Куба далеко? Куба рядом! 1978 (СИ) - Арх Максим

— Товарищи, Васин, конечно, виноват, но он не виноват…

Однако нужно сказать, что эта прекрасная фраза из к/ф «Берегись автомобиля» хотя и была чуть переделана под сложившуюся обстановку, но совершенно не остудила пыл заседавших. Впрочем, как и последующие призывы Маши простить меня и понять. Становилось очевидным, что собравшемуся народу такой исход собрания был категорически не нужен. Ему — народу, нужна была кровь, и он — народ, непременно желал её получить любой ценой.

— Товарищи! Товарищи! Прошу тишины! — позвонил в колокольчик председатель, призывая собрание успокоиться. — Выносится на повестку… — повернулся к секретарше, — Елизавета Андреевна, ты записываешь?

— Да, Павел Павлович, — кивнула та, строча ручкой на белых листах бумаги.

— Итак, — громогласно возгласил Таран. — Кто, товарищи, за то, чтобы персональное дело пионера Васина, передать в милицию, в отдел по несовершенно летним и в прокуратуру? Прошу голосовать. Кто: «За»?

Руки подняли восемнадцать человек.

— Пётр Карлович, Вы чего? Почему не голосуете? — осведомился председательствовавший парторг.

— Я проголосую, — произнёс тот.

— Кто против?

Против оказалась одна единственная защитница — Маша.

— Ты ещё пожалеешь об этом, Державина, — ядовито прошептал комсорг ВГИК и мне сразу же захотелось отвесить этому «лосю» леща.

— Кто воздержался?

Руку поднял Дорн.

«Ну, всё ясно. Недовербованный агент верен себе».

— Голосование закончено. Решение принято большинством голосов. Дело передается в милицию и прокуратуру. А сейчас, давайте для протокола проведём повторное — поимённое голосование. И так…

— Авоськин Пётр Семёнович.

— За.

— Вереница Марат Львович.

— За.

— Паничкин Савелий Маркович.

— За.

Пока председатель занимался фиксацией этого фарса, я сидел и, охреневая, раздумывал, какую бы фигню ещё сотворить, чтобы задержать финал этого ё*** бреда. Нет, по большому счёту, мне было пофигу что за решения они тут принимают. Они, фактически, были мне никто. Однако дело тут в другом. Их, пусть и не законное, решение всё же может в дальнейшем мне мешать развивать творческие проекты. К тому же, об этом скандале обязательно узнают и он разрастётся до небес. А в этом времени, в отличии от светлого будущего, скандалы не любят. Это время любит тишину. Поэтому необходимо весь этот стыд как-то замять.

«Так что же мне делать? Как затянуть заседание?» — паниковал я, прикидывая имеет ли смысл напомнить председательствующему парторгу о том, что он говорил про пионерский галстук и про дедушку…

И тут, наконец, в зал вбежала секретарь Зиночка…

Она, не обращая ни на кого внимания, словно ураган промчался через весь кабинет и, подбежав к Тарану, быстро зашептала тому на ухо.

По мере того, как тот слушал, лицо его вытягивалось и бледнело. Через секунду он вскочил на ноги и нервно вскрикнул:

— Товарищи! Прошу полной тишины. На линии помощник Генерального секретаря товарища Брежнева.

Кабинет на секунду впал в ступор, а затем все присутствующие стали вставать со своих мест и, переглядываясь, становиться по стойке — смирно.

«Ну наконец-то, Леонид Ильич решил-таки уважить», — облегчённо выдохнул я и посмотрел на собравшихся тут деятелей со с знаменитым ленинским прищуром.

Продолжение психоделического ужастика через 2 часа

Глава 23

Вновь глянул на часы и удовлетворённо отметил, что гармонист не подвёл. Позвонил точно в то время, что мы и договаривались. Сейчас он, от лица помощника Генсека, втирает бледному и уже пошедшему красными пятнами парторгу, что Генеральный секретарь хочет встретиться со мной. И что помощник, узнав, где находится сейчас Васин, решил сразу же позвонить и попросить парторга передать величайшему писателю, режиссёру и музыканту, что Леонид Ильич просит его — то есть меня, завтра приехать к нему на беседу.

