Резервный космодром - Андрей Ливадный

Взлетно-посадочное поле вновь содрогалось от басовитого гула планетарных двигателей, Вадим хотел приподнять голову, чтобы взглянуть, кто садиться вслед за ним, но не смог – не хватило сил, зато до обоняния внезапно дошел пряный запах травы и земли, – среди остекленевшей равнины чудом сохранился фрагмент газона, безжалостно вспаханной колесными шасси его «Стилетто»…

Жизнь.

Как она пуста и прекрасна.

Окснер… Он никогда больше не увидит галактлейтенанта, потому что «пятерку» разорвало взрывом у него на глазах, и у Давида не было шансов катапультироваться.

Он все же приподнял голову.

Садилась «тройка» галактлейтенанта Положенцева. 

«Стилетто» даже не выпустил шасси, лейтенант направил изуродованную машину на полосу и сел «на брюхо», высекая снопы искр, оставляя за истребителем глубокую дымящуюся борозду.

Рощин не помнил, как вскочил на ноги и бросился к севшей в аварийном режиме «тройке» Положенцева.

Со всех сторон звучали лишние, неуместные в роковой зловещей наступившей вдруг тишине сирены, группы пожарных и медицинских сервомеханизмов мчались к изуродованному «Стилетто», но первым у истребителя оказался Рощин.

Он по прежнему был в скафандре, только откинул забрало боевого шлема, и даже не попытавшись задействовать автоматику севшей машины, пользуясь молекулярными присосками, полез прямо по горячей роняющей окалину броне, – Саша по какой-то причине не сумел задействовать атмосферные двигатели и совершил посадку на аварийном приводе планетарной тяги.

Наверху, в средней части машины, где под многослойной броней располагалась пилотажная кабина, зияла дыра.

Верхние сегменты брони истребителя оказались пробиты, разломаны, разорваны, превращены в уродливые, кажущимися неправдоподобными клочья, – до этого момента Рощин не мог себе даже представить, что керамлит можно изуродовать подобным образом.

Он, не колеблясь, стал спускаться в пробоину, оказавшись под сводом рубки управления, прямо над сомкнутой капсулой пилот-ложемента.

– Саша, живой?!..

Секунда тишины показалась Вадиму вечностью, а когда пришел слабый, едва слышный ответ сердце едва не остановилось в груди от неистовой радости.

– Живой…

…

Положенцева извлекали из намертво заклинившего противоперегрузочного устройства минут пять, не меньше, и все это время, он, не отрываясь, смотрел в глаза Рощину и говорил, слабым, прерывистым голосом, словно боялся не успеть высказать все мысли, что накопились в бою:

– Вадим… Мне удалось отсканировать истребитель Роя… я подошел к нему метров на тридцать… Внутри не сканируется ничего живого. Они – чистые киберсистемы… Механоформы… – Он умолк собираясь с силами, на губах Саши внезапно выступила кровь, вообще, то, что он остался жив и сумел посадить «Стилетто» граничило даже не с чудом, а какой-то запредельной для понимания мистикой… В рубке большинство приборов были попросту уничтожены, и галактлейтенант вел истребитель на посадку, применяя исключительно прямую мнемоническую связь с уцелевшими, подсистемами.

– Я сумел отсканировать некий командный центр… – вновь заговорил Положенцев, собравшись с силами. – Ты понимаешь меня Вадим?.. Ответь – понимаешь?

– Да. Говори спокойнее. Тебе сейчас нельзя…

– Мне сейчас все можно… – слабо усмехнулся окровавленными губами Антон. – Запомни, управляющий узел расположен в хвостовой части машины. Ищи – не найдешь. Там даже выступа обшивки нет… Вот возьми… – Он сумел поднять руку и вытащить один из чипов постоянного запоминающего устройства своего боевого скафандра. – Здесь все данные сканирования… С ними возможно бороться на равных. Нужно только перепрограммировать системы огня а когда берешь управление на себя целиться в определенную точку… Одно попадание и все. Уже не противник, а просто масса металлокерамики…

– Саша, я все понял. – Вадим взял микрочип, не упомянув, что нет больше истребителей, о которых говорил Положенцев, зато появились новые проблемы.

Спирали, снижающиеся в атмосфере Алексии, и похожий на дольку апельсина огромный сегмент, отделившийся от базового корабля иной расы.

Глава 7.

Полярная станция южного полюса Алексии.

Девять часов утра местного времени…

Там, куда ее привезли, искрился снег. Замерзшее море дыбилось торосами льда, со стороны синевато-белого, ослепительного простора дул сильный, пронизывающий жгучим холодом ветер.

