Маэстро - Волкодав Юлия

В раздевалке телецентра Марик оставил дубленку, по школьной привычке сунув шапку в рукав, переобулся в запасные туфли, которые принес в пакетике. Не только из уважения к останкинским уборщицам – зимние ботинки, увеличиваясь в кадре, смотрелись совсем уж огромными и несуразными. Узкие концертные туфли хотя бы визуально делали ноги более изящными. Да, он форсил. В последние годы все больше: рубашки с вышивкой, блестящие лацканы пиджаков. Артист должен быть красивым, привлекательным. Особенно если за тобой всегда бежит толпа восхищенных девчонок, а под дверью квартиры ты каждый день находишь цветы и открытки. Правда, Кигель с ухмылкой утверждал, что букеты предназначались ему, просто девочки не знали, что в квартире одного известного певца живет другой известный певец. Оба смеялись, но оба понимали, кто настоящий любимец женщин.

Марат успел подняться на третий этаж и почти дойти до нужной студии, когда вспомнил про деньги. Две тысячи рублей, оставленные в кармане дубленки в раздевалке. Он тут же развернулся и поспешил назад. Не то чтобы он сильно переживал. Ну кому надо шарить по карманам? Не гардеробщице же, тете Маше, которая отчитывает за оторванную петельку даже Народных артистов СССР, не говоря уж про такую «мелочь», как он или Кигель? А сегодня он и не видел тетю Машу – она часто отсутствовала на рабочем месте, и тогда артисты сами заходили в гардероб и просто вешали одежду на свободный крючок. Ну и кто из них полезет по чужим карманам? Не школьники же.

Марат легко отыскал свою дубленку, сунул руку в карман. И не обнаружил ровным счетом ничего. Пачка денег исчезла. За какие-то десять минут, пока он ходил туда-сюда. Две тысячи рублей, практически машина.

Передачу записали быстро, пришлось делать всего два или три дубля. Еще полчаса пили с Оленькой кофе и обсуждали артистические будни. Про деньги Марат, разумеется, не сказал ни слова. Шутил, улыбался, веселил красивую редакторшу. А выйдя из телецентра, пошел к телефону-автомату, с трудом отыскал двухкопеечную монетку и набрал номер Мопса, с которым расстался утром в аэропорту.

– Опять ты? – пробормотал сонный Левон Моисеевич. – Марик, я не успел соскучиться. А твой золотой голос, которой так любят все женщины нашей страны, я уже слышать не могу. Дай поспать, а?

– Мопс, поехали работать, – весело отозвался Марат, уже предчувствуя реакцию.

– Ты с ума сошел? – взвыл импресарио. – Кто мечтал три дня из дома не выходить? Марат, я уже забыл, как моя жена выглядит! Тебя что, Кигель покусал? Это он у нас машина для звукоизвлечения вроде, а не ты.

– Мопс, у меня деньги кончились! Работать надо!

На другом конце трубки Левон Моисеевич истерически зарыдал. А через неделю они рванули в новый гастрольный тур.

* * *

Эта песня с тобой на-все-е-гда!

Марат закончил на высокой ноте, распахнув руки в стороны. По лицу ручьями струился пот, белоснежная рубашка с франтовским бантом на груди тоже промокла насквозь. Концерт длился уже два с половиной часа, на тридцать минут дольше запланированного. А публика сходила с ума, стояла в проходах, толпилась у сцены, несмотря на протесты администраторов зала, аплодировала в такт, требуя продолжения.

– Марат! Браво! Браво, Марат!

– «Весеннюю песенку»!

– Бис!

– «Первый поцелуй»!

Марат раскланивался и думал о двух неутешительных вещах. Первое: публика не собиралась расходиться. Она готова не только к третьему импровизированному отделению, которое он отрабатывает уже полчаса, а и к четвертому. Может быть, даже к пятому. Вторая неутешительная мысль была о том, что выкрикивают из зала почему-то только названия самых глупых песен его репертуара, к популярности которых Марик уже начинал ревновать. Нет, когда они с Рудиком придумали и записали «Весеннюю песенку», когда она зазвучала изо всех окон, они радовались. Но потом тот же Рудольф написал «Благодарность музыке» – песню-элегию, песню-посвящение их школьным педагогам, еще несколько достаточно серьезных вещей как в плане смысловой нагрузки, так и с технической точки зрения. Им обоим казалось, что новые песни на две головы превосходят старые, но публика упорно требовала те, первые, которые попроще, полегче, с прилипчивыми мотивами, под которые можно танцевать в клубе, ну или хотя бы в проходах концертного зала.

