Замуж. За сводного! - Виктория Волкова

мастерства достиг отец в последние годы жизни. Это же настоящее искусство, блин! Аж дух захватывает!

– Что случилось? – раздается от двери мамин голос. Она входит в кабинет, цепким взглядом хватает колье лежащее в лупе и быстро направляется ко мне.

– Что там, Тимур? Покажи. Оно нашлось?

Мама. Пожалуй, она единственная, кого та история касается напрямую.

– Смотри, – уступаю ей место. А сам, склонившись, становлюсь рядом.

– Очень изысканно? – кивает мама, внимательно рассмотрев каждую деталь.

– Я даже не думал, что он был способен на такое, – выдыхаю в восхищении и тут же натыкаюсь на изумленный взгляд матери. – Кто?

– Отец, – бросаю нетерпеливо. – Отличная работа.

– Тут я не спорю, мой дорогой, – вздыхает мама. – Но почему ты решил, что это то самое ожерелье. Оно очень похоже. Но работа виртуозная. Мне жаль тебя расстраивать, но Сэм вряд ли мог сотворить такое, а Паша – тем более. Где ты взял это, Тимур? – спрашивает строго маман. Смотрит выжидающе. Даже одна бровь немного приподнялась. Чувствую себя нашкодившим пацаном, как в восьмом классе, когда мы с Годой и Суровым притащили дохлую кошку на урок биологии. И предложили училке ее реанимировать.

– Оно полностью соответствует описанию, – подает голос Люба.

– Описать можно все, что угодно, моя хорошая, – улыбается мама и снова интересуется строго. – Что происходит, Тимур?

Пересказываю ей недавние события, а у самого в душе разливается тепло. Мама назвала Любу хорошей, улыбнулась ей. Может, лед двинулся и скоро совсем растает?

Перевожу взгляд на жену. Она аж покраснела от неожиданности. Действительно, от моей матери трудно ожидать доброго слова. Если она невзлюбила человека, хрен себя пересилит.

Неужели смогла, гребаные тузики?

– Насколько я помню, – тихо вздыхает мама. Вижу как ей до сих пор неприятна эта тема. Как саднит на душе затянувшаяся с годами рана. – Паша не сам придумал дизайн. Он где-то увидел рубиновое ожерелье и просто влюбился в него. Вполне возможно, что у Алимова. Твой отец тогда часто к нему мотался. А Павел сопровождал, как доверенное лицо. И судя по изделию, это первоисточник. Наши бы такое точно не потянули. Слишком чистые камни, плюс сама работа…

– Жаль, – тяну разочарованно. – Тогда по домам, друзья.

– Поедем в Ангельское, – предлагает мама и Люба неожиданно кивает.

Да и мне самому возвращаться в пентхаус не хочется. Там все еще напоминает о Марате. Мы, конечно, заменили все коды на замках, но все равно осадочек остался.

– Завтра поговорим, – хватает меня за руку мама, когда на широкой лестнице особняка, мы с Любой желаем ей спокойной ночи.

Устроившись на огромной двуспалке, притягиваю жену к себе.

– Любушка моя, – шепчу, сгорая от желания. – Ты теперь и по закону моя…

– Жаль, ничего нельзя, – стонет она чуть слышно. – Завтра спрошу у Катерины, когда этот целибат закончится…

– Может, до родов придется воздерживаться? – вздыхаю глухо.

– С ума сошел! – подскакивает на локте жена.

– Сам нЭ хочу, слЮшай! – фыркаю с кавказским акцентом. А когда Любушка засыпает, осторожно поднимаюсь с постели.

Иду в душ. Долго стою под холодными струями. Прихожу в себя, на автомате намыливая не на шутку взбодрившуюся часть тела. И когда немного легчает, закутываюсь в банный халат и спускаюсь на кухню.

Покурить бы! Кажется, у Андрея где-то были сигареты.

