Кол Будды - Руслан Белов

На участке стоял обычный беленый кирпичный домик со старой залатанной железной крышей, крашенной суриком, комнаток в четыре дом. На задах его был небольшой ухоженный огородик с помидорами и капустой, вокруг росли старые фруктовые деревья. Под болевшим и потому плешивым виноградником завтракал хозяин дома. Обнаженный по пояс, он сидел за длинным столом и сосредоточенно ел что-то из большой тарелки, низко опуская голову. Напротив сидела жена, полная, и, видимо, красивая (она держала голову и грудь, как держат их женщины, привычные к мужскому вниманию). Она придвигала к мужу то тарелку с хлебом, то миску с ярким салатом из помидоров и лука, то перечницу. Поев, мужчина отодвинул тарелку в сторону, и женщина стала наливать ему чаю в большой цветастый бокал. В это время из дома гуськом вышли заспанные мальчик и девочка, оба в белых трусиках. Девочка привычно устроилась на коленях отца и, обняв за шею, задремала. Мальчик сел к матери, она его погладила по головке - видимо, тот завидовал сестренке. Отец ему что-то сказал, показывая на огород. Мальчик, прислонившись к матери, вопросительно взглянул снизу вверх. Та что-то сказала мужу, и все засмеялись.

Неприязненно двинув головой, Олег стал смотреть на море, волна за волной злобно бросавшееся к отелю. Тревога вновь овладела сердцем. Пытаясь отвлечься, он задумался о делах и вспомнил хозяина "Казачьей лавки", вспомнил кристалл эпидота, который тот отказался ему продать.

- Я же ему обещал козу на возу устроить! - тотчас забыл Олег о тревоге. - Да и кристалл надо испробовать! Если все мои крупные неприятности превратятся в мелкие, то в жизни мне ничего не будет нужно, ничего, кроме зеленки, чтобы замазывать ссадины.

Мстительно улыбнувшись, он моментально загорелся действием, бросился в гостиную, позвонил Карэну и спросил, кому принадлежит "Казачья лавка".

- А зачем она тебе? - удивился Карэн.

- Да так, купить хочу.

- Ты что-то собираешься купить!? - удивление хозяина отеля окрасилось желчной иронией.

- А что?

- Ну покупай, покупай... Смотришь, на медальках и значках дела пойдут, и с Капанадзе рассчитаешься. А что касается хозяина лавки, то он - небольшой человек. Младший брат, правда, у него в казаках ходит, нехороший человек и экстремист - везде кричит, что всех черных надо в Черное море спустить. Ну, в общем, если что, обращайся, поможем и с ним, и с братом.

***

Лавка открывалась в одиннадцать. Хозяин пришел в десять тридцать. Когда он открыл дверь и обернулся, Олег подскочил к нему и пистолетом приказал идти в лавку. Хозяин побледнел, беспомощно посмотрел по сторонам, никого рядом не увидев, понурился и вошел в лавку. Олег двинулся следом.

Они не объяснялись: лавочник оказался понятливым человеком. Подрагивающей рукой он вынул из кармана потертого кожаного пиджака маленькую коробку, оклеенную зеленым бархатом, открыл ее, обнажив камень, и протянул Олегу.

Тот взял кристалл из коробочки, поворачивая то так, то эдак, смотрел с полминуты, спрятал в нагрудный карман, и, ткнув лавочника дулом пистолета в живот, - тот чуть было не сложился пополам, - выцедил:

- Сечешь масть, дорогой? Камень-то работает! Я ведь тебя убить хотел за неуважение к покупателю в моем, ха-ха, лице. А теперь у тебя будет только синяк на твоем жирном брюхе.

Лавочник ловил ртом воздух и потому не ответил. Олег, презрительно понаблюдав за личностной его агонией, пошел вон.

Пройдя несколько шагов, он вспомнил, что является хорошим человеком, и вернулся. Ужас распер глаза хозяина "Казачьей лавки", когда незваный гость, убийственно глядя, сунул руку во внутренний карман пиджака.

Однако, вместо ожидавшегося лавочником пистолета, Олег вынул бумажник, вытащил из него три пятисотрублевые купюры, положил на прилавок и, криво улыбнувшись, ушел.

Настроение было прекрасным, и он поехал в лучший ресторан, поел с удовольствием и много, затем прошелся в праздной толпе по центру, а когда закапал дождь, в одном из модных магазинов купил дорогой светлый костюм, в котором выглядел как никогда счастливым и уверенным.

Вечером его семья гуляла по приморскому бульвару. Он курил дорогую сигару и ловил на себе восхищенные взгляды женщин, Зиночка показывала платье, привезенное Карэном из Венеции и ловила восхищенные взгляды мужчин, Катя ела ореховое мороженое и называла его папочкой.

