Прекрасные авантюристки (новеллы) - Елена Арсеньева

А на другой день она венчалась с царем по православному обряду.

Невеста в тот день была одета по-русски, и все оказались потрясены роскошью ее парадного платья. Бархатное, вишневого цвета, с длинными рукавами, оно было столь густо усажено драгоценными каменьями, что местами трудно было различить цвет материи. На ногах Марины были сафьяновые сапоги с высокими каблуками, унизанными жемчугом; голова была убрана золотой с каменьями повязкой, переплетенной с волосами по польскому образцу. Говорили, что повязка эта стоила семьдесят тысяч рублей — громадная сумма, немыслимая, но Марина уже устала удивляться окружающей ее роскоши.

Ничего подобного никогда, даже в самых смелых своих мечтаниях, даже при получении необыкновенно щедрых и богатых подарков Дмитрия, она прежде не могла даже вообразить.

Но с того мгновения, как невзрачный хлопец бросил ей под ноги свой кунтуш — и сердце! — жизнь ее стала одним непрерывным взлетом. Как же больно будет сорваться! Нет, оборони боже! Однако не шло из головы тягостное предзнаменование: когда отец, воевода сандомирский, въезжал во дворец в великолепной карете, белый конь, который вез его, вдруг пал…

Наконец новобрачных привели в столовую избу, посадили рядом и стали подавать им кушанья. Когда подали третье кушанье, жареную курицу, дружка, обернувши ее скатертью, провозгласил, что время вести молодых почивать.

Сандомирский воевода и тысяцкий (им был князь Шуйский) проводили их до последней комнаты. При этом у царя из перстня выпал драгоценный алмаз, и его никак не могли отыскать.

Многими это было воспринято как очередное предзнаменование — самое что ни есть зловещее…

Оно сбылось ровно через десять дней.

Уже несколько месяцев против Дмитрия зрел боярский заговор, возглавляемый князем Василием Шуйским. Истинный царский сын или самозванец, Дмитрий сделал свое дело — свалил с престола Годунова. Теперь Шубник — таково было в народе прозвище Шуйского — хотел сам стать государем.

Лишь только настал рассвет 17 мая, глава заговорщиков приказал отворить ворота тюрьмы и выпустить заключенных. Им раздали топоры и мечи. С солнечным восходом ударили в набат. Звон катился от одной церкви до другой.

Народ со всех сторон бежал в Китай-город. На Красной площади толпились уже до двухсот конных и пеших заговорщиков.

— Что за тревога? — спрашивали набегающие люди, которые ни о чем не ведали, а мятежники выкликали в разные стороны: «Литва[29] стакнулась убить царя и перерезать бояр наших; идите в Кремль бить литву!»

Эта весть мгновенно разнеслась по площади, а затем и по Москве. Толпа врывалась во все дома, где жили поляки, не боясь ошибиться. Ведь дома эти были заранее помечены по приказу Шуйского. Тех, что пытались защититься, убивали на месте, а те, кто позволял ограбить себя донага, имели надежду остаться в живых, но лишились всего, даже чем грех прикрыть.

Смятение царило во всем городе.

В это время князь Шуйский, держа в левой руке крест, а в правой обнаженную саблю, ворвался в Кремль через Фроловские[30] ворота. Перед Успенским собором он соскочил с коня, торопливо помолился перед иконой Владимирской Божьей Матери и крикнул окружающим:

— Кончайте скорей с вором и разбойником Гришкой Отрепьевым. Если вы не убьете его, он нам всем головы снимет. Во имя господне — идите против злого еретика!

Тем же Шуйским и его сообщниками еще со вчерашнего дня были тайно распущены почти все охранники Дмитрия, и когда мятежники ворвались во дворец, защитить царя было некому, кроме нескольких наемных алебардщиков-немцев да ближайшего друга и соратника Петра Федоровича Басманова.

Дмитрий успел выкрикнуть последнее предупреждение жене:

— Сердце мое, зрада![31] — и начал было защищаться, но и он, и те, кто стоял за него, были обречены.

Алебардщиков кого побили, кого повязали. Петра Басманова прикончили и дорвались-таки до безоружного Дмитрия! Тщетно звал он своего мечника, князя Михаила Скопина-Шуйского, которому доверил свою жизнь и оружие. Всякий человек из рода Шуйских непременно был предателем — не оказался исключением и молодой князь Михаил Васильевич. Он скрылся и унес государев меч. И скоро сын Грозного, избитый, измученный, беспомощный, был застрелен дьяком Григорием Валуевым.

…Марина проснулась от голоса мужа:

— Сердце мое, зрада!

Постель была пуста, Дмитрия нет рядом. Вдали беспрерывно гудели колокола. Но, заглушая набатный звон, неслись со всех сторон крики, вопли ужаса, призывы о помощи. Прибежала полуодетая Барбара Казановская.

— Где мой супруг? Где Дмитрий?! — выкрикнула Марина.

— Не знаю, — ответила Барбара. — Басманов убит — вот все, что мне известно…

Слова о гибели Петра Федоровича Басманова, которого Марина знала как ближайшего друга и наперсника мужа, сразили царицу. Это было все равно что услышать о гибели Дмитрия!

У нее словно бы разум отшибло. Оттолкнув Барбару, Марина в одной нижней юбке выскочила из опочивальни, пролетела сквозь толпу своих женщин — простоволосых, полуодетых, перепуганных — и вылетела в сени.

Она пыталась найти убежище в погребе и какое-то время отсиживалась там, но темнота и неизвестность вскоре измучили ее и выгнали снова в дворцовые коридоры.

А здесь творилось страшное. По лестнице вверх и вниз сновали люди. Закрывая голову руками, бежал какой-то обезоруженный алебардщик, за ним гнались московиты, свистя и улюлюкая, как на псовой охоте. Мужики вошли в такой раж, что сшибли Марину со ступенек. Она упала, тотчас вскочила, чтобы не быть раздавленной их здоровенными ножищами.

— Где их поганая царица? — вдруг завопили за поворотом. — Подать сюда проклятую еретичку!

Марину точно бы ожгло кнутом. Не только страх заставил ее похолодеть, но и воспоминание о том, что она почти раздета. В одной рубашке, с голыми руками, босая…

Чувство собственного достоинства ожило в ней с такой внезапностью, что у Марины словно крылья выросли. Она побежала по лестнице, не обращая внимания на снующих туда-сюда людей, на кровь, обагрившую стены и ступени. Никем не замеченная, никем не остановленная, она воротилась в свои покои и приказала подать себе одеться. Она уже поняла, что случилась непоправимая беда, но все еще надеялась, что вот-вот Дмитрий придет за ней и одним своим царственным окриком заставит угомониться разбушевавшихся москалей. И она должна вести себя так, чтобы быть достойной супруга!

Мелькнуло кошмарное воспоминание — именно сегодня Москва должна была присягать царице Марине… Она еще не могла поверить, что все мечты ее, все надежды рухнули…