– Еще! Еще! – требовала толпа.

Но Марик просто не мог «еще». Он уже на последней песне чувствовал, что связки на пределе, что осталось совсем чуть-чуть – и он захрипит. А завтра новый город и новый концерт. Да и эмоционально он выложился по полной программе, чуть ли не в каждой песне выворачивая душу наизнанку. Он ведь не просто пел. Он действительно проживал на сцене и радость влюбленного солдата, возвращавшегося к девушке в родное село, и трагедию Стеньки Разина, швырнувшего за борт красавицу-княжну, дабы не ударить в грязь лицом перед своим разудалым войском, и восхищение лирического героя перед очарованием русской природы в «Благословляю вас, леса». Вытаскивал из себя целую гамму чувств на протяжении этих двух с половиной часов, и теперь чувствовал полную опустошенность.

– Еще! Еще! Бис!

Нет, с него хватит. Он приложил обе руки к сердцу, потом к губам, посылая воздушные поцелуи всему залу, и сделал извиняющийся жест, склоняясь в легком полупоклоне. Мол, я бы всей душой, но больше не могу. И быстро-быстро ушел за кулисы, где уже стояли Алла и Мопс.

– Марик, ты великолепен, как обычно! – выдал Мопс традиционную фразу, которой всегда встречал своего артиста.

Марат так же традиционно ее проигнорировал. Сейчас его куда больше интересовала Алла, державшая наготове все необходимое: влажное полотенце, чтобы вытереть остатки грима вместе с потом, и кружку горячего чая с молоком и медом – отличный способ восстановить голос, да и просто вкусный напиток, который ему чертовски нравился. Маленькая награда за хорошее выступление.

Одновременно вытираясь и прихлебывая чай, он быстро-быстро дошел до гримерки. Теперь переодеться – и в машину. Вещи уже собраны, машина стоит у входа, все ждут только его. Схема отработана до мелочей, медлить нельзя: сейчас кому-нибудь из зрителей, а точнее зрительниц, обязательно придет в голову мысль об автографе. За одной последуют другие, и через десять минут сюда будет прорываться толпа экзальтированных барышень. Такая же толпа наверняка выстроится у черного входа. Так что долго рассиживаться после концерта крайне опасно. Да и незачем – отдыхать гораздо лучше в гостинице.

Конечно же, девушки уже его поджидали. Пока не очень много, но, если уделить хотя бы минуту каждой, он отсюда не уедет до утра. Марик вымученно улыбался поклонницам, протискиваясь к машине и жестами показывая, мол, ни минутки свободной. Алла шла следом, раздавая желающим его фотокарточки, заранее подписанные. Слегка разочарованные девушки их брали – лучше, чем ничего. Наверное, их разочарование было бы еще больше, если бы они узнали, что расписывается на этих карточках не Марат, а Алла, выучившая его подпись.

Они вместе устроились на заднем сиденье «Волги», Марик откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. В голове все еще звучали мелодии сегодняшнего концерта.

– Марат. – Алла дотронулась до его руки. – Просили тебе передать, в городе Кигель. Тоже в «Центральной» живет.

Марик с неохотой разлепил веки. Он с трудом представлял, в каком они сейчас городе и какого черта тут забыл Андрей. Потом вспомнил. Свердловск. Но Андрей-то тут зачем? Не подряд же у них концерты? Впрочем, из Свердловска очень удобно колесить по всему Уралу, популярные артисты старались именно так и делать – останавливаться в большом городе, в более-менее приличной гостинице, а оттуда уже выезжать в окрестные города и села на концерты.

– Значит, быть пиру, – улыбнулся Марат, но улыбка получилась вымученной.

Сегодня у него не осталось сил даже на посиделки с друзьями. Все-таки два гастрольных тура без передышки – это слишком много.