Короли преступного мира - Евгений Осипович Белянкин

Дон Роберт не то понимал, не то чувствовал — но это надолго. Американцы говорят, лет на десять… Может, и так. По-другому нельзя. Все равно придется так, как требует время, по прейскуранту поднимающихся цен, на выживание…

Жизнь и торговля уже были неразличимы… Плебейская мода на рыжие куртки, белые носки, «пирамиды»… Тупые подбородки рэкетиров и характерное желание большинства делать деньги из денег…

В их ряду дон Роберт был не последним — он осознавал свое предначертание и, как резина, которую тянули, тянулся сам…

Он понимал смысл мафии. Почему-то считалось, что ее становление в Союзе началось в период зрелого застоя — конец шестидесятых и начало семидесятых… Возможно. Но зерна, брошенные в семидесятых, когда чиновничья верхушка вконец утратила нравственные ориентиры, особенно хорошо проросли в период перестройки. Именно перестройка с ее непродуманными концепциями дала толчок развитию мафии в «совке». Горбачевская кооперация всколыхнула мафиозные, преступные элементы, которые сразу увидели в ней для себя золотое дно.

В короткий срок, за каких-нибудь пять-шесть лет, организованная преступность стала силой, способной потягаться с правительством и реформаторами; обладая поразительной гибкостью в отличие от официальных, закостенелых структур, она успешно использовала все пути для своего преступного обогащения. Так, горбачевская борьба с пьянством дала сомнительный социальный эффект, зато мафия получила свой куш: громадные дивиденды от организованной спекуляции спиртными напитками и сахаром.

Вирус преступности, как заразный грипп, гулял по России. Кооперативы платили дань, как наверх в виде взяток и поборов, так и вниз в виде отступного рэкетирам.

Мафиозные структуры выходили на новый качественный уровень групповой профессиональной преступности. Родилась элита с четким разветвленным распределением функций. Она взяла на себя координацию и улаживание внутренних конфликтов, создала фонды материальной поддержки и подкупа в виде широко известных «общаков».

Шла идеологизация преступного образа жизни. Общество взамен развивающейся культуры получало в наследство зонную психологию.

Простому человеку трудно было понять, на кого работали реформы, но мафиозные воротилы уже знали, что в любом случае реформы работали на них: деньги делали деньги.

Дон Роберт не крупный специалист в области социологии; он лишь представитель этой жизни, в которой его судьба — судьба удачливого человека. Так, по крайней мере, думал о себе он.

— Ну что ж, у каждого наверх своя лестница, — любил повторять он, — я пошел по этой… Она сложнее, чем другие, но она… моя дорога. — Дон Роберт удовлетворенно чмокал губами. — Что же, каждый человек в чем-то авантюрист!

Когда дон Роберт думал о своем прошлом, он насмешливо улыбался. Его отец, министерский работник, никогда не видел таких денег, какие видел он, а ведь о нем когда-то говорили с уважением: дипломат!

«Тугрики сами по себе — мелочь, но они и власть!»

Ради власти убивают друг друга, ибо она — не просто деньги, но и удовлетворенное самолюбие, и тщеславие, умноженное на роскошную жизнь с любовью и сексом…

Дон Роберт был во второй половине своей жизни и потому считал, что должен быть осмотрительнее. У него жена, дети, и он хотел бы, чтобы его внуки не ходили босыми в этом глупом мире.

Он был основателем нового клана. Клана, в процветание которого он верил, верил, как в себя, и, когда ему было особенно хорошо и душевно, он любил помечтать о будущем, о том сладком времени, когда он отойдет от дел и займется только теннисом или рыбалкой, — уделом пенсионеров, а его место займет им вышколенный Павел, в этом сорванце еще откроются нужные силы, нельзя торопить и обгонять время…

В ресторане «Космос» жизнь не отличалась разнообразием. Сегодня, как вчера, а завтра, как сегодня. Длинные ряды столиков, покрытых белоснежными скатертями, порой напоминали холодный строй солдат. Все по ранжиру, все в салонном стиле. Даже голубые и розовые абажуры настольных ламп, создающих особый интим, расположены были в своей строгой последовательности… Но это лишь первое, поверхностное впечатление, когда еще посетителей мало и жизнь в ресторане не раскрутилась, а текла в консервативно-аристократическом стиле.

Но уже к середине вечера в ресторане становилось тягостно от курящих, от полутемного света, от стонущих ритмов «ламбады». Ресторан быстро набирал скорость, он уже был похож на кипящий муравейник: полуголые девицы пели хриплыми голосами и извивались в змеиноритуальных танцах. Музыка усиливала свой темп, и официанты, словно на покачивающейся палубе, сновали взад-вперед, ловко жонглируя подносами, на которых, что душе твоей угодно — русские спиртные напитки и заморские кушанья…

В этот час закипали страсти. Шел чисто совдеповский кайф…

Ресторан наводнялся валютными проститутками, блистающими в своих лучших туалетах, сутенерами в «пирамидах» и «ля костях», биржевиками в подчеркнуто строгих костюмах в полоску, колоритными ворами самой разной масти, рэкетирами и просто высокопоставленными командировочными.

В этот час жизнь ресторана как бы выхлестывалась на улицу, где ночная публика продолжала колобродить, спускаясь с небес на грешную землю. Здесь свой кайф и свои нравы. Мелькали более дешевые девочки и сутенеры — гибриды, не то женщины, не то мужчины, таксисты, бритоголовые «качки» из какого-нибудь Тольятти или Воркуты, шпана из Люберец и Набережных Челнов, симпатичные малолетки кавказской национальности, способные на все, — здесь их зовут «зверьками».

В это воскресенье в ресторан ворвались молодцы в спорткостюмах, они выбрасывали девиц легкого поведения на улицу, где на них налетала прожорливая шпана: она била их и рвала в клочья их шикарные платья. Такое бывало редко, ресторан входил в негласную территорию дона Роберта, и мало кто появлялся здесь из чужих преступных кланов — дон Робертовская «гвардия» надежно держала это злачное место в своих железных руках. В ресторане сразу возникла драка, ибо отвечающий за порядок Савоха, бригадир-рэкетир, в выгоревших синих джинсах и итальянских затемненных очках, знал, что он не зря трет здесь модные штаны…

Появилась милиция, и драку утихомирили. Но конфликт не рассосался. Ведь это были не просто задиристые ребята, поскандалили, побузили — и все. На «Космос» претендовал новый хозяин — он-то и попытался силой выдворить прежде всего сутенеров и проституток, не работающих на них. Новая сила была в лице хваткой и наглой Серафимы, известной налетчицы, на которой замыкались три или четыре бандитские шайки.

Серафима пользовалась уважением среди кавказцев и люберцев, так как была смекалистой, ушлой, что в преступном мире ценилось; она могла дать фору многим преступникам-мужчинам.

Претензии Серафимы на ресторан напугали Савоху. Кое-как отбив налет боевиков чужой банды, Савоха тут же связался с Костей Греком, понимая, что Серафима не такая, она просто так не отступит.

— Надо отучить, — грубовато выдавил Костя Грек. — Это не баба, а конь с…

На следующий день в