Горькая брусника - Наталья Медведская

– Не знаю. – «Как же противно врать, но лучше папе не знать горькой правды», – подумала я.

– Настя, собирайся. Всю экспертизу провели, и нам отдают тело. Машину я уже нанял, поедем домой.

– Нет, – вырвалось у меня.

– Тебе придется ехать. Очень странно, если ты не будешь присутствовать на похоронах сестры. Нам нужно пройти это вместе, если мы хотим спасти Алёну. Она хоть приблизительно сказала: где собирается остановиться?

На этот вопрос я могла с чистой совестью ответить правду.

– Не знаю, но они уехали. Папа, давай съездим на базу. Здесь рядом. Предупрежу Матвея, что меня не будет дня два. Не хочу подводить человека.

На турбазе я спросила охранника:

– Могу я увидеть Ангела?

– Я бы тоже этого хотел, но ангелы не показываются, кому попало, – подмигнул мне мужчина.

В другой раз я бы поддержала его незамысловатый юмор, но сейчас настроения не было. Охранник понял мое нежелание шутить и добавил:

– Кроме поваров, двух горничных, дворника и конюха больше никого нет. Все ушли в горы.

– Передайте Матвею, что Настя поехала домой хоронить сестру.

Мужчина растерянно посмотрел на меня. Я пояснила:

– Найденная в реке девушка моя сестра.

Лицо охранника помрачнело.

– Когда только найдут эту тварь. Я нашёл первую девушку, до сих пор вспоминаю с ужасом.

Теперь пришёл мой черед удивляться.

– Извините. Не знала.

«Вот оказывается, с кем нужно было побеседовать. Вдруг открылись бы новые обстоятельства или улики, – подумала я. – Вернусь, обязательно расспрошу».

***

Увидев маму, я испугалась. Некогда красивая элегантная женщина пятидесяти лет превратилась в старуху с землистым серым лицом. Мы с папой торопливо поведали сочиненную мной историю. Я отдала брошку Алёны. А потом в воочию наблюдала возрождение мамы, как птицы Феникс из пепла. Сначала заблестели её глаза, порозовели губы, выпрямился стан: жизнь возвращалась к ней.

– Я чувствовала, Алёна жива. Мне казалось, что схожу с ума. Думала: я плохая мать раз не ощущаю потери дочери. Перестала спать, есть не хотелось. Господи, я нормальная и с головой у меня в порядке.

Мама заметила хмурый взгляд отца.

– И не смотри на меня так. Я возьму на себя грех – ради спасения своего ребенка похороню чужую девочку под её именем.

От её слов на душу камнем легла тяжесть, не вздохнуть. Сейчас я была готова сама прибить сестру за её выходки.

На кладбище мама горько рыдала, оплакивая незнакомку в гробу. Она прощалась со своей любимой дочерью, расставаясь с ней на долгие годы, а может быть и навсегда. У меня болело сердце: от обмана родителей, от обиды на Алёну, от того, что я стала невольной пособницей сестры. Мне показалось, в толпе провожающих мелькнуло лицо Сереги. Я постаралась незаметно оглядеть людей, но больше его не видела. Если он действительно был на похоронах, значит, хотел убедиться в смерти Алёны.

Родители не хотели, чтобы я возвращалась в Вереево. Папа приводил различные доводы.

– Алёна жива. Твое дилетантское расследование окончено. Что тебе там делать?

Я не хотела признаваться, что влюбилась и ради Матвея готова вернуться, пренебрегая опасностью. И даже боязнь маньяка не могла меня остановить. Пришлось напирать на возможность заработать.

– Осенью мне необходима новая одежда, деньги нужны на костюмы для танцев, да и за квартиру лучше оплатить месяца за два. Вы же все деньги на похороны потратили. – Услышав мои слова о похоронах, мама вздрогнула и отвернулась. – Обещаю, буду очень осторожна. Мне жаль потерять хороший заработок. Да и скорее всего я буду жить на базе, а там охрана, – убеждала я родителей.

Мама только вздыхала, а папа не находил аргументов, чтобы меня отговорить от поездки.

***

В Вереево я вернулась вечером на второй день отсутствия. Ангелу звонить не стала, до базы добралась пешком, хотела сделать ему сюрприз. Мне было приятно, когда он откровенно обрадовался, увидев меня, но тут же не преминул упрекнуть:

– Разве телефоны отменили? Позвонить могла? Я бы встретил. Настя, пожалуйста, не рискуй больше.

Я еле сдерживалась, чтобы не улыбаться во весь рот, тогда он сразу поймет: ещё одна дура влюбилась в него, как ненормальная. Дома я окончательно осознала, какие на самом деле чувства испытываю к нему. За два дня соскучилась так, будто не видела Ангела вечность. И главное, меня несильно волновало, взаимно ли влечение. Меня переполняли чистые, восторженные, на грани умопомешательства эмоции, их было достаточно, чтобы ощущать себя счастливой. В глубине души меня грызло раскаяние и теребила совесть. Как я могу радоваться в такой трудный и трагичный для семьи период? Но ничего не могла с собой поделать. Рот то и дело растягивался до ушей, хотелось петь и танцевать. В мое отсутствие ученицы закрепляли показанные мною движения. До нашего конкурса-концерта осталось совсем немного. Я посмотрела, чему научились женщины, и с досадой отметила: подружки танцуют лучше всех. Пришлось, скрепя сердце, похвалить их. Девушки ехидно улыбались, но мое одобрение им понравилось и слегка растопило лед между нами.