Глава 43

Тимур

Утопая босыми ногами в толстых коврах, а затем шлепая по паркету и мрамору, спускаюсь на кухню. Мой отчим – незамысловатый тип. И хранит сигареты по привычке на подоконнике. Это единственное, что не смогла побороть моя мать.

Но установила свои правила. В доме и в квартире курить запрещается. А зоной, свободной для курения, объявлена только примыкающая к кухне задняя терраса в Ангельском. Поэтому и сигареты должны быть где-то поблизости.

И пока мать и жена спят, мне не помешает затянуться сигареткой.

Нужно обмозговать, как поступить дальше. Наметить несколько вариантов.

Долбаные планы А и Б.

Но войдя на кухню, натыкаюсь на изумленное лицо матери. Демонстративно тяну носом, почувствовав запах дыма.

– Не прячь, – киваю на опущенную вниз руку.

Усевшись напротив, наливаю себе чашку темного настоявшегося чая и тянусь за пачкой Парламента, откинутой на подоконник.

– Только Андрею не говори, – шепчет мать мимоходом и снова затягивается.

– Что тебя так проняло? – спрашиваю, точно зная, когда моей Альбине Георгиевне требуется немного вдохнуть никотина.

Только в одном случае! Если нервяки зашкаливают…

– Ожерелье, – роняет она тихо. – Как будто на машине времени обратно в начало девяностых вернулась. Отца вспомнила, Пашку – дегенерата…

– За что ты его так? – внимательно смотрю на перекошенное болью лицо.

– Так он во всем виноват! – восклицает мать, подскакивая. Нервно ходит по кухне и, затянувшись снова, с силой сминает окурок в пепельнице.

– Ну, понравилась человеку чужая цацка, и он решил ее скопировать. Делов-то!

– А ты так и не понял? – вскидывается мать. Подойдя к стене, украшенной расписными тарелками, бережно проводит по одной из них. Успокаивается. Палец скользит по тонко расписанному цветку и замирает около узкого резного листика.

– Что именно? – роняю, не понимая, куда клонит маман.

– Это он подорвал всех… Господи, это же так очевидно!

– Прости, – пожимаю плечами. – Откуда инфа?

– Да не было никакого заказа на рубиновое ожерелье! Понимаешь?

Обхватив себя обеими руками, мама замирает около стены. Бледная и встревоженная, упирается затылком в украшенный изразцами угол.

– Твой отец дома вел бухгалтерию. Сам в ночи подсчитывал маржу. Так вот в его записях не было никаких данных о покупке сырья. Ты представляешь, сколько мы должны были отвалить?! У нас такие бабки в то время не водились. Мелкая местечковая фирмочка. Сам знаешь…

– Так выходит, был один комплект со шпинелью? – уточняю, словно придурок. – Тогда зачем Павлу понадобилось распускать слухи о тайном заказчике?

– Чтобы отвести от себя подозрение! Твой отец и моя сестра были любовниками. Пашка знал. Мучился… Жевал кактус как идиот. Но и от Марины не уходил, и с Сэмом поговорить не решался. Но видимо, не утерпел. Устроил тут братскую могилу.

– Ну и ладушки, – вздыхаю устало. Гашу недокуренную сигарету, собираясь вернуться к жене.

– Ты так спокойно реагируешь, – изумленно шепчет маман.

– Спокойно? – взрываюсь неожиданно. – Да я, блин, тебя подозревал! Думал, как вывезти из страны. На кого передвинуть стрелки. Все размышлял, как мне тебя обезопасить, чтобы ты в тюрьму не угодила?!

– Меня? – охает мать, смотря на меня в упор. – Меня? – повторяет изумленно. А потом тихо сползает по стене. – Тимур, сыночек мой дорогой, ну, никак не ожидала…

– А на кого мне еще думать? – пожимаю плечами. И подойдя ближе, помогаю подняться. И тут же попадаю в цепкие материнские