Новеллы - Луиджи Пиранделло

Закончить он не смог. Большой отряд стражников и карабинеров врезался в толпу и под крики, свистки и аплодисменты разогнал зевак. Начальник полиции взял под руку падре Сарсо и препроводил его в комиссариат, куда отвели и остальных двенадцать маргаритан.

Барон Маргари, окруженный знакомыми, стоял в стороне, тяжело дыша, как будто он вот–вот задохнется или его хватит удар перед лицом публичного скандала, который устроил священник своей необычной проповедью; барон не раз порывался освободиться от державших его услужливых рук и броситься на оратора. Теперь, когда толпа поредела, он выступил вперед, стал посредине тотчас образовавшегося круга и, отдуваясь, словно после тяжкой битвы, принялся рассказывать, что он и его отец, дон Раймондо Маргари, кого эти люди и этот проходимец в сутане выставляли здесь как бессердечных варваров, отказывающих им в праве на погребение, на самом деле вот уже шестьдесят лет страдают от наглого вторжения в их земли отца этих двух женщин, страшного человека, бессовестного узурпатора и мошенника, каких свет не видал. Уже давно он, барон Маргари, будто и не хозяин той земли, где эти люди поставили свои дома, а священник выстроил церковь, не только не уплатив ни налога, ни арендной платы, но даже не испросив его разрешения. Он мог бы послать своих полевых стражников и согнать этих людей со своей земли, как паршивых собак, а дома их снести, но он этого не сделал и не собирается делать, и эти люди стали там жить и размножаться, что твои кролики: каждая из этих женщин родила не менее двадцати детей, так что за шестьдесят лет на горе вырос целый поселок. Но им этого мало, они еще и недовольны: их подстрекнул этот их святой заступник, который кормится за их счет — ведь он собирает с них подать на содержание храма, — и вот они пришли сюда; они, видите ли, желают не только жить на земле барона, но и оставаться в ней после смерти. А уж этому не бывать, нет, не на того напали! Живых он кое–как терпит, а мертвых ему не надо, это уж слишком! Они хотят укорениться на захваченной земле, захоронив в нее своих покойников! Префект согласился с бароном, он даже обещал послать в горы стражников и карабинеров, чтобы охранить его от возможного насилия: старик, их родоначальник, который вот уже месяц умирает от водянки, способен распорядиться, чтобы его похоронили заживо в могиле, давно уже вырытой по его приказу там, где он хочет устроить кладбище, как только его дочери и священник сообщат, что им отказали.

И в самом деле, когда падре Сарсо и его подопечные в послеобеденный час были отпущены и направились в трактир, где накануне оставили мулов, они увидели там большую группу конных стражников и карабинеров, которые получили приказ сопровождать их до самого поселка.

Увидев отряд, падре Сарсо вскипел:

— Только этого и не хватало! Разбойники мы, что ли, чтобы нас вести под конвоем? Впрочем, ладно, пусть... Так даже лучше... Ведите хоть в наручниках! Домой, в горы! На коней!

Он словно бы принял мученичество и гордился этим, так что ему даже не терпелось вернуться в поселок под конвоем и тем самым показать своим прихожанам, как смело и решительно он действовал, борясь за право на могилу для их старейшины.

День клонился к вечеру, а ведь в поселке их ждут со вчерашнего дня. Они доберутся туда лишь ночью. Доживет ли старик до ночи? В душе каждый надеялся, что они найдут его уже мертвым.

— Ох, наш отец... отец... — всхлипывали женщины. Конечно, лучше ему умереть с надеждой, что им, быть может, удалось вырвать у барона разрешение на устройство кладбища!

Вперед... выше и выше... Опустились сумерки, и чем больше затягивается возвращение в поселок, тем больше крепнет в сердцах у всех, кто их ждет, эта надежда. И тем горше будет разочарование.

Бог ты мой! Как далеко разносится топот копыт... Будто кавалерийский поход... Что подумают жители поселка, когда увидят с ними такое войско?

Старик сразу все поймет.

Он умирал, окруженный родичами, на свежем воздухе, сидя в кресле перед дверью — настолько опух от водянки, что лежать уже не мог. Тут он остался и на ночь, ловя ртом воздух и глядя в небо, а вокруг него собрались жители поселка — они уже целый месяц дежурили, возле него по ночам.

Сделать хотя бы так, чтобы не увидел он отряд стражников...

Падре Сарсо обратился к сержанту, ехавшему рядом с ним:

— Вы не могли бы немного поотстать и держаться где–нибудь неподалеку? Тогда мы из милосердия сказали бы несчастному старику, что разрешение получено!

