Отдел «Восток»: тайные операции западных спецслужб против СССР - Рейнхард Гелен

Придание войне на востоке характера расовой войны на уничтожение являлось, вне всяких сомнений, делом рук Гитлера и узкого круга его приближенных. В этом кругу у Гитлера были как влиятельные и весьма изобретательные эксперты, так и услужливые исполнители. Одни генерировали идеи, другие осуществляли на практике начинания, которые он когда-то наметил в своей программе. Гитлеру оставалось лишь контролировать и направлять их работу. С помощью такого разделения труда ему удавалось преумножать рвение своих сторонников в идеологических и программных вопросах. Однако кучки единомышленников, даже во главе государства, было явно недостаточно для осуществления на практике такого серьезного предприятия, каким является война. Для этого требовалось «нацифицировать» германские элиты, привлечь на сторону режима те силы в сфере политики, экономики и в военных кругах, которые располагали реальными возможностями и способностью подготовить и, в конечном счете, вести войну.

Г. Гиммлер, начальник СС и германской полиции, «имперский комиссар по вопросам укрепления немецкой народности», и его заместитель Р. Гейдрих (до смерти в 1942 г.) являлись в годы войны непосредственными организаторами политики террора, принудительного переселения и геноцида на территории всей Восточной Европы в соответствии с «Генеральным планом Восток». Характерно, что в политике Гиммлера, особенно в «Генеральном плане Восток», откровенно расистская мотивация соединялась с чисто политической, а именно с заинтересованностью в «гарантировании» завоеванного огромного пространства на Востоке и его богатств. «Гарантирование», являющееся в целом ключевым понятием империалистической экспансионистской и оккупационной политики, направлено на подавление сопротивления покоренных народов. На «восточном пространстве» Гиммлер и СС превратили «гарантирование» в иррациональную расистскую стратегию планомерного уничтожения населения оккупированных стран.

И. Геббельс, занимавший пост имперского министра народного просвещения и пропаганды, руководил гигантским пропагандистским аппаратом гитлеровского режима. Еще до войны, особенно с нюрнбергского съезда НСДАП 1935 г., нацистскую пропаганду отличали оголтелый антисемитизм и антикоммунизм (антибольшевизм). Такая пропаганда, тем не менее, получала положительный отклик в среде германских элит и все больше воздействовала на широкие слои населения. В силу своей антикоммунистической направленности она вызывала положительный резонанс также в определенных кругах за границей. С началом войны против СССР ее содержание стало еще более чудовищным. Распространяя ложь о Советском Союзе, представляя его население «недочеловеками», она отвлекала внимание от территориальных и экономических экспансионистских целей Германии, препятствовала осознанию широкими кругами общественности того факта, что в войне на Востоке речь идет, как выразился в 1942 г. сам Геббельс, о «зерне и хлебе», «о том, чтобы стол был полон на завтрак, обед и ужин…. о сырье, резине, железе, рудах».

Как утверждает историк В. Ветте, Геббельс откровенно и цинично заявлял, что его антибольшевистская пропаганда преследует цель «заставить немецкого солдата убивать без колебаний, рассеять его сомнения относительно законности этой войны и развить у него чувство собственного превосходства». Одновременно, как о том свидетельствует распоряжение Геббельса от 20 февраля 1943 г., перед органами пропаганды ставилась задача доказывать, что Германия не преследует «эгоистических целей на Востоке», что война, которую она ведет, является «священным крестовым походом XX в. против большевизма».

Рейхсмаршал Г. Геринг, «уполномоченный по четырехлетнему плану», выступая в роли хозяйственного диктатора фашистской Германии, открыто объявлял войну средством экономического обогащения и превращения Германии в «первую державу мира». «Получить для Германии как можно больше продовольствия и нефти — такова главная экономическая цель акции», — говорилось в утвержденных им в июне 1941 г. «указаниях по руководству экономикой в подлежащих оккупации восточных областях», то есть на территории СССР. Геринг заявлял, что он без колебания готов пожертвовать жизнью десятков миллионов людей, если «из этой страны будет извлечено то, что необходимо для нас». Геринг был одним из тех, на ком лежала главная ответственность за политику ограбления оккупированных стран, за нищету и голод их населения, за целенаправленное и планомерное уничтожение людей.

К идеологам нацизма принадлежал выходец из Прибалтики А. Розенберг, занимавший с июля 1941 г. пост имперского министра по делам оккупированных восточных областей. С начала 20-х годов Розенберг сочинял подстрекательские пасквили против Советской России. В борьбе против «еврейского большевизма», писал он еще в 1922 г., есть «только один выбор — быть уничтоженным или победить».

