Фату-Хива - Тур Хейердал

Я посмотрел на троицу, окружившую вместе со мной керосиновый фонарь. Юный учтивый Алетти, уроженец Хива-Оа, не знающий, что такое школа, но обученный отцом читать и писать. Веселый французик - в одной руке огромный бутерброд с тушенкой и луком, другая перелистывает ученый труд. Наш невозмутимый норвежский хозяин в майке, не скрывающей обтянутых розовой кожей мускулов и темно-коричневых от тропического солнца плеч труженика. Внешность Генри никак не вязалась с его пристрастием к книгам. Для меня до сих пор остается загадкой, откуда человек, который ступил на берег Хива-Оа с пустыми руками, успев окончить только семилетку на родине, добыл такое множество ученых книг. И ведь он никуда не выезжал с острова, если не считать короткого посещения Таити, где Генри нашел свою нынешнюю жену. В глухом закоулке далекого острова он и его друг, этот маленький Робинзон Крузо, поведали мне интереснейшие вещи, каких я не слышал ни от одного профессора.

Я поглядел внимательнее на снимки статуй Сан-Агустина. Многие из них удивительно напоминали заброшенные изваяния в долине Пуамау.

Южная Америка. Слишком уж далеко, чтобы можно было предположить контакт через океан. Впрочем, расстояние до Индонезии в противоположной стороне вдвое больше, и там нет сходных памятников. Да и на Азиатском материке за Индонезией не найдено ничего похожего на статуи Пуамау.

Француз торжествующе захлопнул книгу, словно закрыл ларец с сокровищами, дав нам налюбоваться его содержимым. Вот тут и разберись... Естественно положиться на моих учителей, ведь они опирались на пособия, составленные признанными авторитетами. Считалось, что до европейских парусников к здешним островам могли прийти лодки только из Азии и Индонезии, поскольку у американских индейцев не было мореходных судов. Меня учили верить авторитетам. Но я верил также собственным глазам. Да и так ли уж надежны авторитеты, если они сами по-разному судят, из какой именно области Азии происходят полинезийцы.

Одни называют Яву, другие - Китай, Индию. Некоторые забираются в поисках родины полинезийцев в Египет и Месопотамию. Даже в Скандинавию! Но в огромной буферной области, отделяющей Полинезию от Индонезии, нет никаких следов прохождения полинезийцев. На семь тысяч километров в ширину простерся здесь островной мир с древними воинственными австрало-меланезийскими и микронезийскими племенами. И такой же ширины необитаемая морская пустыня отделяет от Маркизов Южную Америку. И почему непременно надо считать, что люди только однажды высаживались на этих островах?

Когда Тераи завершил свой обход, мы легли спать. На другой день рано утром ему предстояло ехать одному через горы в долину Ханаиапа на северном побережье. Остальные долины давно опустели. Генри Ли уговорил Тераи оставить нас в Пуамау: очень уж меня увлекла загадка каменных великанов. Лив получила от Тераи нужные указания и взялась лечить нас обоих.

Целую неделю я ежедневно поднимался к культовой террасе, известной островитянам под названием Оипона, и досконально все осмотрел. Над участком, где стояли статуи, огромным пальцем возвышалась скала Туэва, очень похожая на фатухивскую скалу, вершину которой мы покорили. Генри Ли рассказал, что пробовал подняться на Туэву, но был вынужден отступить, слишком ненадежен камень, служащий мостиком к самой вершине.

Взяв в провожатые одного симпатичного паренька из деревни, мы с Алетти отправились на штурм скалы и довольно легко добрались до широкой вымощенной площадки, с которой открывался великолепный вид на долину. Мы видели даже кусок пляжа. Дальше путь был посложнее; все же вертикальная трещина в гладкой скале позволяла достаточно надежно цепляться руками и ногами. У самой вершины трещина переходила в небольшой камин. Протиснувшись сквозь него, мы добрались до рассекающей вершину щели, через которую и впрямь был переброшен весьма шаткий камень. Соблюдая предельную осторожность, мы одолели этот мостик и выпрямились в рост. Замечательный кругозор! Вся долина простиралась перед нами, а внизу краснели среди листвы каменные великаны.

Вершина была расчищена и выложена плитами. Небольшую площадку ограждал бруствер из тяжелых камней. В ямках между ними лежали камни для пращи. Подобно некоторым древним народам Среднего Востока и Перу, но в отличие от народов Индонезии и Восточной Азии, древние маркизцы пользовались пращой на войне. Две маленькие наклонные трещины за бруствером были набиты плесневелыми костями и черепами.

Между культовой площадкой внизу и этим маленьким оборонительным укреплением явно существовала какая-то связь. В случае вражеского вторжения король со своими жрецами и приближенными мог занять позицию на вершине, оставив главные силы оборонять нижнюю террасу. Сумей противник все же занять террасу, дальше воинам надо было по одному протискиваться через камни. А с шаткого мостика ничего не стоило столкнуть их вниз, к истуканам.

