Великий Гусляр - Кир Булычев

— Во-первых, — продолжал Удалов, присаживаясь за стол рядом с генералитетом, — никаких патронов и никаких винтовок. У нас на Земле есть еще, к сожалению, оружие, перед которым ваши винтовки и патроны — жалкие детские игрушки, даже сравнивать стыдно.

— Какое оружие? — просто взвились генералы.

— Так я вам и раскрыл карты! — усмехнулся Удалов. — Как только сделка состоится, вот и узнаете.

— Ваши условия! — настаивали генералы, сверкая глазами.

И тут оказалось, что условий Удалов придумать не успел. Он сморщил лоб, старался, думал, но озарение не наступало.

Генералы приняли его молчание за преднамеренное. Им казалось, что Удалов хитрит, набивает цену. Они нервно переглядывались.

— Он знает, — шепнул генерал-фельдмаршал генералу-клумбе.

До ушей Удалова долетел этот шепот. Значит, генералам есть что скрывать. Что ж, можно рискнуть.

— Да, я знаю! — сказал он твердо. — И не пытайтесь меня обмануть.

— Но этого же никто не знает! Даже мы чуть было не забыли.

— Не важно, — отрезал Удалов. — Неужели вы думаете, что человек, готовый продать вам два миллиарда ничего не подозревающих живых душ да секретное оружие в придачу, так наивен, что прилетел сюда без предварительной разведки? Уж лучше бы я отправился к вашим врагам.

Генералы послушно закивали. Они поверили Удалову.

— Где это? — спросил Удалов.

— Закопано, — поспешил с ответом генерал-фельдмаршал, — и замаскировано под муравейник.

— Отлично. Везите сюда.

— А где же люди? Где оружие?

— Послушайте, вы мне надоели, — обнаглел Удалов. — Я и так иду с вами на невыгодную сделку. Но я люблю…

«Ну что я люблю?» — лихорадочно думал Удалов.

— Вы любите искусство, — подсказал генерал.

— Не вмешивайтесь, — оборвал его Удалов. — Если бы я не любил искусства, меня бы здесь не было.

— А как вы докажете, что с вашей стороны нет обмана?

— Никак.

— Но мы не привыкли без гарантий.

— Тогда не получите оружия.

— Я придумал выход из положения, — произнес генерал-клумба. — Мы пошлем с вами наблюдателя. Наблюдатель не отстанет от вас ни на шаг. И если кто попробует крутить, пуля в спину — и готово.

Удалову совсем не нужна была пуля в спину. Но другого выхода не оставалось.

— Я отлетаю через час, — сказал он. — Моего слабонервного спутника прошу доставить на корабль в связанном состоянии.

— Будет сделано, — сказали генералы.

— Произведение искусства доставить к самой ракете. И чтобы без подделок.

— Ну как можно! — испугались генералы. — Вы же тогда не привезете свой товар.

— Угадали, — согласился Удалов и пожалел, что ему не хватает решительности на Земле. Если бы он так же умел находить выход из любого положения, когда работал в стройконторе, быть бы его конторе лучшей в области.

С Удаловым решил лететь генерал-клумба. Удалов дошел до корабля замаскированными тропинками и проследил за погрузкой связанного Гнеца, который сжигал Удалова презрительным взглядом.

Тяжелый сверток неизвестного назначения тащили восемнадцать замаскированных солдат. Генерал-клумба умудрился добраться от штаба до корабля, скрываясь в траве и иногда зарываясь в землю так, что Удалов, шагавший рядом, периодически упускал его из виду.

Остальные генералы вылезли из подземного хода, чтобы попрощаться с Удаловым, и напоследок генерал-фельдмаршал вежливо спросил его:

— Простите, если мой вопрос покажется вам нескромным, но какой у вас чин?

Удалов хотел было сказать правду, что он младший лейтенант запаса, но решил, что этим может испортить впечатление, и потому ответил просто:

— Маршал танковых войск.

— Я так и думал, — ответил фельдмаршал и пожал ему руку как равному.

А остальные генералы отдали Удалову честь.

Удалов помахал им рукой из открытого люка. За спиной Удалова стоял замаскированный под клумбу генерал и прижимал к его лопатке пистолет. Планета казалась тихой, мирной и совершенно безлюдной. Генералы и солдаты растворились в траве и спрятались в стволы деревьев. Удалов проследовал на капитанский мостик и поднял корабль в воздух.

Прошло полчаса. Планета превратилась в зеленый кружочек. Удалов отправился в кубрик и развязал Гнеца-18.

— Я вас презираю, — сказал Гнец, но тут ему стало плохо, и Удалову пришлось бежать за водой, чтобы привести товарища в чувство.