Судя по лицу, братка — парторга, моя, в высшей степени, авантюрная и, сверхнаглая комбинация, стала приносить свои плоды. Уже, наверняка, изрядно обделавшийся Таран, кивал, дакал, лебезил и всячески соглашался передать, лично от товарища Брежнева, горячий привет Саше Васину и всем собравшимся на дружеском собрании. Разумеется, я играл в беспредел и, разумеется, если бы меня на этом застукали, то по головке не погладили. Но как они могли вычислить звонившего? Технологий распознания голосов, как и электронной базы, пока нет. Прослушка и запись разговора, скорее всего, не производится. А если даже и производится, то, как связать меня и какого-то хулигана что позвонил? Я где-то слышал, что около 90 % преступлений раскрывается именно через чистосердечное признание предполагаемого преступника. Я лично признаваться ни в чём не собирался. Гармонист, я надеюсь, тоже. А если бы даже он и признался, то его слова были бы против моих слов, а я бы сказал, что он совершил этот звонок по личной инициативе, пытаясь мне помочь и что я его об этом не просил, да и вообще не знал о готовящейся провокации.

Однако, всё это фантастические предположения. Я на сто процентов был уверен, что нас не найдут, сколько бы не старались. Дядя Лёня звонил из уличного телефона-автомата, держа трубку в перчатках. Говорил через платок. Причём говорил не своими словами, а зачитывал мною написанный текст. Разговор шёл не более минуты, так что даже если бы кто-то, гипотетически, прослушивал и засек, откуда идёт звонок, оперативная группа, если бы такая была бы создана и ждала своего часа, тупо не успела бы туда подъехать. Да и какая там оперативная группа… предпосылок же к этому не было, а посему никто оперативно задерживать никого не собирался. Следовательно, эта часть плана при любых раскладах должна была пройти успешно.

Тревожил только один вопрос: поверят или нет? Был шанс, что не поверят. Именно поэтому я готовил благодатную почву под пранк и, в течении происходящей только что битвы, во всеуслышание несколько раз заявлял, что вскоре встречусь с поклонником своего таланта — горячо всеми любимым Генеральным секретарём ЦК КПСС. Практически все собравшиеся не верили моим словам, но слова про Брежнева не могли не запомнить. Сейчас же, звонок дополнил засевшую в их головах информацию и глобальный фэйк стал манипулятивной реальностью.

— Так точно, — отрапортовал парторг и, трясущимися руками повесив трубку, ошарашенно посмотрел на меня.

— Чего, дядя Лёня звонил? — шмыгнув носом, обыденным тоном поинтересовался я.

— Дядя Лёня? — окончательно охренел парторг. — Нет, это не он… гм… не дорогой Леонид Ильич звонил… Это его помощник. Из секретариата. Они просят тебя завтра подъехать на беседу. Гм… Просили передать, что в девять утра машина приедет за, гм, Вами.

— За нами? В девять? Чёта рановато. Мне это не подходит. Перезвоните, пожалуйста, и скажите, что я не могу. Пусть позже приезжает. В это время у меня по распорядку — сон, — произнёс я в полной тишине, а потом, глядя на открывающиеся рты всех собравшихся, улыбнулся, и, чтобы видели, что я не играю, громко и чётко пояснил: — Шутка, — потом вздохнул и, постучав пальцами по столу, задумчиво произнёс: — Ну так что, будем в наше дело подключать товарища Брежнева, или как-нибудь сами всё уладим? Без милиции, прокуратуры и тому подобного? Или как?

— Э-э, Саша, браток, о чём ты говоришь? Естественно, мы сами во всём разберёмся! — натужно улыбнувшись, произнёс парторг и выпил из стакана воды. — У генерального и без наших дел, дел полно. Вот ещё ему о таких мелочах лишний раз думать. На нём страна, у него о другом голова денно и нощно болит. А это пустяки. Тут мы сами разберёмся, — он посмотрел на остальных притихших членов совещания. — Правильно я говорю, товарищи?

— Конечно правильно, товарищ парторг. Наша комсомольская организация Московской филармонии полностью Вас поддерживает, — тут же вскочил со своего места прилизанный тип.

— А тут и поддерживать нечего. Дело ясное. Разобрались уже, — поддержал его толстый очкарик.