Шоколадная принцесса - Габриэлла Зевин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я промолчала.
— Я беспокоюсь о тебе. Ты держишь все в себе, Анни, а это вредно для здоровья. — Он рассмеялся. — Хотя не думаю, что мне стоит давать тебе советы о том, как быть здоровым. Анни, есть еще кое-что, о чем мы не говорили. Я боюсь даже заводить этот разговор, но чувствую, что должен.
— Да?
— Сын Делакруа, — сказал мистер Киплинг. Конечно, он читал газеты, как и все остальные. — Сильверстайн окончательно объявил о своей отставке, и это значит, что Чарльз Делакруа непременно выставит свою кандидатуру на пост окружного прокурора в ближайшее время. И этот поступок привлечет внимание и к нему, и ко всем, кто его окружает.
Да, я понимала, к чему он ведет, ведь сама много раз размышляла об этом. Черт возьми, я говорила то же самое Скарлет в ноябре.
— Думаете, мне стоит порвать с Вином?
— Я бы никогда не осмелился такое сказать, Аня. Но время сейчас — смерть Галины, опекунство Лео, амбиции мистера Делакруа — далеко не идеально. Я был бы плохим советчиком, если бы в конечном счете не спросил следующее: эти отношения стоят потенциального риска?
Разум говорил мне, что нет.
Но сердце!
— Тебе не надо отвечать прямо сейчас, — сказал он. — Мы будем часто встречаться на протяжении следующих недель.
Через стеклянную дверь я видела, как Саймон Грин махал нам рукой, призывая обратно в комнату.
Мистер Киплинг извинился за Саймона:
— Он не должен был упоминать возможность вскрытия при твоем брате. Он хочет только хорошего и вовсе не глуп, но, боюсь, ему все же надо многому научиться.
Мы зашли обратно в комнату, где гробовщик требовал от мистера Киплинга подписать несколько бумаг о переносе тела бабули. В настоящий момент ее тело лежало на тележке, в закрытой черной пластиковой сумке с застежкой-молнией, которая доходила до середины. Я посмотрела на нее и вспомнила, что ни один священник не дал ей последнего причастия; я забеспокоилась о ее душе и о своей.
— Никто не дал ей последнего причастия, — сказала я мистеру Киплингу. — Она говорила мне, что умирает, но я не слушала! Мне надо было привести священника. Это все моя вина.
— Анни, — мягко заметил мистер Киплинг, — твоя бабушка не была католичкой.
— Но я католичка! И не хочу, чтобы бабушка попала в ад!
Он промолчал. Мы оба знали, что в жизни у бабули случалось всякое; не стоило притворяться, что этого не было. Галине Баланчиной нужно было цепляться за каждую возможность, если она хотела попасть на небеса.
Этой ночью, после того как тело бабушки отправили в похоронное бюро в Бруклине, а я приготовила для Лео и Нетти макароны, застелила бабулину постель, подтвердила мистеру Киплингу, что Бассейн вполне подходит для поминок, заставила Нетти принять душ и уложила ее в кровать, дала Лео аспирин от головной боли, столь тяжелой, что он плакал, и помолилась о том, чтобы головная боль Лео не превратилась в припадок, я наконец пошла спать, и почти сразу меня разбудила Нетти, которой приснился кошмар; я утешила сестру, но тут Лео позвал меня на пути к моей комнате (он хотел, чтобы я проверила, что окно у бабушки открыто, а дверь заперта), и вот когда я сделала это и второй раз легла, вокруг стало очень тихо. Царила тишина, которую я не помнила в этой квартире уже много лет. Оборудование, которое поддерживало бабушкину жизнь, было очень шумным, но я к нему привыкла. И странно — новая тишина казалась мне громкой. Я не могла заснуть, так что я встала и пошла в комнату бабушки. Все то время, что бабушка болела, в комнате стоял неприятный запах, но сейчас не пахло ничем. Это случилось так быстро.
До того как тут поселилась бабуля, комната была папиным кабинетом. Не думаю, что я говорила об этом раньше, но в этой самой комнате папу убили. В первую ночь, когда к нам приехала бабуля, я думала, что она будет спать в бывшей спальне родителей, но она сказала, что их комната станет моей (тогда я делила комнату с Нетти) и что она будет использовать папин кабинет. Хотя мне было всего девять, я считала неправильным, что она будет спать там, где был убит ее собственный сын (на ковре даже остались следы крови!), и я сказала, что с удовольствием буду спать в комнате Нетти.
— Нет, Аннушка, — сказала она, — если мы не будем жить в этой комнате, она навсегда останется местом, где умер твой отец. Она станет памятником, когда нам нужна просто комната. Нехорошо держать гроб посреди дома, дорогая. И кроме того, ты уже большая девочка, а большим девочкам нужна собственная комната.
