Тиасса - Стивен Браст

Оказавшись там, курьер не тратил время на обмен любезностями, а сразу передал послание в руки лорда Раанева, личного секретаря капитана (которого не следует путать с доверенным слугой капитана, с ним мы познакомимся позднее). Сей достойный гвардеец с важным видом принял послание, бросил на него быстрый взгляд и ответил единственным словом:

— Интересно.

Курьер, который не в первый раз слышал от достойного драконлорда подобное замечание, поклонился и сказал:

— Да, милорд. Ответ будет?

— Держись поблизости, — проговорил Раанев. — Я передам послание — и тогда посмотрим, будет ли ответ.

— Ни на шаг не отлучусь из этих покоев, — пообещал курьер.

— И будешь совершенно прав, — согласился секретарь.

После столь веского заверения курьер опустился на стул и принялся ждать. В ожидании, мы должны заметить, он был весьма искусен, поскольку занимался этим уже лет тридцать или тридцать пять, с тех самых пор, как начал исполнять свои обязанности. О чем он при этом думал, как именно сражался со скукой — этого мы сообщить не можем, однако для рассказа сии сведения не имеют особой ценности, а следовательно, и нам нет необходимости расходовать на них ценное время наших читателей.

Пока курьер — которого мы решили оставить безымянным, подчеркивая его несущественную роль как в истории в целом, так и в нашем рассказе в частности, — располагался на стуле, Раанев открыл дверь в дальнем углу своего кабинета и, миновав ее, предстал перед своим начальником, каковым был никто иной, как Кааврен из Замковой скалы, возможно, знакомый читателю по предыдущим повествованиям. Однако ради удобства читателя, который за отсутствием возможности либо по каким-то иным соображениям с этими повествованиями не ознакомился, мы добавим здесь пару слов о Кааврене, в настоящее время — капитане гвардии ее императорского величества.

Капитан был явственно среднего возраста — чуть более одиннадцати сотен лет; и там, где годы убавили ему толику юношеской гибкости тела и духа, они же и прибавили ему силы. Взгляд Кааврена оставался таким же острым и все так же сверкал быстрыми вспышками озарения; а если внезапная улыбка теперь реже кривила его губы, то подбородок оставался столь же решительным. Кроме того, запястье его оставалось столь же крепким и надежным, как ранее, а слух, благодаря которому Кааврен некогда имел честь заслужить внимание императора, нисколько не утратил остроты.

Представ перед своим достойным начальником, Раанев поклонился.

— Капитан, — сказал он, — поступила весть о выходце с Востока, найденном у реки, раненным.

— И? — отозвался Каарен, словно не понимал, какое отношение имеет к таким разведданным.

— Есть еще кое-что.

— Что же именно?

— Согласно найденному при нем знаку, он обладатель имперского титула.

— Выходец с Востока с имперским титулом.

— Раненый выходец с Востока с имперским титулом.

— Скажи-ка, Раанев, что тебе кажется более вероятным: выходец с Востока, обладающий имперским титулом — или выходец с Востока, который зачем-то украл знак?

— О, это-то очевидно, вот только…

— Да?

— Ко мне не поступало никаких сообщений о краже подобного знака.

Кааврен нахмурился, признавая явную справедливость этого замечания.

— И ко мне не поступало, — согласился капитан, — и ты прав, указывая на это.

— Я рад, что мой капитан так полагает.

— О, это так. И более того…

— Да, капитан?

— Я полагаю, нам надо как следует подумать над этим случаем.

— Не имею никаких возражений против подобного.

— Но для этого требуется больше сведений.

— Полностью согласен с капитаном — когда думаешь, всегда полезно иметь сведения, над которыми необходимо думать.

— Курьер еще здесь?

— Да, капитан.

— Тогда пусть возвращается к подлейтенанту Ширип. Распорядись, пусть она как следует проверит этого выходца с Востока и потом явится ко мне с докладом.

Из этого читатель может заключить, что Кааврен, ранее сам спешивший узнать все возможное, теперь перепоручал эту работу другим, с тем, чтобы полученные сведения потом доставлялись к нему; явилось это следствием дополнительной ответственности или дополнительных лет, мы предоставляем решать читателю. Раннев, со своей стороны, о подобном не задумывался, а просто выполнял распоряжения начальства.

Курьер, оставленный ждать именно ради этого, также выполнял его распоряжения, и делал это столь рьяно, что очень быстро подлейтенант Ширип получила приказ столь полный и точный, словно Кааврен собственноустно изрек его. Со своей стороны, подлейтенант, зная, что с приказами капитана не шутят, немедленно занялась осмотром выходца с Востока, для чего подробно расспросила занимавшегося им лекаря.

Сделав это, она вызвала служебный экипаж и, оставив на дежурстве сменщика, отправилась в Императорский дворец. Там Ширип добралась до кабинета капитана, где слуга по имени Бортелифф, о котором мы еще услышим позднее, проводил ее в личные покои Кааврена.

Кабинет был, в первую очередь, вместительным, как и подобает капитану гвардейцев Феникса, ответственного, помимо прочего, за безопасность ее величества. Кроме двери, через которую входил Раанев, а теперь и Ширип, там имелись еще четыре. Одна из них, позади, вела в выходящий наружу короткий туннель, которым капитан пользовался, когда приходил и уходил. Та, что слева (слева от вошедшей Ширип), сообщалась с большой галереей, которая была самым коротким путем, ведущим в крыло Иорича (хотя читателю следует понять, что даже самый корокий путь не всегда так уж скор). Третья дверь, рядом с задней, вела в обширный и плотно охраняемый зал, постоянно используемый для телепортации как во Дворец, так и из него, а кроме того, здесь имелись несколько комнат для совещаний, где капитан мог без помех встретиться с теми, с кем желал посовещаться по какому-либо вопросу. Наконец, за последней дверью, справа, располагался самый прямой из всех возможных маршрут к тронному залу в Императорском крыле.

Помимо этих дверей в кабинете имелась ниша, где капитан вешал шляпу, плащ, а также меч. Самой заметной частью прочего пространства был большой письменный стол из орехового дерева — стол, который капитан как правило держал чистым с помощью простейшего средства: перекладывая всю возможную бумажную работу на подчиненных. Перед столом полукругом выстроились пять кресел — все, добавим, довольно удобные, с подлокотниками и мягкими подушками, потому что на нынешней высокой должности Кааврена часто посещали те, кто заслуживает лучшего отношения, чем то обычно получают даже офицеры гвардии. Собственное кресло капитана вполне соответствовало своему хозяину: никаких подушек и резьбы, простое, но целиком и полностью функциональное.