Генерал-клумба стоял в проходе, держа пистолет. Из ушей у него торчали цветочки, на плече вырос мухомор.

— Вы так все время будете стоять? — поинтересовался Удалов, проходя мимо со стаканом воды.

— А что делать? — спросил генерал.

— Первым делом снимите с себя эти ветки и траву. Мне за вами убирать не хочется.

— Вы хотите сказать, что можно размаскироваться? — удивился генерал.

Но Удалов его не слушал. Он отпаивал Гнеца.

— Простите, маршал, — настаивал генерал, войдя за Удаловым в кубрик. — Но как я размаскируюсь, если в любой момент могут появиться враги?

— Не могут. Не догонят.

— Вы серьезно?

— Серьезно. Спрячьте пистолет. Еще выстрелит невзначай. Шелуху с себя снимите на кухне. И помойтесь немного. Жизнь в лесу вас не украшает.

Гнец пришел в себя.

— Корнелий! — сказал он с горечью. — Как ты мог меня предать?

— Послушай, — ответил Удалов, — мне это надоело. То ты говоришь, что согласен на все, только бы тебя не пытали, то вдруг начинаешь на меня кидаться.

— Но не такой ценой, Корнелий, не такой ценой!

— А какой? — удивился Удалов.

— Ты предал моих соотечественников! Два миллиарда человек!

— Я правда выменял их на какое-то произведение искусства, но это была военная хитрость.

— А почему на борту этот тип?

— Чтобы держать пистолет и стрелять при первом моем или твоем подозрительном движении.

Гнец тут же снова потерял сознание.

— Господин маршал! — раздался из кухни голос генерала-клумбы. — А каким полотенцем можно вытираться?

— Ну вот, — проворчал Удалов. — Даже полотенца с собой не взял. Возьмите голубое! — крикнул он генералу. — Это мое. А завтра что-нибудь сообразим. Если нужно белье, то мое вам подойдет. Оно в левом шкафчике.

Удалов не успел снова привести Гнеца в чувство, как вымытый генерал появился в дверях.

— Могу ли быть чем-нибудь полезен? — спросил он.

— Вот так-то лучше, — сказал Удалов, оглядывая генерала.

Перед ним стоял мужчина средних лет, мирного вида, в удаловской ковбойке и черных трусах.

— Сейчас будешь приводить в чувство Гнеца-18. Учти, что он мой друг, а никакой не пленник. Я сам тоже не маршал, а зовут меня Корнелий Иванович. Никаких людей мы продавать вашим милитаристам не намерены. У нас на Земле это не принято. Войны больше не будет. Маскировки тоже. Пистолет можешь выбросить в мусоропровод. А пока я тебя включаю в число членов экипажа в качестве юнги.

— Спасибо, — произнес генерал, и на глаза у него навернулись слезы. — Я и не смел на это надеяться: мир и дружба.

— Мир и дружба, — согласился Удалов, а Гнец, который уже пришел в себя, все слышал и осознал, добавил:

— Ты, Корнелий, настоящий друг моей планеты.

Потом они втроем пошли на капитанский мостик искать новую свободную планету. На полпути Корнелий остановился и хлопнул себя по лбу:

— Забыл! А что же мы от твоих генералов получили?

— Не беспокойтесь, Корнелий Иванович, — сказал бывший генерал, которого Удалов условно решил звать Артуром. — Это генералам совершенно не нужно. Когда на нашей планете еще не было всеобщей перманентной войны, там жил один великий скульптор. И он изваял из изумруда статую женщины. Все знают, какая она прекрасная и ценная, но последние пятьдесят лет она была замаскирована, а недавно мы обсуждали, как бы разбить ее на части и продать какому-нибудь ювелиру.

Тогда они вернулись в багажное отделение и распаковали статую. Она изображала собой женщину изумительной красоты в человеческий рост и с распущенными волосами. Статуя была зеленой и полупрозрачной.

— Нет, — сказал Удалов. — Статуе не место в багажнике. Поставим ее в кают-компании и будем ею любоваться в трудные минуты. А потом сдадим в музей или в детский сад, потому что детям тоже надо приобщаться к прекрасному.

Пятая планета

Пятую планету отыскали лишь на четвертый день. Правда, планеты на пути встречались, но некоторые были негодны для жизни, а другие населены. За эти дни Артур стал всеобщим любимцем, потому что отличался добрым характером и изумительно готовил.

— Я, Корнелий Иванович, — произнес он, — всю жизнь хотел стать поваром. Но повара нам не нужны, а нужны только кашевары. Я не люблю обижать других людей, но с детства меня учили быть жестоким. Вот я и терпел. Но больше в этом нет необходимости.