Сержант помолчал. Он побаивался священника и не хотел связывать себя обещанием. Наконец ответил:

— Посмотрим, падре, посмотрим на месте.

Но когда после трудного многочасового пути они прибыли к подножью горы,, на которой стоял поселок, то, несмотря на темноту, издали увидели такую необычную картину, что никто уже более не помышлял о лжи из милосердия.

Наверху, на скалистом склоне, роились огни. Тут и там горели факелы из соломы, освещая вздымавшиеся к звездам густые клубы дыма, — как на Рождество. И, как на рождество, люди при свете факелов пели.

Что там случилось? Скорей наверх, но–о–о!

Там, наверху, жители поселка собрались, как видно, для выполнения какого–то дикого похоронного обряда.

Старик, которому невмоготу стало ждать избавления от мучавшей его одышки, велел перенести себя в кресле к вырытой для него могиле, которая должна была, по его замыслу, ознаменовать открытие кладбища.

Он был уже обмыт, причесан и обряжен как покойник; рядом с креслом, в котором он полулежал, похожий на огромный хрипящий шар, стоял гроб из еловых досок, сколоченный еще неделю тому назад. На крышке гроба лежала черная шелковая шапочка, пара матерчатых туфель и платок, тоже черный, сложенный так, чтобы им удобно было подвязать подбородок старика, как только он умрет. Словом, все необходимое для снаряжения покойника в последний путь.

Вокруг стояли люди с факелами и пели литанию:

— Sancta Dei Genitrix...

— Ora pro nobis!

— Sancta Virgo Virginis...

— Ora pro nobis!

( — Пресвятая Богородица...

— Моли Бога за нас!

— Пресвятая Дева...

— Моли Бога за нас! (лат.))

A над этим хороводом огней мерцал звездами необъятный купол небосвода.

Легкий ночной ветерок шевелил жидкие волосы на голове старика, еще не высохшие и непривычно гладкие. Едва шевеля опухшими руками, сложенными на груди, он стонал и хрипел, как бы подбодряя и утешая себя:

— Травка... Травка!..

Он думал о той траве, что взойдет из родной земли на его могиле. К. ней он и протягивал обезображенные водянкой ноги, похожие на два пузыря, в синих штанах из грубой хлопчатобумажной ткани.

Как только родичи, обступившие старика, подняли крик, завидев на склоне такой большой отряд всадников, бряцающих саблями, старик попытался встать; он услышал причитания и грустные голоса вновь прибывших, все понял и хотел броситься в яму. Его удержали; все сгрудились вокруг него, чтобы защитить его от насилия; но сержант все же пробился в центр образовавшегося круга и приказал тотчас отнести умирающего домой, а всем остальным разойтись.

Подняв старика на кресле, как статую святого на носилках, его унесли, а остальные жители поселка, размахивая факелами, с воплями и рыданиями, направились к своим домам, белыми пятнами разбросанным по гребню горы.

Вооруженный отряд остался в темноте под звездным небом караулить пустую яму, гроб из еловых досок и лежавшие на его крышке шапочку, туфли и плиток.

ГРОБ ПРО ЗАПАС (Перевод А. Косе)

Когда одноколка поравнялась с церквушкой Сан–Бьяджо, стоявшей при дороге, Мендола, возвращавшийся из своей усадьбы, подумал, что следует подняться на холм, выяснить, что делается на кладбище и справедливы ли поступающие в муниципалитет жалобы на кладбищенского сторожа Ночо Пампину по прозвищу Святой Дар.

Нино Мендола вот уже почти год состоял муниципальным советником и с того самого дня, как вступил в должность, утратил хорошее самочувствие. Его стали мучить головокружения. Не желая признаваться в этом и самому себе, он боялся, что не сегодня завтра его свалит апоплексия — недуг, от которого до срока сошли в могилу все его предки. А потому он пребывал неизменно в прескверном настроении, и об этом было кое–что известно лошаденке, впряженной в одноколку.

Но здесь, за городом, он весь нынешний день чувствовал себя отменно. Моцион, приятные впечатления... И чтобы не давать волю тайному страху, он решил тотчас же произвести на кладбище ревизию, давно обещанную коллегам из муниципалитета, но столько времени откладывавшуюся.

— Как будто мало хлопот с живыми! — размышлял он, взбираясь на холм. — Так нет, в этом свинском городишке и от мертвых нет покою. А впрочем, дело все–таки в живых, будь они неладны! Мертвым наплевать, как там за ними смотрят, хорошо или плохо. Хотя, спорить не буду, если подумать, что после смерти с тобой будут плохо обращаться, вверят попечениям этого Пампины, дурня и пьянчуги, от такой мысли может стать не по себе... Ладно, сейчас поглядим.