Уже ночью, когда он, глядя на звезды, курил на балконе, откуда-то издалека прилетела пуля, наверняка казацкая, ударила в грудь. Костюм был безнадежно испорчен, кристалл эпидота, приняв на себя свинцовую злость, рассыпался в труху. Олег же, очутившись на полу, и поняв, что поменял амулет на жизнь, истерично засмеялся:

- Не врал Евгений, не врал, значит, не врет и с колом!

36.

Вечером они лежали в своей комнате, пили дорогое французское вино, и говорили ни о чем. Потом был ужин, и долгая прогулка к морю. Заснули в третьем часу ночи. Утром, еще затемно, Смирнову стало тревожно, он проснулся и увидел, что Наташи нет, как и ее вещей. Взгляд его, поблуждав по становившейся все более и более ненавистной комнате, остановился на рюкзаке, видневшемся в приоткрытом шкафу.

Он тяжело встал, подошел к нему, порылся.

Кола Будды не было.

Она его унесла.

Несколько минут он сидел на полу, тупо глядя перед собой. Потом попытался рассмеяться, но получилось рыдание.

Он все придумал, и дума кончилась.

Он сочинил очередную Наташу, он сочинил любовь, он придумал кол, его убивший, убивший на время, но убивший.

Он все придумал.

А все придуманное, не сделанное, рано или поздно рассыпается в пыль. И Наташа рассыпалась, ее унесло ветром, и он сидит теперь, одинокий, и думает, что сочинить еще, сочинить, чтобы обмануть себя, чтобы не страдать так нестерпимо.

Он, конечно, сочинит.

Потом.

Потом он опять что-нибудь придумает. Очередную сказку, очередную женщину. Ведь та Наташа, с которой он мальчиком целовался под плакучими ивами, никуда не ушла, она есть в природе, она существует где-то...

Она в воздухе. Она растворена в нем.

Ее не может не быть.

Нет, может.

Ее же нет... Она ушла.

Стало невыносимо. Он вскочил, походил по комнате, постоял у окна, глядя на темную, бессолнечную природу и остро чувствуя лбом равнодушную прохладу стекла.

- Вон отсюда, - шептал он себе, - немедленно вон, и каждый день по двадцать пять километров под дождем и солнцем, двадцать пять километров пехом, чтобы ни о чем не думать. И к Сухуми или Гаграм никакой Галочки, не пожелавшей стать Наташей, в голове не останется. Она выветрится ветром, вымоется дождем, выестся соленым потом.

Почувствовав себя упрямо идущим, идущим, не взирая ни на что, идущим, как всегда, он ожил, бросился собирать вещи и запихивать их в рюкзак. Завязав его, осмотрел комнату, и под кроватью, с Наташиной стороны, увидел ее заколку.

Ему захотелось прикоснуться к ней, подержать в руках, но, пересилив себя, он пошел прочь.

37.

Далеко Смирнов не ушел. На дорожке, ведущей к конторе пансионата, его остановили двое мужчин.

- А ты куда намылился? - загородив путь, удивился один из них, здоровый, с рваным шрамом на щеке. - Давай назад, каляка к тебе есть. И не ерзай, а то покалечим.

Смирнов обернулся на хруст ветки и увидел в кустах человека со странно загнутыми вниз ушами. Он, явно главный в компании, стоял, гнусно улыбаясь и поигрывая пистолетом. В другой раз Смирнов рванул бы в лес напропалую, на авось, и ушел, точно ушел бы, раненый - не раненый, оставив в презент бандитам свой несчастный перелатаный белыми нитками рюкзак, но в это утро ему было все равно. Криво усмехнувшись, он повернулся и пошел к домику, в котором провел день с Наташей.

Нет, с Галочкой.

- Вот почему она ушла... - думал он, неспешно шагая. - Олег приказал ей унести кол, чтобы эти мордовороты случайно не осквернили амулет, вогнав в мою задницу. Или чтобы я со злости не подарил его этим странным ушам. А что если... Что если действительно рассказать главарю о нем? Сказать, что если они вернут кол мне, то я подарю его, предварительно научив им пользоваться? Вбивать, ха-ха, в землю? Нет, не получится. Уши у него обломанные, лапша свалится. Но попробовать можно.

Однако говорить Евгению Евгеньевичу не удалось. Как только он вошел в дом, его свалили ударом в спину, тут же связали руки и заклеили рот липкой лентой. Посадив пленника у стенки на пол, бандиты - человек с ушами и тот, который остановил Смирнова - расселись по креслам. Третий бандит ушел. Видимо, на стрему.

- Ты, козел, допер, что нам от тебя надо? - спросили "уши", выдержав паузу.

Смирнов покивал. Вопрошавший нехотя встал, подошел к жертве и со всех сил ударил в ребра ногой.

Смирнов упал на бок.

Он был растерян. Такого с ним еще не было. Его никогда не связывали и не были ногой в ребра.

"Только бы зубы не выбили, - подумал он, претерпев боль и усевшись в прежнее положение. - Всю жизнь берег, чистил..."

- Нет, ты допер, что нам от тебя надо? - спросил верзила со шрамом, придвинув лицо, искаженное гримасой ненависти и презрения.