Без права на слабость - Яна Лари

Он так долго молчит, что я прощаюсь с надеждой услышать продолжение, тем неожиданней прикосновение тёплых пальцев к моему запястью.

– Оно само как-то вышло. Пошли, – щебень снова шуршит под нашими ногами, теперь уже неспешно, успокаивающе. – Сначала это была жалость. Её мамаша связалась с каким-то уголовником. Парочка сутками квасила, частенько забывая, что ребёнка периодически нужно кормить. Зато рёбра пересчитывали регулярно.

– А как же органы опеки?

– Я предлагал обратиться, но мелкая упёрлась, мать, говорит, не судят. Честно, сам не знаю, как поступил бы, окажись в подобной ситуации. Скорее всего, тоже не смог бы. Со временем мы стали неразлучны, она показала мне местные заброшки, познакомила с компанией трейсеров, так я загорелся паркуром. Пока я набивал свои первые шишки, она сидела рядом и травилась никотином. Какая к чёрту любовь? Если бы не длинная чёрная коса, из-за которой пацанку прозвали Черныш, мы бы запросто могли сойти за двух шкетов. Это потом уже, в девятом классе на каком-то школьном концерте, я решил, что моему другану не пристало подпирать стену, и пригласил её на танец. Она радовалась как ребёнок, которому впервые принесли эскимо, а я сжимал трясущимися пальцами девичью талию, со скоростью сапсана осознавая, что втрескался. Не сказать, чтобы Черныш не отвечала мне взаимностью, скорее долгое время не воспринимала всерьёз. А потом ей понадобились деньги. Много денег. Я был настолько влюблён, что засунув свою гордость подальше, решил попросить у отца, а получив отказ, втайне от неё вышел на Армана.

Тимур делает глубокую затяжку и снова замолкает, думая о чём-то своём. Наверняка не догадываясь, какую боль причиняет усилившейся хваткой и душевным надломом, с которой говорит о бывшей девушке.

– Так ты достал деньги или нет?

– Почти. Но как оказалось, я в неё верил больше, чем она в меня.

– Почему ты так говоришь?

– Знаешь, когда девушка, которую ты добивался годами, ночью сама влезает к тебе окно, и вы становитесь друг у друга первыми, кажется что это навсегда. Джек-пот, чтоб его! А когда следующей ночью ты подбегаешь с букетом к её дому и видишь любовь всей своей жизни обслуживающей какого-то укуренного мажора прямо в его навороченной тачке – тут уже не до сомнений.

– Господи… – моё сердце болезненно сжимается от сочувствия, но жалость его снова обидит. Поэтому заканчиваю мысль первым пришедшим на ум вопросом: – Зачем ей это нужно было?

– Он пообещал всю сумму. Сразу и налом. Ту самую, которая почти целиком была у меня на руках, но я держал её в тайне, чтоб в случае чего моя девочка ни в чём себя не винила. Хотел, как наберу наплести про выигрыш в лотерею. – Тимур щелчком отправляет окурок в лужу и усмехается. – Чем глубже привязанность, тем больнее терять. Всё рушится за секунды и тебе от боли просто рвёт планку.

Вдруг вспоминаются слова Астаховой, о том, что той девушки не стало и колючий холодок пробегает по спине. Не мог же он в самом деле…

– Что ты с ней сделал?

– Похоронил. И розы, что ей нес, оставил на могиле, – заметив, что я встала как вкопанная, Тимур заходится хриплым смехом. – Образно, идиотка. Мне так было проще продолжать с ней видеться не воя на луну как тот побитый пёс. Её просто для меня не стало. А ты значит, реально считаешь меня способным на убийство?

Я считаю, что он не забыл её. Возможно, Черныш и сейчас нет-нет, да и выбирается из воображаемой могилы. Долбаная зомби!

Но озвучиваю совсем другую версию, тоже не лишённую правды.

– А что мешает психованному извращенцу быть ещё и убийцей?

– Оглянись, – жуткий лабиринт гаражей, совершенно безлюдный в этот час стирает мою улыбку в два счёта. Но не успеваю я толком понять, к чему он ведёт, как Тимур резко разворачивает меня лицом к себе – Ответь мне, что ты делаешь в таком злачном месте наедине с психованным извращенцем? Всего неделю назад ты была готова разбиться, лишь бы не проверять на своей шкуре, на что я способен. Так что изменилось?

Я отчаянно пытаюсь найти ответ, но не нахожу ни одного приемлемого, а тот, что крутится на языке горше желчи.

– Лера, не зависай, – сжимает он моё лицо в ладонях. В его твёрдом голосе решимость, в прищуре глаз – напряженное ожидание. – Говори, как есть, потому, что я охренеть как устал ломать над этим голову.

– Кажется, я в него влюбилась…

Вот и всё. Раз уж вести себя как инфантильная дура, так до последнего. Признаться в таком парню, который спит и видит, как от меня отделается, да ещё стоя в заднице мира по колено в грязи – сказочный идиотизм. Привет Пушкинской Татьяне!

Я зажмуриваюсь, уговаривая себя хотя бы не расплакаться. Ничего хорошего мне не скажут. Только не Беда.

– Послушай, Лер… – нервно мотнув головой, он впивается пальцами мне в плечи, а затем долго, пристально смотрит исподлобья и у меня ноги подкашиваются от отчаянья, сквозящего в этом взгляде. – Кажется, я тоже… залип. И бежать от этого, как я понимаю поздно.

– Пробовала. Не помогает.

– Лер, ты же понимаешь – просто не будет.

– Вот уж точно. Ты жутко неуравновешенный, вдобавок совсем мне не доверяешь.

– Да, с этим пока паршиво. Так паршиво, что иногда мне хочется схватить тебя за горло и… – он шутливо изображает удушение на воображаемой шее. – Но я уже неделю как-то держусь, а ты говоришь неуравновешенный.

Он улыбается, но эта лёгкость играет только на губах, пока в глазах сквозит та же напряжённая сосредоточенность что и обычно.

– Я не знаю, как тебе помочь. Более того – не уверена, нужно ли оно нам. Давай поставим этот разговор на паузу и продолжим, когда узнаем друг друга лучше.

– Принято, – в выдохе Тимура столько облегчения, что становится капельку обидно, но он мгновенно реабилитируется, вновь становясь серьёзным. – Не люблю тянуть кота за хвост. Что нам мешает прямо сейчас начать понемногу знакомиться? Задаём по очереди по одному вопросу. Только отвечать нужно правду.

– Ладно

– Что у тебя с Серёгой?

– Я его ненавижу, – отвечаю зло, не задумываясь, и следом выдаю самый животрепещущий вопрос: – Сколько он тебе заплатил за снимки?

– Нисколько. Он меня отмазал. В тот вечер, я думал, убью её…