Ведьмина дорога (СИ) - Феверс Анита

В доме стояла духота. Смешиваясь с неприятными запахами, она начала сводить на нет действие настоя. Я не стала рисковать и вышла на крыльцо, полной грудью вдохнув ночную прохладу. По всей деревне горели огни, но ни людей, ни навьих тварей видно не было.

Вдруг из темноты на меня выпрыгнуло что-то большое и тяжелое, вцепившееся в руку острыми иголками – когтями. Я дернулась от неожиданности, и остатки настоя выплеснулись на меня и белую, порядком испачканную шерсть.

- Да чтоб тебя навьи сожрали! – в сердцах выругалась я, отрывая от себя сбесившегося Одуванчика. Кот истошно орал, сверкая огромными зелеными глазищами, и цеплялся за меня всеми четырьмя лапами. Мне все же удалось отцепить от себя зверя, но кот и не думал успокаиваться. Он прохаживался по порогу, вздыбив шерсть и став больше раза в три, утробно рычал и не сводил глаз с уличной темноты. Я до рези всмотрелась во тьму, но не увидела совершенно ничего, что могло бы так напугать Одуванчика.

Несмотря на брошенные в сердцах слова, я была рада видеть кота живым и невредимым. А еще очень надеялась, что Пирожку тоже удалось пережить эту ночь. Я была полна решимости сделать новый настой, а после все же выяснить, кто и куда утащил моих раненых, заодно проведав коня. Но, тронув силу, пришла в ужас.

Ее не хватило бы даже на то, чтобы затянуть простенькую царапину.

Я вдруг явственно расслышала нежную песню Черницы и почуяла запах ее темной воды. Слишком давно я не ступала в бегущую воду и не отдавала ей все накопившееся на душе – чужие боль и страдания, собственные страхи и сомнения. Рагана – часть живого мира чуть более, чем простые люди, и как сама природа, рагана должна очищать и обновлять дар в созвучии с Колесом года. Самое позднее, когда я должна была провести обряд – в день Летеня. Но он отзвенел неделю назад.

Именно в Летень в Приречье заявились дейвасы.

А вчера я вычерпала до донышка все, до чего смогла дотянуться.

Я с тоской принюхалась к пахнущему свежестью ночному воздуху. Мне и нужно – то было меньше часа – добежать до реки, войти в бегущую воду, отдать ей накопившуюся боль и вернуться домой. Проклятый дар сейчас был нужен мне как никогда раньше. Я знала точно: те, кого я лечила вчера, исцелятся нескоро, еще не раз придется обращаться к силе раганы. Если эта сила пропадет – их смерть будет на моей совести.

Ведь я очнулась не в плену и не связанная огненными цепями. Дейвасы тоже сгинули без следа, не тронув меня и пальцем. Может ли статься, что человеческие жизни для огненосцев оказались важнее почестей, которые они получат за поимку ведьмы?

Я не понимала их – ни неуклюжего шумного Даргана, любителя выпивки и обильной вкусной еды, ни молчаливого язвительного Мария, заставлявшего мою кровь кипеть. Всю жизнь я бежала от образа чернокафтанников, и слухи о них охотно укрепляли мой страх. Но вот они – сразу двое жутких служителей – ходят на расстоянии вытянутой руки уже далеко не один день. И что же оказалось на самом деле?

Что ненавидеть их…трудно. Они шутят. Помогают Артемию по хозяйству. Без страха встают перед навьими тварями, а потом без единой гримасы брезгливости тащат на себе тех, кому не повезло, пачкаясь в крови и нечистотах. И, даже воочию убедившись, что и правда нашли ведьму, позволяют ей колдовать, лишь бы спасти чужие жизни. Разве такими должны быть циничные преследователи, убийцы, воплощение всего зла, что есть в мире, как убеждала меня мама?

Теплый ветер пощекотал шею и ласково растрепал волосы. Я улыбнулась приглашению, но все еще раздумывала, как поступить. Перед глазами встало умное худощавое лицо, окруженное черными прядями с красным отливом.

Марий Болотник.

Этот живой, язвительный, странный тип был словно заноза в пальце. Я просто не понимала, как его бояться.

Мысленно обругав себя за глупость, я все же вернулась в дом, быстро переоделась и присела возле удивленно обнюхавшего мое лицо Одуванчика:

- Я на речку, а ты остаешься за главного. Не ворчи – считай это наказанием за разлитое лекарство. Между прочим, голова у меня до сих пор болит.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Кот был явно недоволен, но и мяукнуть не успел, как за мной уже хлопнула калитка, а я бежала к выходу из волости.

