Посмертная маска любви - Светлана Успенская

Кэтрин приподнялась на локте, насмешливо прищурила свои фиалковые глаза, глядя на мою обиженную физиономию.

— Это входит в мои профессиональные обязанности, Сержи. — Лукавые губы, еще красные и влажные от поцелуев, изогнулись в улыбке. — Это была самая малая и самая приятная часть моей работы. Вот за такие моменты я и люблю ее!

— А за что ты любишь меня? — мрачно выдавил я из себя. — Если, конечно, к твоим чувствам применимо такое расхожее понятие, как любовь.

— За то, что ты настоящий мужчина, из тех, кто не сует нос в чужие дела… Хотя, очевидно, тебе этого безумно хочется. Не так ли, Сержи?

Я промычал в ответ нечто утвердительное.

— И еще за то, что, если я тебя попрошу, ты не откажешься помочь даже в самом рискованном деле, — добавила она, лукаво поглядывая на меня. — Да, Сержи?

— Ну-у… Ну да, вообще-то…

— Я так и знала! — Кэтрин расслабленно вытянулась на кровати, закинув руки за голову. — Должно быть, твои слова означают согласие?

Я немедленно парировал:

— А твои, должно быть, означают просьбу?

— Да, означают, Сержи. — Кэтрин приподнялась на локте, и ее густые черные волосы упали на лицо. Глаза из-под полупрозрачной завесы смотрели ласково и требовательно. — Очень означают.

О, эти милые ошибки в русском языке! Хорошо, если бы Кэтрин никогда не научилась говорить как коренная москвичка, смягчая согласные и грубо акая, — тогда бы ее речь потеряла для меня львиную долю своего обаяния.

Я тяжело вздохнул. Куда мне еще лезть, в какие дебри международного криминала? Я и так уже вляпался по самые помидоры, как говорится… Пять трупов и впереди — неизвестность, что день грядущий нам готовит. Но просьба любимой женщины — закон.

— Что нужно делать? — уныло спросил я.

Перед глазами уже стояла картина: непроходимые подмосковные джунгли, тропические болота среднерусской полосы, тучи злобных комаров — и я с рейнджерской повязкой на голове и пулеметом на плече отправляюсь разнести к чертовой бабушке базу международного синдиката по торговле наркотиками. Вот я проползаю между кочками, утомленный, искусанный комарами, пью воду из лужицы, выслеживаю боевиков наркомафии, застигаю врасплох их боевой отряд и ураганным огнем своего пулемета уничтожаю превосходящие во много раз силы противника…

Но вот я ранен и, истекая кровью, с трудом отползаю в кусты. Кэтрин рыдает надо мной, перевязывая рану на голове своим бюстгальтером, порванным на мелкие кусочки. Она клянет себя за то, что попросила меня о помощи. Я шепчу последние слова: «Прощай, любимая», и ее плачущее лицо постепенно расплывается перед моими глазами. Сознание покидает меня, и я тихо испускаю дух под ближайшей елкой… Чертовски жалко себя!.. Если не ошибаюсь, это будет шестая по счету смерть в нашем коллективе…

— Ты должен всего-навсего пойти в баню. — До меня медленно, как до жирафа, доходили слова Кэтрин. — И положить вот эту штуку, куда я тебе скажу.

На ее ладони лежал какой-то небольшой черный кругляшок, по внешнему виду — колесико от детского самосвала с усиками.

— Что это за блямба? — Я повертел в руках колесико.

— Подслушивающее устройство. Жучок. — Кэтрин положила подбородок на мое плечо и вопросительно уставилась в лицо своими синими «прожекторами».

Я недоуменно молчал. Посещение бани как-то не вписывалось в образ действий бравого рейнджера. Не говоря уже о том, что банные прелести не входят в число удовольствий, коим я привержен. Не вижу ничего замечательного в том, чтобы сначала дать избить себя веником, а потом, рискуя подхватить воспаление легких, шлепнуться в ледяную воду и восторженно орать при этом, как будто тебя кастрируют. К тому же в парной всегда невыносимо жарко и полно голых мужиков неэстетичного вида. Вот женская баня — это я понимаю… Впрочем, я там не был.

— Я бы могла сама, — оправдывалась Кэтрин, — но, понимаешь, я женщина и в мужском обществе могу фигурировать только в определенном качестве…

— В каком? — глупо спросил я и тут же спохватился: — А, ну да… В этом качестве я тебя не пущу туда… Уж лучше я сам…

— Вот видишь. — Кэтрин с облегчением выдохнула. — Я знала, что ты согласишься…

— А зачем тебе это надо? — Лучше бы мне, конечно, не задавать подобных вопросов, но должен же я знать, за какую идею погибну во цвете лет.

Кэтрин посчитала мой вопрос закономерным и согласно кивнула:

— Понимаешь, завтра должна состояться встреча представителей американской мафии и кое-кого из местной братвы, как сейчас называет бандитов пресса. Будут обсуждаться условия транспортировки героина через нашу страну. Через вашу страну, — поправилась она и грустно улыбнулась. — Я так долго здесь работаю, что уже считаю Россию своей страной…

— Я понял, — оборвал я ее, показывая чудеса сообразительности, до которых далеко даже Норду. — И ты хочешь записать их базары на пленку…

— Да, ты очень догадлив, мой русский бой-френд. — Кэтрин осторожно провела пальцем по моей небритой щеке. — Это будет очень ценная информация. Если, конечно, ты сделаешь то, что я тебя прошу.

Я поднялся с постели и начал деловито натягивать рубашку. Нежности закончились, пора уже переходить к делу.

— Когда, где и как?

— Завтра, Калашниковские бани, Малахитовый зал, любой из столиков возле бассейна. Но, честно говоря, я плохо представляю, как тебе удастся туда проникнуть, — там должны в это время готовиться к важной встрече. Разве что через смежный Бирюзовый зал. — Кэтрин озабоченно нахмурила брови. Ее лицо стало жестким и сосредоточенным, как у ее отца на той семейной фотографии на книжной полке.

— Ладно, попробую прорваться, — вздохнул я. — Объясни-ка лучше, как эта штуковина крепится…

В шикарной обстановке Калашниковских бань я чувствовал себя глубоко посторонним человеком. В Бирюзовом зале все места, как назло, были забронированы, удалось взять билеты только в Изумрудный зал, на другом конце огромного железобетонного оздоровительного комплекса около МКАД.

Завернувшись в простыню, я уныло сидел на бортике бассейна, тупо уставившись в колыхавшуюся воду. Плавно разрезая смуглым телом голубую гладь, в воде резвился Ринат Максютов, который милостиво согласился разделить со мной адову муку, которая называется отчего-то «русская баня».

Однако Ринат, хотя и не был русским по рождению, по всей видимости, получал истинное наслаждение от водных процедур (причем за мой счет). Он нырял, проплывал под водой метров пять, потом появлялся около противоположного бортика, отфыркиваясь, как морж. От его бурных упражнений дробились отражения статуй в воде и билась о зеленую кафельную стенку мелкая голубая волна. Потягивая холодный джин-тоник, от которого страшно сводило зубы, я тупо размышлял, как мне попасть в Малахитовый зал, и мимоходом пытался оценить художественные и прочие достоинства полуодетых наяд, украшавших собой всю эту пошлую банную экзотику.