Только голод и жажда могли принудить защитников к сдаче последнего бастиона. Видимо, так и получалось с ваятелями, когда предки нынешних островитян высадились на берег Пуамау и захватили долину.

Соблазнительно было посчитать нагроможденные в трещинах, позеленевшие кости останками исчезнувших каменотесов. Соблазнительно, но вряд ли верно. Этим костям было от силы несколько десятков лет. Скорее всего они очутились здесь в конце прошлого века, когда перед осклабившимися идолами происходили последние каннибальские ритуалы. Генри Ли еще застал людей, помнивших эти ритуалы. На культовой площадке обращал на себя внимание алтареподобный камень, один угол которого был оформлен одноглазой личиной. На поверхности камня было несколько чашевидных углублений, и местные жители утверждали, что эти ямки наполнялись человеческой кровью во время жертвоприношений.

Особенно интересной показалась мне лежащая фигура, напоминавшая скорее плывущего зверя, чем человека. Несравненный образец каменной резьбы. Только настоящий мастер-профессионал мог изваять эту симметричную, обтекаемую, гладко отшлифованную скульптуру. Я не мог ни с чем ее сравнить, ведь тогда мне еще не довелось видеть сотни заброшенных и забытых статуй в южноамериканских дебрях под Сан-Агустином. Когда же три года спустя я попал туда, то сразу обратил внимание на две большие каменные скульптуры точно такого типа: в позе пловца лежали на животе звероподобные фигуры с демоническими лицами и вытянутыми вперед коротенькими руками. Южноамериканские экземпляры можно было истолковать как символическое изображение обожествленного каймана. Но в Полинезии не водились ни кайманы, ни крокодилы.

Стремясь проверить все детали, я с помощью Алетти расчистил подпиравший эту скульптуру короткий цоколь. Алетти старательно скреб камень перочинным ножом, и мы с удивлением увидели высеченные на цоколе изображения двух сидящих на корточках фигур с поднятыми вверх руками. А между ними - два четвероногих зверя в профиль: глаз, рот, торчащие уши, длинный хвост.

Четвероногие звери! Сюжет для детектива. Каждому, кто занимался Полинезией, известно, что из четвероногих у полинезийцев были только собака и свинья, причем собака почему-то не достигла Маркизских островов. Но и не свинья была передо мной: длинный тонкий хвост торчал кверху, и только самый кончик его чуть изогнулся, как это бывает у кошек. Кошка... Нет, во всей Полинезии, да что там, во всей Океании, включая Австралию, кошки неизвестны. Собака? Художник мог видеть собаку на других островах. Но у полинезийской собаки был пушистый хвост крючком, а не торчащая тонкая палочка. Кажется, нож Алетти помог нам сделать новое открытие... Местные жители пришли посмотреть на нашу находку. Сами они, поднимая поваленную кем-то много лет назад статую, не заметили этих изображений.

Лишь много позже таинственный сюжет получил свое развитие. В свое время фон ден Штейнен забрал с культовой площадки наиболее искусно изваянную каменную голову и доставил ее в Музей народоведения в Берлине. И ведь я видел ее там, когда готовился к поездке на Маркизы, но не оценил ее значения и не присмотрелся к шее. Снова попав в музей много лет спустя, я исправил эту оплошность и увидел две скорченные фигуры и двух длиннохвостых четвероногих зверей - таких же, каких сам обнаружил на Хива-Оа. Фон ден Штейнен не заметил рельефы на цоколе поваленной статуи. Ему были известны только изображения на вывезенной им голове, сохранившиеся настолько хорошо, что он различил длинные когти на лапах и волоски на морде, усиливающие сходство с кошкой. Но поскольку кошек в Полинезии не знали, а хвост зверя не позволял назвать его собакой или свиньей, фон ден Штейнен заключил, что речь идет о крысе, последнем из трех млекопитающих, известных полинезийцам {К. von den Steinen. Die Marquesaner und ihre Kunst, vol. 2. Berlin, 1925-1928.}.

Крыса. Но какой же художник, пусть самый неумелый, изобразит крысу с гордо поднятой головой и торчащим кверху хвостом. И еще никто не видел, чтобы на древних монументах в честь богов или героев были высечены крысы. Два льва как символ власти изображались на цоколях древнейших статуй хеттов и других народов Среднего Востока. Две пумы высечены на цоколе красной каменной статуи в Тиауанако, изображающей светлокожего и бородатого короля Кон-Тики, легендарного вождя ваятелей, которые, согласно инкским преданиям, ушли на запад через Тихий океан. Но это все кошки, не крысы.