* * *

Впервые за все время, что я провела в Приречье, ворота никто не охранял. Это было так странно и жутко, что я споткнулась и чуть не упала прямо у тяжелых черных створок. Едва не ткнувшись в них носом, наконец углядела причину: руны тускло мерцали, и от них тянуло жаром. Похоже, дейвасы зачаровали ворота, дав людям возможность перевести дух.

Но как же выйти мне?

Вдруг ногу щекотнуло мокрой шерстью, и Одуванчик выскочил вперед. Обнюхал ворота, поскреб их лапой – я дернулась оттащить глупого кота, невесть зачем увязавшегося следом за мной, да так и застыла разинув рот. Там, где кошачьи когти царапали старое дерево, руны вспыхивали зеленым. Я протянула руку, но остановилась, не коснувшись мокрой древесины. Потом вдохнула поглубже и все же толкнула одну створку, почти чувствуя, как обугливается кожа, и колдовское пламя бежит по руке, охватывая меня целиком.

Но ничего не случилось. Одуванчик мелькнул клочком тумана и исчез в лесу раньше, чем я успела его схватить. Ворота сами собой закрылись, и руны с наружной стороны опять загорелись алым, ничем не выдавая, что кто-то дерзнул вмешаться в их вязь.

- Что ж, я уже снаружи, глупо сразу возвращаться, – пробормотала я под нос и повернулась спиной к Приречью. Сердце сжалось одновременно от восторга и страха. С одной стороны, я была здесь одна и могла рассчитывать только на себя. С другой – лес всегда защитит рагану.

Цепляясь за траву, я, где ползком, где бегом выбралась на тропку, ведущую к Чернице. Звонко стрекотали толстые светло-зеленые кузнечики. В чаще негромко ухал филин. Ветер унялся, и тепло наплывало со всех сторон, окутывая меня ласковыми объятиями. От земли шел сладкий дух, в лесу парило от недавно прошедшего дождя. Тропка была скользкой: я сняла обувь и пошла босиком, с удовольствием перекатываясь с носка на пятку.

Выйдя на берег к сонно покачивающимся лодкам, повернула налево и отошла от пристани туда, где были сделаны деревянные мостки. Разделась, оставшись только в нижней сорочке да повязках, подумала, но кинжал снимать не стала. Он словно прирос к руке и не доставлял мне хлопот, а я настолько привыкла к его успокоительной прохладе, что без оружия чувствовала себя более голой, чем без одежды.

Охранительные курганы темнели всего в нескольких шагах. Пока я не приближалась к ним вплотную, они не имели надо мной власти. Хоть я и не была уверена, что это именно насыпи замутили мой разум в прошлый раз, но рисковать не собиралась. Их сила резонировала под кожей, отзываясь в костях. Курганы тянулись влево и вправо, насколько хватало взгляда. Я тут же увидела ее – груду почерневших, оплавившихся камней. Ее окружало тройное кольцо огненных знаков; они гудели, словно рой рассерженных ос, а исходящий от них жар ощущался даже на таком расстоянии. Похоже, огненосцы не стали складывать новый курган: они сплавили в единое целое все камни из того, разрушенного, и укрепили его рунами.

По моей коже пробежали мурашки от запоздалого осознания, какая страшная сила текла по жилам служителей. Еще недавно я не знала, как их бояться – и вот увидела воочию, что они могут сотворить. Камни, люди или рагана – перед лицом огненной стихии все одинаково уязвимы…

Я подошла к Чернице и остановилась, позволив реке коснуться моих босых ног. Вода была холодной и маслянистой на ощупь. Черница плеснула волной и откатилась, шурша галькой, словно приглашала войти. Я ответила на приглашение и медленно пошла на глубину. Река приняла меня, словно ребенка в колыбель, подтолкнула и разгладилась под телом, создавая гибкую опору. Я никогда не боялась плавать, не боялась воды – я видела в ней только друга, могучего и бережного.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Вода не терпела неуважения. Она легко могла захлестнуть нос и рот, залиться в легкие, оплести ноги и утянуть на дно того, кто вздумает с ней поспорить. Но я никогда не спорила. Я просто отдавалась на ее волю, и вода принимала меня, очищая от темных мыслей, растворяя грусть в шелковых перекатах, выстуживая горе весенней ледяной свежестью.