись до конца ледника, определяешься засечками по ближайшим ориентирным вершинам, затем контролируешь свое местоположение по местным объектам, присутствующим на карте. Оконтурив положение конца обычной буссольной съемкой, затем принимаешься за следующий ледник, и т. д. и т. п. Леонид Сергеевич действует больше геологическим молотком и лопатой в сочетании с барометром для определения высоты террас и находок морской фауны в виде раковин или костных остатков китообразных. Отобранные им образцы в дальнейшем совершат на наших спинах длительное путешествие в Баренцбург. Позднее нашли другой выход — складировать образцы в приметных местах, чтобы доставить их в Баренцбург с попутными рейсами вертолетов. Обычная полевая практика, полевая жизнь, к которой мы привыкли, считая нормальной, и по которой тоскуем в Москве, просто потому, что она позволяет нам реализовать свой физический и интеллектуальный потенциал. Управившись за несколько суток с окрестностями Кэмп—Мортон, с тяжеленными рюкзаками перешли вверх по речке Берцелиус и остановились посреди скопления горных ледников, поставили свою палатку под взглядами удивленных оленей, сбежавшихся взглянуть на очередных двуногих чудаков. Снова выход за выходом. Напряженным трудом мы наверстываем упущенное в начале сезона. Успеем — значит, мы на уровне, не успеем — на Арктику некому жаловаться, она глуха к обидам и оправданиям. Обычные трудности в маршрутах (то непродолжительный туман, то топкая тундра, то ветер) — мелочи по сравнению с главным. Мы оказались в настоящем Клондайке ледниковой информации. Правда, мы допустили очевидный просчет в количестве продовольствия: его слишком много и теперь лишний вес явно ограничивает наши возможности. Пока не «привяжем» все окрестные ледники, не соберем все торфа и ископаемую фауну вокруг, а также не съедим все излишки продовольствия и не сожжем избыток бензина в примусе — ни шагу вперед, благо в двух переходах от Баренцбурга мы ничем не рискуем. Более того, мы подстрахованы запасным складом в верховьях Грендален, который оставили еще при заброске вертолетами в Кэмп—Мортон неделю назад.