Несмотря на то, что Гитлер с уважением относился к «теоретику» Розенбергу, в годы войны «фюрер» последовательно отклонял предложения этого «специалиста по восточной Европе», о дифференцированном и «научном» подходе к народам, населяющим Советский Союз. Розенберг стремился противопоставлять народы СССР друг другу. Когда стало ясно, что быстрой победы в войне против СССР достичь не удастся, и на оккупированной советской территории начало нарастать движение Сопротивления, Розенберг постепенно прекратил разглагольствования о советских «недочеловеках» и в 1944 г. даже начал ратовать за «большой пропагандистский марш-маневр в борьбе за душу русских».

Переход власти в Германии в руки Гитлера изменил ситуацию в советско-германских отношениях. Она теперь в корне отличалась от той, что существовала в 20-е годы. В политике, экономике и военной сфере верх взяли те силы, которые, по сути дела, разделяли нацистскую идеологию, уже давно поддерживали нацистское движение и сыграли важную роль в обеспечении его политической победы.

Основные ориентиры внутренней и внешней политики Германии на ближайшее время были намечены Гитлером уже в первые дни его правления: сначала «полное искоренение марксизма» и «строительство вооруженных сил», затем «завоевание нового жизненного пространства на Востоке и его беспощадная германизация». С этого момента под воздействием националистической пропаганды, политики милитаризации, внутри- и внешнеполитических успехов гитлеровского режима началась стремительная нацификация германских элит.

В отношении подготовки к войне и военных целей Германии между нацистским режимом и элитами существовал широкий консенсус. По крайней мере, по трем пунктам между ними не возникало принципиальных разногласий:

во-первых, возвращение того, что было потеряно Германией в результате первой мировой войны, прежде всего территорий на Востоке и колониальных владений;

во-вторых, достижение военных целей, которые Германия ставила перед собой еще в первой мировой войне, в том числе завоевание территорий в Восточной Европе; в-третьих, ликвидация СССР.

Безусловно, когда мы говорим о консенсусе между Гитлером и элитами, это не означает, что сторонами было принято какое-то совместное решение. В правящих кругах существовали различные представления о внешнеполитических целях Германии, по-разному определялась очередность их достижения, а шансы Германии на успех в отдельные моменты тоже оценивались по-разному.

Чем дальше продвигалось вооружение страны, тем острее вставал вопрос: для достижения каких целей должна быть использована военная мощь? В среде германских элит более или менее четко обозначились две группировки, придерживавшиеся различных взглядов на методы осуществления нового «рывка к мировому господству» (в том, что касалось экспансии в восточном направлении и «уничтожения большевизма» эти группировки были, тем не менее, едины). Одна группировка отклоняла возможность вооруженного конфликта с державами-победительницами в первой мировой войне, полагая, что такой конфликт вновь приведет к войне на два фронта, в которой Германия с самого начала будет обречена на поражение. Она призывала западные державы к «мирным» территориальным и экономическим уступкам Германии и к объединению с нею для «борьбы против большевизма».

Другая группировка, стоявшая на великодержавно-шо-винистических позициях, воодушевленная успехами гитлеровского режима, была готова на свой страх и риск развязать «большую войну».

Типичным представителем первого направления являлся Я. Шахт, занимавший до 1938 г. пост имперского министра экономики, президента Рейхсбанка (до 1939 г.) и обладавший большим авторитетом и влиянием в среде военных и промышленников и в странах Запада. На начальном этапе политики вооружения Шахт зарекомендовал себя незаменимым специалистом и активным приспешником нацистского режима. В 1945–1946 г. перед международным трибуналом, судившим главных военных преступников, Шахт разыграл роль безвинно преследуемого и был оправдан судом. Но, на самом деле, он был злостным поджигателем войны. Хотя Шахт решительно отклонял возможность военного выступления Германии против держав-победительниц в первой мировой войне, экономическую силу которых он хорошо знал, однако всякий раз, выезжая на Запад, он заводил откровенно провокационные речи о «разрушающем порядок и уничтожающем саму жизнь преступном мире большевизма» и подчеркивал, что его нельзя побороть «одними лишь экономическими средствами», поскольку он-де стал «к сожалению, также военной опасностью первостепенного значения». Шахт вновь и вновь требовал, чтобы Запад предоставил Гитлеру «свободу рук на Востоке». «Рано или поздно, — заявлял он в западноевропейской прессе, — мы с Польшей поделим Украину».