Влюбленная вдова - Кейси Майклз

— О, это вовсе не нужно, — испуганно пискнула Эбби, прежде чем до нее дошло, что именно она говорит.

— Напротив, — решительно поправил ее Кипп. Он-то догадался, что у Брейди на уме. Наверняка они одновременно подумали об одном и том же. Этот их первый супружеский поцелуй должен был все расставить по своим местам. В том случае, если он или Эбби еще не осознали до конца важности события, которое только что произошло, то уж после поцелуя их иллюзии развеются навсегда.

Итак, теперь они муж и жена. В богатстве и в бедности, в радости и в горе, что бы ни толкнуло обоих на этот шаг — пути назад уже не было.

Преподобный Пик нетерпеливо переминался с ноги на ногу. На лице священника была написана тоска — судя по всему, он разрывался между долгом, призывавшим его к одру почившей леди Хэйвер, и страстной надеждой получить приглашение к свадебному столу. Все это было так очевидно, что Киппу стало его даже немного жаль. Он повернулся к своей невесте, заглянул ей в глаза и забыл обо всем. «Вряд ли она упадет в обморок», — предположил он. И широко улыбнулся.

— Миледи Уиллоуби, — прошептал Кипп, осторожно, но твердо приподняв ей подбородок. И с удивлением заметил, как эти удивительные, похожие на лесные фиалки глаза вдруг разом потемнели, а потом покорно закрылись, и ее лицо внезапно побелело до синевы.

— Милорд, — прошептала Эбби в ответ так тихо, что он скорее прочел по губам это слово, чем услышал его.

Губы ее были теплыми и удивительно податливыми — казалось, она только и ждала минуты, когда он накроет их своими. Да, это была женщина, которая умела наслаждаться поцелуями, которая отвечала на них, не думая о таких пустяках, как девический стыд или ложная скромность. В ней не было ни тени лицемерия.

А Эбби между тем пришлось напомнить себе, что нужно дышать. Что нужно держаться прямо. Не нервничать. Не бежать. Не кричать. И уж, конечно, Боже упаси, не броситься ему в объятия!

Сколько же долгих лет прошло с тех пор, когда ее вот так же целовали? — спрашивала она себя. Когда-то она была искренне и пылко влюблена в своего Гарри, верила, что и он любит ее столь же страстно, и с нетерпением ждала его поцелуев.

По ее телу пробежал огонь — огонь, так хорошо знакомый ей в прошлом. Огонь, который, как думала Эбби, давно уже погас, и вот он опять возродился к жизни, как будто одно лишь прикосновение губ виконта заставило остывшие угли налиться жаром и разом вспыхнуть, как пучок соломы, к которому поднесли спичку.

Одним только легким прикосновением удерживая Эбби на месте, Кипп вдруг крепче прижался к ее губам. И сразу почувствовал, как губы ее покорно раскрылись ему навстречу. Это было похоже на приглашение…

Возможно, сердце Эбби за эти годы забыло о любви, зато тело ее вспомнило и отозвалось мгновенно. Она буквально таяла от наслаждения. Язык Киппа осторожно коснулся ее губ, языки их сплелись в сладостной дуэли, и это казалось ей самой естественной вещью на свете.

Время остановилось. В голове у Киппа шумело. Только спустя какое-то

время смешок, сорвавшийся с губ Брейди, вернул его к действительности. Окончательно развеселившись, Брейди захлопал в ладоши. И только тогда Кипп пришел в себя.

Все еще взволнованный, он смотрел, как Эбби — уже в качестве его жены — вежливо поблагодарила преподобного Пика, позволила Эдвардине заключить ее в объятия, невозмутимо попросила Гермиону набрать полную грудь воздуха, а потом сосчитать до двадцати, чтобы успокоиться, после чего покачала головой и с терпеливой улыбкой повернулась, чтобы принять поздравления обоих дядюшек.

То пылкая, то холодная как лед, то мягкая и уступчивая, то надменная, как Снежная королева. Непостижимая женщина! Еще минуту назад она трепетала в его объятиях — и вот уже как ни в чем не бывало принимает поздравления! Она полностью владела собой — и это когда сам он едва не потерял голову. Его тело готово было взбунтоваться, оно предало его, и это приводило его в бешенство, потому что Кипп привык считать, что умеет сдерживать эмоции.

Да, удивительная женщина, с невольным восхищением подумал он. Родись она мужчиной, из нее вышел бы превосходный генерал. И в то же время Эбби была истинной женщиной — женщиной, знавшей толк в чувственной любви и ничуть не стеснявшейся этого.

Неужели было время, когда он считал ее серенькой мышкой, когда его взгляд, не останавливаясь, равнодушно скользил мимо нее? Слепец, с горечью подумал он.

А сейчас, когда он вдруг понял, какой вулкан страстей кипит под этой невзрачной оболочкой, когда руки его до сих пор дрожат, а взгляд не в силах от нее оторваться… Матерь Божия, что же ему делать?!

Глава 13

Спальня виконтессы в особняке Уиллоуби состояла из трех смежных комнат разной величины: огромной и гулкой, словно пещера, большую часть которой занимала исполинских размеров кровать; другой, чуть поменьше, которая, судя по всему, служила гардеробной; и третьей, совсем крохотной, по величине чуть больше кроличьей норки, — тут спала горничная.

Обставленная изящной и хрупкой мебелью в бело-золотых тонах, скорее всего привезенной из Франции — об этом говорили множество причудливых завитушек, орнаментов из цветов и гирлянд, роскошная позолота, которой была украшена мебель, — эта комната когда-то была спальней покойной матери Киппа. Казалось, дух ее все еще витает здесь.

Спальня носила отпечаток ее личности. Здесь жила женщина, ценившая красоту. И душевный покой. А также порядок и тишину. Еще до того, как тут воцарилась Эбби, миссис Харрис показала ей висевший в гостиной портрет покойной виконтессы, и Эбби безошибочно узнала и миндалевидные карие глаза под крутым, надменным изгибом темных бровей, и уже хорошо знакомый ей оттенок светлых пушистых волос. Только изгиб рта у матери Киппа был совсем другим — в нем напрочь отсутствовала мягкость. Кипп был очень похож на мать, однако пухлые, немного капризные, чувственные губы и упрямый подбородок он явно унаследовал не от нее, а от отца, чей портрет висел рядом с портретом жены.

Однако воспоминание о губах Киппа, так недавно прижимавшихся к ее губам, заставило Эбби вспомнить и о той пылкости, с какой она отозвалась на его поцелуй. Тема эта была ей неприятна, и Эбби попыталась направить ход своих мыслей в другое русло. Впрочем, особых усилий для этого не потребовалось — в данный момент для нее не было ничего увлекательнее, чем вернуться к изучению своей новой спальни.

Стены обтянуты нежно-розовой шелковистой тканью. Высокий потолок в виде купола неба, усыпанного пушистыми белыми облаками, из-за которых выглядывают краснощекие пухлые херувимчики. На паркетном полу три обюссонских ковра, в которых ноги утопают по щиколотку, они были травянисто-зеленые, словно лесной мох, с букетами желтых и розовых роз.