Однажды разбитое сердце - Стефани Гарбер

чтобы запереть в ней могущественные магические предметы, несущие с собой опасность, или иностранных пленников с магическими способностями. Они сказали, что Доблесть была построена для защиты Севера от сил, которые собирались его уничтожить, но… – Аполлон сделал паузу, словно подыскивал правильные слова, и коварно скользнул ближе к ней, заставляя их ноги соприкоснуться.

Сердце Эванджелины пропустило удар.

– Все в порядке? – спросил он глубоким, неожиданно мягким и совершенно искренним голосом. Аполлон бы отодвинулся, пожелай того Эванджелина, но это бы разбило хрупкую надежду, которую он пытался спрятать за своей застенчивой улыбкой.

– Все прекрасно, – ответила она, с удивлением осознав, насколько серьезно произнесла эти слова.

С тех пор как Эванджелина впервые заподозрила, что Аполлон находится под чарами Джекса, все действия принца казались слегка вычурными и слишком нереальными. Но это – то, как он рассказывал историю, неуверенно пытаясь прикоснуться к ней, – казалось самой реальной вещью на свете, как будто именно так все и было бы, если бы Аполлон действительно заботился о ней. И это было приятно – чувствовать, что о тебе заботятся.

Она напомнила себе, что поступки принца не искренние, что это проклятие Джекса заставляет Аполлона так себя вести, но минуло слишком много времени с тех пор, как Эванджелина чувствовала себя столь значимой для кого-то. И Аполлон не знал, что на него наложено заклятие; он знал лишь то, что чувствует к ней.

Эванджелина нежно положила руку ему на колено, и Аполлон улыбнулся так, словно она только что вручила ему солнце.

– К сожалению, – продолжил он, – Доблести лгали. Они построили Доблесть не для того, чтобы защищать Север от врагов. Они построили ее ради того, чтобы запереть там мерзость, которую создали своими руками. Никто точно не знает, что сотворили Доблести, но оно было настолько ужасным, что все Великие Дома ополчились против своих правителей и отрубили головы всему их роду. Увы, они сделали это до того, как Доблести заперли свое ужасное творение, потому Великим Домам пришлось самим заточить эту мерзость в Доблести и запечатать ведущую к ней арку. Обычно арки запираются кровью, но никто не хотел рисковать, чтобы арку открыли, так и был создан особый вид замка. Пророчество.

Эванджелина боролась с желанием запаниковать. Но это была лишь одна из версий проклятой истории – а значит, она ненадежна. Но она все равно спросила:

– Как можно запереть что-то с помощью пророчества?

– Я слышал, что это объясняется так: строки пророчества действуют подобно граням и выемкам ключа. Прорицатель связывает вместе несколько пророческих строк, а затем высекает их на двери – или, в данном случае, на арке. После сих действий арка остается запертой, пока не исполнится каждая строка пророчества – и не появится ключ, который позволит открыть ее вновь. Довольно изобретательно. Если все сделать правильно, пророчество может обеспечить сохранность чего-либо на века.

– Ты знаешь, о чем якобы говорилось в пророчестве?

Аполлон выглядел удивленным, как будто собирался сказать, что пророчество – всего лишь байки. Но он продолжил веселить ее сказками:

– Эта версия истории гласит, что арка, запечатанная пророчеством, была разбита на части, которые были передали Протекторату – тайному обществу, поклявшемуся никогда не позволить арке открыться. Но никто так и не смог найти недостающие части. И почти каждый житель Севера в какой-то момент своей жизни искал их.

Заметив ее удивленное выражение лица, он пояснил:

– Вторая версия истории звучит совершенно иначе. В ней утверждается, что Доблесть была вовсе не тюрьмой для ужасной магии, а сундуком с сокровищами, где хранились самые опасные магические предметы Доблестей. Некоторые считают, что именно из-за этого правители и были убиты, потому что Великие Дома хотели выкрасть их магию и сокровища. По этой версии Смотрители – те, кто остался верен Доблестям даже после их смерти, – заперли арку пророчеством, чтобы силы с сокровищами не попали в чужие руки.

«В руки, как у Джекса».

Эванджелина видела в Джексе интерес к магическим сокровищам. К сожалению, она также понимала и то, что интерес у него мог быть и к магическому ужасу из первой версии истории.

Она попыталась вспомнить, что Джекс говорил о Доблестях, чтобы понять, в какую версию истории верит он. Но наверняка она знала лишь одно: что бы ни было заперто в арке, Джекс отчаянно желал это заполучить. Когда они добрались до арки в замке Фортуны, лицо его было преисполнено надеждой. Но почему? Почему он поверил в историю, которую Аполлон считал простой сказкой?

Надеялся ли Джекс найти величайшее сокровище Доблестей или освободить их величайший ужас?

– Когда я был юнцом, – продолжал Аполлон, – мы с моим братом Тиберием отправлялись на поиски Доблести. Это была одна из наших любимых забав… – В голосе Аполлона прозвучала тоска, и он замолчал, погрузившись в воспоминания о брате, которого так редко упоминал.

Когда Эванджелина только переехала в Волчью Усадьбу, болтливый слуга поведал ей, что покои Тиберия находятся рядом с ее комнатой. Но когда Эванджелина попыталась задать другие вопросы, губы слуги плотно сомкнулись. Аполлон постоянно опровергал слухи о том, что после помолвки с Эванджелиной они с братом снова поссорились. Но Эванджелина так и не увидела Тиберия в стенах замка, а всякий раз, когда интересовалась у Аполлона, куда подевался его брат или почему тот уехал, он лишь отвечал, что она полюбит Тиберия, когда они наконец встретятся. Затем Аполлон резко менял тему.

У Эванджелины возникло искушение снова расспросить Аполлона о его брате, пока не наступил завтрашний день и все не изменилось. Потому что завтра между ними уже ничего не будет как прежде. Потому что Эванджелина собиралась выйти замуж за Аполлона. Джекс обещал снять проклятие с Аполлона, и тогда принц, возможно, никогда больше не посмотрит на нее так, как смотрел сейчас.

Она не знала, правильно ли поступает или нет. Она знала лишь то, что после сегодняшнего вечера хотела поступить именно так.

Держать Аполлона под этим проклятием равносильно тому, чтобы позволить Марисоль и Люку оставаться каменными статуями, – хоть это и было не так болезненно для Эванджелины, но она не могла с ним так поступить. Не могла обречь Аполлона на жизнь под заклятьем.

Пророчество все еще терзало душу Эванджелины, и, пока она ничего конкретного не узнала об Арке Доблестей, решила делать сейчас то, что в ее силах. И Эванджелина знала, что единственный способ спасти Аполлона от его проклятья – это выйти за него замуж, невзирая на последствия.

– Эванджелина, любовь моя, с тобой все в порядке? Почему ты дрожишь?

Она взглянула на свои руки. Когда