Я живу в этом теле - Юрий Никитин

Маринка с чашкой в руке, грациозно двигая тугими бедрами, подошла и наклонилась над моим столом:

– Что читаешь? А, «Из рук в руки»… Брачные объявления не здесь, переверни еще страниц десять.

Я покосился в глубокий вырез блузки. С этой позиции хорошо видны две тугие молочные железы, полукруглые, как чаши, рассмотрел даже розовые ободки, что острыми кончиками натягивают тонкую ткань.

– Меня не интересуют, – пробормотал я, – брачные.

– Знаю, знаю, – сказала она насмешливо, ее глаза говорили ясно, что видят, куда я все еще смотрю неотрывно, – но рубрика с предложением внебрачных связей идет как продолжение, под тем же номером.

– Неинтересно, – буркнул я. Она вроде бы удивилась, потом протянула понимающе:

– А, потянуло на что-нибудь рыбное?..

– Почему рыбное? – сказал я хмуро. – Разве в той области можно что-то найти?

– Нет, – ответила она очаровательно. – Но Дон Жуан искал, бедняга.

– В рыбном?

– Нет, вообще в плотском омуте.

Я наконец оторвал взгляд от молочных желез, чертов разумоноситель, уже начал откачивать кровь от головы книзу, наши глаза встретились. Маринка смотрела насмешливо. Когда-то я пытался ее поиметь в обеденный перерыв прямо за этим столом, она не далась, я предложил тогда встретиться в постели у нее дома, она снова фыркнула, а на ритуальное ухаживание с обязательной встречей в кафе не было ни времени, ни желания, благо теперь женщины доступнее порции мороженого.

– Маринка, – спросил я проникновенно, – ты что, уже созрела?

– Для чего? – удивилась она. – Я просто увидела, что ты уставился в рубрику, где предлагают услуги колдуны, гуру, шаманы, гадалки, ясновидящие… А это значит, что у тебя что-то либо с глазами, либо с головой.

– Тебе что, жаль меня стало?

– Говорят, ты неплохой работник, – сказала она с сомнением. – Я бы так не подумала, но… вдруг на твое место придет что-то еще хуже?

– Спасибо.

– Всегда пожалуйста.

Я снова пошел шарить глазами по объявлениям о снятии порчи, сглаза, пробормотал:

– Маринка, ты просто умница… почти красивая. Хоть и не пользуешься косметикой.

– Я пользуюсь, – ответила она независимо, – только не штукатурюсь. Ты в самом деле не заболел? С тобой что-то случилось?

Она видела, что я не отрываюсь от этой рубрики, и в голосе насмешка сменилась участием.

– Просто интересуюсь.

– Ох, смотри…

Я спросил невольно:

– Ты о чем?

– Такие, как ты, просто так не интересуются оккультными штуками. Там ни баб, ни дешевой выпивки…

– Вот как? А что со мной?

Ее серые глаза были участливыми, а голос стал совсем серьезным:

– Если заболел… я имею в виду, серьезно заболел, то лучше все же традиционная медицина, чем шарлатаны с бубнами. Даже если называют себя Магистрами Оккультной Академии.

Она все еще не отходила к своему столу, и я подумал, что я ей все-таки нравлюсь. Возможно, уже жалеет, что не дала себя поставить тогда, не предполагала, что на более сложные варианты я просто поленюсь.

– Нет, – ответил я честно, – у меня нет ни рака, ни СПИДа, ни даже простатита. По крайней мере, полагаю, что нет. Просто смотрю…

Она присела на край противоположного стола. Ее красивые ноги оказались в центре моего зрения, она красиво скрестила их, но я поднял глаза, встретил ее взгляд, все еще серьезный, встревоженный,

– Такие объявления так просто не смотрят, – проговорила она медленно. – Но если тебя почему-то заинтересовало это…

– Заинтересовало, – признался я.

– …то сходи к далай-ламе сайонтистов. Меня туда Ольга таскала трижды, ты ее знаешь, она тебя тоже посылала. Она в соседнем отделе, ты к ней пытался, потом ко мне… Она прямо влюблена в этого ламу. Называет его Учителем, Верховным Гуру. На самом же деле он – Степан Твердохлеб, неудавшийся художник, потом неудавшийся учитель, строительный рабочий, затем еще много чего неудавшегося, а сейчас вот раз, два, и сразу в дамки!

Ноги ее покачивались, юбочка коротенькая, на уровне моих глаз загорелые ляжки, как две сходящиеся дороги, уходят под навес, в тень, где внутренней стороной соединяются, увы, прикрытые в самом интересном месте тонкой полоской ткани, слегка вздутой и чуть увлажнившейся от жары. Я рассмотрел даже выбившиеся из-под ткани золотистые волоски, кровь, как расплавленный свинец, медленно, но неуклонно стекала в мои гениталии, распирала, в мозгу сразу встали во всей яркости и затмили все остальное сочные чувственные картинки.

Улыбка скользнула по ее припухлым губам, когда увидела, как сжимаются мои пальцы. Может быть, даже поняла, что именно я мысленно с нею проделываю.

– Неудавшийся, – пробормотал я, голос мой слегка охрип, кровь и гормоны так бурно и мощно перераспределялись по телу, что меня качало, а в голове зашумело, как при ливне, – неудавшийся в одном… может добиться чего-то в другом.

– Ого!

– А что он проповедует?

Улыбка на ее губах стала чуть менее уверенной:

– Ты в самом деле хочешь знать?

– Хочу.

– Ты даешь… – произнесла она.

– Это я сегодня уже слышал, – ответил я. – Дашь адресок?

Она задумалась на миг:

– Вообще-то он не принимает незнакомых людей. Сейчас, как ты знаешь, усиление борьбы с разными всякими. Ну, сектами, религиозными обществами. Чересчур многие увлеклись, а властям нужны прежде всего строители. Строители этого общества, а не того, что за облаками! Его уже привлекали, не хочет неприятностей.

– А если через твою подругу?

– Я вас свяжу, – пообещала она.

Я смотрел бараньим взором, как она соскочила с края стола, развернулась, качнув бедрами, и пошла от меня, двигая вздернутым задом. От нее шел тонкий зовущий запах, он, как тонкое лезвие стилета, проник между пластинами моей брони.

– Маринка, – позвал я. – А если выберешь время ты?

Она оглянулась без удивления. Я прочел в ее глазах, что все дальше пойдет по ее сценарию, понятному и для меня, а каждое звено в сценарии состоит из алгоритмов и алгоритмиков, давно принятых нервными системами наших разумоносителей почти на уровне рефлексов.

– Подожди меня после работы, – определила она.

Она вышла из мрачных огромных дверей нашего института почти голая. Прямые солнечные лучи сразу пронизали крохотную юбочку, что все так же едва прикрывает ее яйцеклад, и тончайшую маечку, которую вызывающе натягивают, едва не протыкая, соски здоровых молочных желез. Ее короткие торчащие волосы заиграли сотнями мелких искорок, похожих на крохотные солнца.

– Не жарко тебе в джинсах? – заметила она критически. – И зимой, и летом… Впрочем, мужчины и должны быть чуточку неразборчивы в одежде.

– Теперь мужчины даже красятся, – напомнил я.