Небо сиреневое, ясное, безоблачное опрокидывалось над головой хрустальным куполом, и тем удивительнее выглядели искрящиеся в воздухе мелкие, колючие снежинки.

Наверное, частицы ледяной крошки, приносимые ветром, – подумала Инга, зябко, безрезультатно кутаясь в нелепое, не подходящее ей по размеру пальто.

Полярная станция, куда эвакуировали всех гражданских, оказавшихся на момент атаки инопланетного корабля в опасной близости от космопорта, продолжала функционировать в автоматическом режиме, осуществляя контроль над погодой, производя автоматические замеры, необходимые для других климатических систем, расположенных на освоенных людьми континентах.

Сюда, в стылую реальность полярного дня, не долетали даже отголоски событий, происходящих за тысячи километров от станции, но Инга, вернувшись в тепло приспособленных под временное жилье ангаров, где стояла законсервированная техника, не чувствовала себя в безопасности. Напротив, здесь все казалось еще страшнее, чувства, мысли как будто обострились от жгучего холода, больше не возникало желания лгать себе, пытаясь поддерживать иллюзию уверенности, что все разрешиться само собой, без ее участия.

Оставаться тут, среди ледяного безмолвия, среди едва знакомых, испуганных людей, не знающих чем себя занять, уже через час после прилета изнывающих от неизвестности, выглядело для Инги настолько нелепым, противоестественным, что принимать решения стало намного проще, словно все, что было в ней натянутого, настороженного, наигранного, превратилось в хрупкую наледь и тут же сломалось, осыпаясь ледяной крошкой.

Она вновь вышла из тепла на холод.

Ветер кусал незащищенные одеждой участки кожи, жег щеки, от стужи немедленно занемели пальцы, но Инга не хотела возвращаться в ангар, где даже словом перемолвиться не с кем, – о чем она станет говорить с бесцельно бродящими среди древних, хранящихся тут с незапамятных времен машин, людьми, когда те не скрывают облегчения и страха, создавая жуткую эмоциональную атмосферу притаившейся в темных уголках ангара безысходности. Это чувство быстро выползает из потаенных уголков сознания, заполняет мысли, изменяет речь, ломает поведение, – долго ли смогут они пребывать в неизвестности?

Скорее всего, уже через сутки или даже раньше, здесь наступит полное уныние.

Инга внезапно поняла – почему.

Те, кто был способен принять обрушившуюся беду, взглянуть в глаза своему страху, – они остались, чтобы принять бой на орбитах планеты.

Почему же она оказалась тут? Что заставило ее ступить на борт транспортного флайбота?

Не страх. Скорее опасение собственного безрассудства, страх перед жгучим желанием активно вмешаться в боевые действия, и тем самым выдать столь тщательно скрываемую тайну…

Инга едва не расхохоталась от мечущихся в сознании мыслей.

Можно подумать, что Вадим ни о чем не догадался. Промолчал, не задал неудобного, ранящего вопроса, но ведь понял все отчетливо.

Чего же я страшусь теперь?

Рука Инги скользнула за отворот одежды, извлекла из-за пазухи тонкий футляр, из ударостойкого экранирующего металлопластика.

Открыв его, она несколько секунд смотрела на притаившиеся в мягких гнездах кибермодули, затем, прямо тут на пронзительном ветру, решительно сняла неотличимую от естественной кожи длинную тонкую заглушку из пеноплоти, обнажая гнезда пяти дополнительных имплантов, расположенных против обыкновения на запястье левой руки.

Установка кибернетических модулей отняла почти минуту: пальцы озябли и не гнулись, но как только гнезда имплантов оказались в контакте с кибернетическими расширителями сознания, холод исчез, она престала ощущать его, погружаясь в иную реальность, – ее рассудок, и без того воспринимавший близкие и явные сигнатуры, как будто очнулся, мгновенно получив возможность улавливать даже слабые, приглушенные огромным расстоянием эманации энергий.

Там на резервном космодроме вновь с коротким разбегом в небо взмывали похожие на фантастических птиц сигнатуры аэрокосмических истребителей.

Ничего не изменилось.

Я никогда не убегу от себя самой.

В космосе кипел бой, когда в чистом безоблачном небе над арктическим побережьем появились сотни плазмоидов.

Инга, увидела их прежде, чем почувствовала: сознание, сконцентрированное на далеких, блеклых, смазанных сигнатурах, не сразу сумело абстрагироваться от напряженного восприятия событий, происходящих за сотни тысяч километров от затерянной во льдах научной станции, и лишь когда сквозь полуприкрытые веки пробился ультрафиолет, она вздрогнула, резко приходя в себя, возвращаясь из невообразимой дали, в реальность скованной вечной мерзлотой земли Жан-Поля Вервью…