Я тогда не совсем поняла, что она имеет в виду, и помнила, что даже была немного зла на нее. «Тут умер папа! — вот что мне хотелось сказать. — Уважай это место!» Но сейчас я поняла, сколько сил требовалось ей, чтобы спать тут. Папа был ее единственным ребенком; хотя она и не показывала, она тоже скорбела.
Я осмотрела тумбочку бабули и потом шкаф, чтобы проверить, не оставила ли она мне записку. Не было ничего, кроме пилюль и книги Имоджин «Дэвид Копперфилд».
Я села на голый матрас, закрыла глаза и представила, как бабушка говорит: «Возьми плитку шоколада и раздели с кем-то, кого любишь». Я открыла глаза. Никто больше не скажет мне таких слов, никто больше не захочет, чтобы я съела что-нибудь вкусное просто так. Никто больше не побеспокоится, с кем я буду делить шоколад. В мире для меня стало меньше любви, чем было всего двадцать четыре часа назад. Я закрыла лицо руками и изо всех сил постаралась плакать беззвучно — не хотелось разбудить родных.
Бабуля любила меня.
Она по-настоящему любила меня.
И несмотря на это, я была рада, что она умерла (осознав эту правду, я заплакала еще сильнее).
В эту ночь я заснула в комнате бабушки и проснулась с восходом солнца, которого не могла наблюдать из окон моей собственной спальни, выходящих на запад. Теперь понятно, почему бабушка любила эту комнату. Шкаф здесь больше, чем у меня, а утренний свет был великолепен.
Мы с мистером Киплингом обсуждали, как важно было придерживаться нашего обычного расписания, особенно Нетти и мне, так что было решено, что мы будем посещать школу как обычно. Так мы и сделали. Глаза опухли от слез, домашнее задание было не сделано, но мы пошли в школу.
Я все рассказала Скарлет на фехтовании. Она заплакала и не сказала ничего особенно полезного.
Вину я рассказала за обедом. Он хотел знать, почему я не позвонила ему и не рассказала обо всем раньше.
— Я бы пришел, — сказал он.
— Ты не смог бы ничего сделать.
— Но все же тебе не стоило быть одной, — настаивал он.
Я не могла не думать о моей беседе с мистером Киплингом. Я посмотрела на Вина. Хотелось бы знать, должна ли я с ним расстаться. Точнее, могла ли я с ним расстаться.
— Вин, выполни, пожалуйста, одну мою просьбу: не говори отцу, что моя бабушка умерла.
— Словно я мог бы это сделать. Я не делюсь с этим человеком ничем.
— Я знаю. Но все-таки не хотелось бы, чтобы я стала проблемой для твоего отца.
Вин сменил тему:
— Когда похороны? Я пойду с тобой.
— Похорон не будет, просто поминки в Бассейне в субботу. Только для членов семьи.
Не думаю, что Вину стоило идти со мной.
— Если ты не хочешь, чтобы я приходил, просто скажи это.
— Это не то, что ты…
Вдруг я почувствовала себя очень усталой — я спала очень мало, так что сдерживаться было сложно.
— Я так устала, — сказала я. — Может, поговорим позже?
— Конечно. Я зайду сегодня вечером. Если я еще не говорил, мне невероятно жаль, что твоя бабушка умерла.
Он поцеловал меня, но не сексуально, а нежно, мягко. Потом прозвенел звонок, и ему надо было идти на урок. Я видела, как он бежал по шахматному полу столовой. У него были широкие плечи, узкие бедра, и двигался он грациозно, словно танцор. Со спины было видно, какой он еще мальчик. Да он и был мальчиком. Просто мальчиком. Будет нелегко, но я решила, что если мне придется с ним расстаться, я смогу это сделать. Католическая вера приучила меня воспринимать отречение от чего-либо как непременную часть жизни.
— Аня Баланчина? — кто-то тронул меня за плечо. Это оказалась одна из учительниц Нетти, я у нее никогда не училась — она появилась в школе недавно, преподавала всего год или два и была полна немного карикатурного энтузиазма, что типично для учителей с малым опытом работы.
— Меня зовут Кетлин Бельвуар! Я надеялась сегодня тебя найти! Ты можешь улучить минуту, чтобы поговорить о сестре? Я провожу тебя на твой урок!
Казалось, каждое свое предложение она сопровождала восклицательными знаками.
Я кивнула:
— Конечно. Если Нетти была немного рассеяна сегодня на уроках, так у нас недавно умер родственник и…
— Мне очень жаль это слышать, но нет, ничего подобного. На самом деле все ровно наоборот! Я хотела поговорить с тобой о том, как хорошо она учится! У твоей сестры есть талант, Аня.
Что-что?