Отброс - Вениамин Шер

надругались? — процедил я, кивая на Юсуфа. Злата испуганно отстранилась от меня и промямлила:

— М-мы не видели. Но, скорее всего…

Развернувшись к нему, я исподлобья глянул на его рожу, сжимая кулаки. За три недели мои волосы немного отросли, поэтому чёлка слегка закрывала обзор, но мне не мешало увидеть, что ухмылка на его лице пропала, когда я сделал первый шаг в его сторону. Минишка же, паря на скейте справа от меня, звонко хрустнула кулаками, совершенно не собираясь меня останавливать.

— Э-эй! Успокойся. Это всё Макс был. Он помер. К тому же, мы уже отгребли за это от старшины, — проворчал он, сделав полшага назад и поднимая руки перед собой.

После его слов меня заволокла пелена ярости.

— Ты ещё себя оправдываешь, тварь? — прошипел я, а наниты моментально впрыснули в кровь большое количество адреналина.

Их резкая концентрации в ногах позволила мне спустя два молниеносных шага подпрыгнуть на полтора метра и нанести нокаутирующий удар с колена прямо в челюсть чернявого. Всё было настолько быстро, что он вряд ли такого ожидал.

Я услышал чёткий хруст зубов и, ударом ноги с разворота, повалил урода на пол. Я прыгнул на корчащегося подонка сверху и стал наносить удары кулаками по его голове. Первые несколько ударов он закрывался, пытаясь хвататься за больные зубы, но потом наниты рассредоточились в руках и мои оплеухи стали гораздо сильнее.

(Иллюстрация 13)

Такая злоба накрыла меня впервые, я даже не сразу осознал, что Юсуф потерял сознание, а меня уже оттаскивали трое. Виталий держал меня за плечи и что-то с волнением говорил. Смысл его слов пришёл не сразу.

— Илья! Хватит! Ты его убьёшь! Нам всем потом не поздоровится!

— Откуда в нём столько сил?!

— Да успокойся ты, псих! — орали те, что держали меня, когда я пытался вырваться.

Но спустя какое-то время я перестал переть на лежачего чернявого. Лишь мельком признав правоту Виталия.

— Отвалите! Успокоился я, — прошипел я, отталкивая двоих короткостриженых, но в этот момент дверь нашей секции открылась, впуская Захара с Петро.

Неосознанно я с ненавистью поглядел на них, а они оба изумились.

— Охренеть, ты только глянь на него, командир. Прямо чумазый дикарёнок, выбравшийся из недр подземелья, — прокомментировал Петро, вскинув брови.

— И похоже, который наворотил уже дел, — нахмурился Захар, заглядывая за нас.

— Старшие! Мы его еле оттащили! Он псих! — воскликнул один из короткостриженых.

— Ага! Еле успокоили! — вторил ему второй.

— Я так понимаю, это всё из-за Альбинки? — спросил у меня Захар и я хмуро кивнул.

Он прошёл мимо меня и сел на корточки перед бессознательным Юсуфом.

— Похоже, ты его изрядно отделал. Завтра он точно не работник, — добавил старшина, а Петро исказился в злобной гримасе и подлетел ко мне в замахе кулаком сверху вниз.

В голове словно прозвучали слова генерала: «Не смей быть отбросом!» — и у меня сработал рефлекс, отработанный на рыжем. Я парировал его удар и нанёс апперкот снизу-вверх, чётко в челюсть. А так как наниты были сосредоточены до сих пор в руках, старший схватился за челюсть, с потерянными глазами сделал два шага назад и упал на задницу.

«Да что со мной происходит?» — судорожно подумал я и наконец успокоился, округлив глаза.

— Старший! Простите! Я случайно! — воскликнул я, делая шаг назад.

— Ты. Мелкий отброс! Я тебя завтра в щели закопаю! — прорычал он, вставая.

— Успокоился, Петро! — прошипел Захар, а его глазные импланты сверкнули красным, практически как у Родина.

— Захар, он мне в челюсть двинул! — изумился Петро, хватаясь за челюсть.

Хорошо я нанёс удар не со сей силы. Скорее всего, мне бы точно досталось.

— Переживёшь! Он нам всем заработал по семьсот кредитов и полностью выкупил все свои штрафы, когда объявился, — спокойнее добавил старшина и поглядел на меня. — Но ты не радуйся. Завтра идёшь отрабатывать свой косяк в группу Григория. И веди себя тише воды, ниже травы, иначе уже он тебя закопает в щели. Ты понял?

— Да, старшина… — пробурчал я, понурив голову.

То, что я отделал урода до бессознательного состояния, я нисколько не жалею. Если надо — повторю. Неужто на меня так повлияли сны в которых был Илья Васильевич? Или это всё в совокупности с моими приключениями?

— Петро, помоги мне. И надо вкачать немного наноботов. Иначе проваляется не один день, — сказал Захар и опять поглядел на меня. — А ты иди мойся. Воняешь, как дикарь, — фыркнул он и, наклонившись, стал приподнимать Юсуфа под руки, а недобро зыркнувший на меня Петро стал хватать его за ноги.

Обернувшись, я увидел озадаченные лица четверых подростков, у троих из которых на лице читалось: «Да кто это такой, черт побери?!». Злата лишь с лёгкой опаской глядела на меня. Наверное, тоже думая, что я сошёл с ума, пробыв один в завалах черт знает сколько времени.

Ничего не говоря, я вышел из секции и проследовал до ближайшей душевой. Плевать, что произошло. Мне главное как-то вернуть в чувства Альбину. Что же эти твари с ней сделали?!

Войдя в раздевалку душевых, я приятно удивился, поняв, что вокруг совершенно никого не было. Все клозклинеры свободны, лишь один слегка гудел.

Выбрав ближайший к душевым, я быстро скинул всю воняющую грязную одежду и, закинув её вместе с поясом, запустил аппарат на максимальную очистку, которая будет длиться аж двадцать минут. Заодно и намоюсь хорошо.

Но небольшое неудобство всё же присутствовало. В средней кабинке кто-то мылся. Немного неловко. Я прошёл к самой дальней, видя через прозрачную дверь, что это какой-то черноволосый дядька. Он стоял спиной к стене и, прикрыв глаза, неподвижно наслаждался душем.

Слегка скривившись, я вбежал в последнюю, закрылся и, включив воду на средний поток, принялся очень качественно мылиться и прямо ногтями счёсывать многонедельную грязь и пот. Первый раз в жизни я с таким удовольствием мылся в душе. Обычно я любил плескаться в бассейне или в ванной.

Через некоторое время я почувствовал себя полностью чистым и последовал примеру того дядьки ‒ встал к стене и принялся наслаждаться водой, одновременно думая о случившимся.

Нет. Я по-прежнему не жалел о произошедшем. Я думал о том, что я совершенно не жалею о смерти рыжего, который совершил что-то страшное с Альбиной. Мама бы меня отругала за такое, — если бы я ей рассказал — но я бы начал спорить. Ведь он никогда теперь не раскается в совершённом зле. А потому мне его не жалко, хоть я и не могу сказать, что он заслужил смерть.