После занятий Матвей проводил меня в столовую. Я заглянула в тарелку и обрадовалась:

– Мои любимые макароны по-флотски.

– Фу, макароны, словно мы в детском лагере, – хором возмутились мои соперницы и демонстративно отодвинули тарелки.

Матвей наклонился ко мне и тихо произнёс:

– Прямо как дети. Если бы ты сказала, что терпеть не можешь макароны, они бы их уплетали за милую душу.

– Проверим? – прошептала я и громко заявила: – А вот салат из стручковой фасоли я не переношу, брр.

– Некоторые не понимают, что фасоль очень полезна для фигуры, к тому же в ней много витаминов, – тут же отреагировала Эля.

– Ну, некоторым и она не поможет, – поддакнула София.

Ангел опустил голову и сдавленно хрюкнул.

– Веселишься? Девушки ради тебя готовы есть фасоль, – хмыкнула я, глядя, как он давится смехом, и поинтересовалась: – Подружек на самом деле зовут Эллой и Софией или они сами так представились?

– Девушек действительно так зовут. Я паспорта видел. А насчет фасоли. С их стороны это и правда, жертва. В прошлый раз они как раз из-за фасоли повару скандал устроили.

А ведь я не лучше, ради этого мужчины тоже готова съесть что угодно.

После ужина я попросила Матвея показать мне жеребенка, который недавно родился.

– Это к Громову. – Ангел позвал Олега, стоящего возле двери столовой. – Покажи ей Ночку. – Потом добавил мне: – Я поработаю с бумагами в конторе. А потом отвезу тебя к бабе Поле.

Нет! Хотелось мне крикнуть ему. Хочу, чтобы ты показал жеребенка. Пришлось взять себя в руки, сделать довольное лицо и отправиться вслед за Громовым на конюшню.

В стойле возле белоснежной кобылы стоял совершенно чёрный жеребенок. Малыш странно смотрелся рядом с мамой.

– Ой, какой уголек! Совсем не похож на мать.

Я подошла к жеребенку и потрепала его по голове. Кобыла настороженно покосилась на меня, переступила ногами и звучно фыркнула. Малыш потянулся губами к моей руке.

– У него горячая мордочка. Так и должно быть? – поинтересовалась я у Олега.

Громов тотчас приблизился к жеребенку и осмотрел его.

– Как же мы просмотрели. Ночка заболела. Извини, Настя, мне нужно позвать конюха.

– Всё нормально, я пойду в контору к Матвею. Он обещал отвезти меня в Вереево.

Я шла по песчаной дорожке, петляющей между домиков, когда заметила мужчину, заглядывающего в окно спальни. Стараясь ступать неслышно, я подкралась ближе и сквозь кусты попыталась разглядеть: чем он так заинтересовался? В комнате у зеркала переодевалась красивая рыжеволосая женщина. Я узнала Дину. Она ходила на мои занятия танцев. Высокий, крепкий, чуть полноватый мужчина, не отрываясь, смотрел на неё. Вдруг он обернулся, я застыла, боясь шевельнуться. Мне показалось, что он заметил меня. Ожидала увидеть любое выражение на его лице, но только не злобу и ненависть. Когда он вновь повернул голову к окну, я смогла вдохнуть воздух. Мне повезло: будь он чуть внимательней, сразу бы заметил меня. К дорожке я отступала, замирая на каждом шагу. Уф. Повернув за следующий домик, ускорила шаг.

Ангел сидел за компьютером, увидев меня, улыбнулся и показал на диван рукой.

– Я сейчас закончу. Посиди рядом.

На стене напротив дивана висели фотографии в рамках. На снимках в составе разных групп находились Матвей и Олег. Тридцать четыре фото – посчитала я. Самый крайний снимок уже немного выгорел. По дате определила: пять лет назад. Наверно первый год работы турбазы «Серая сова».

– Я закончил. Не хочешь остаться на наши танцы. – Матвей выключил компьютер.

– Ты уже спрашивал. Нет. Не хочу. Натанцевалась. – Я поерзала на диване. – Когда шла от конюшни, видела мужчину. Он подглядывал за девушкой в окно.

– Палыч, скотина! – разозлился Ангел. – Обещал ведь больше не подглядывать. А сам взялся за старое. Не волнуйся, он безобиден. Придется поговорить с ним в последний раз. Видишь ли, мужику тридцать пять, а его уже успели бросить четыре жены, и каждая ухитрилась отжать часть его бизнеса. Палыч топчется на граблях: всякий раз женится на новой стервочке. Видимо только такие его и прельщают. Он талантливый бизнесмен, светлая голова. Пять раз начинал новое дело и очень быстро поднимался. Сколько раз давал себе зарок найти порядочную женщину, но снова вляпывался в очередной «брак».